Порочный Торн (ЛП)

С тех пор, как я развлёкся в Корнуолле с красивой ведьмой, которая использовала меня только для удовольствия и для того, чтобы попасть в мой семейный дом. Однажды в июне она чуть не вытащила нас на улицу. Её мощное заклинание сорвало с наших окон их покровы и застало нас всех врасплох. Моей матери потребовались недели, чтобы исцелиться, а отец так и не простил меня.
— Они все живы. Я слышу их сердца. — Голос Кэшела сдавлен голодом. Он всё ещё недостаточно силён, чтобы сдерживать жажду дольше, чем одну или две ночи. Мне придётся быть начеку, когда мы освободим Натали.
— Они не убьют их, если не будет аудитории. Отец хочет, чтобы они боялись. Он любит зрелища.
— Как и я. Думаю, что если бы он был человеком, то устроил бы шоу уродов исключительно ради того, чтобы привлечь внимание.
— Спасибо за твою помощь, кузен. Ты подвергаешь себя большому риску.
— Как я уже сказал, мне надоело здешнее однообразие. Отцы получают слишком много удовольствия, создавая беспорядки для ведьм. Я мог бы убить их всех, пока они спали, если бы только приказали. Но мы извращаем умы горожан и убеждаем их совершать наши грязные дела. На мой взгляд, это позор. Мы проводим ночи, прячась под покровом дьявола.
Меня охватывает отвращение при воспоминании о том, что я натворил за это время. Горожан я заводил в тёмные переулки и заставлял верить, что их судьбы связаны с ведьмами и их заклинаниями. Мой отец хуже. Пытал девочек до припадков безумия. Убеждал их обвинять Сару и её ковен.
— Скоро начнётся повешение. Ты знаешь, что делать, — говорю я Кэшел.
Он стискивает зубы и натянуто кивает. В моём кузене есть что-то хорошее, даже если он не хочет этого признавать. Моя семья может считать меня мягким, наименее похожим на вампира, но мне нравится думать, что мы все можем существовать вместе. Ведьмы, оборотни, фейри и вампиры. Мы можем быть не просто врагами. За последние несколько столетий я доказал свою правоту. Но 1692 год был мрачен. Страх был безудержным, и моя семья воспользовалась этим.
Кэшел крадётся прочь, его фигура почти растворяется в тёмной линии деревьев. Виселица стоит рядом с тюрьмой, нависая зловещим присутствием, которое заставляет мою кровь гудеть от страха.
Натали не умрёт этой ночью. Она не может. Я не позволю.
— Я иду за тобой, Натали. Обещаю. — Я шепчу слова для себя, как будто, произнося их в тишине тёмной ночи, они звучат более правдиво.
Тюремщик покидает свой пост, встаёт и вытягивает руки высоко над головой. Он меня ещё не видел. Ему и не нужно. Мне не нужно, чтобы он выполнял что-то, кроме своего долга. Но если он тронет хоть один волосок с головы Натали, я заставлю его заплатить. Приглушенный разговор плывёт по воздуху, отчаянный гул предвкушения исходит от приближающихся людей.
Жители Салема прибыли, их фонари горят, свечи источают аромат тающего воска, факелы отбрасывают оранжевые и жёлтые отблески. Люди выглядят как орда зомби, приближающихся и уничтожающих всё, что видят. Их паранойя — это болезнь, созданная моим отцом.
— Убить ведьм, — рычит один из них. — Мы слишком долго давали им приют. Их кормят и поят, они защищены от непогоды. Они не заслуживают ничего, кроме страданий, которые причинили нам и нашим дочерям. Повесить их!
Остальная часть толпы начинает аплодировать, повторяя скандирование
— Повесить!
Из толпы выходит палач вместе с главарём толпы, судьёй Джоном Хоуторном.
— Эти женщины умрут сегодня на рассвете. Мы обеспечим безопасность Салема до наступления рассвета, очистим землю и защитим наших дорогих дочерей, — говорит Хоторн.
Я хочу убить этого ублюдка, но знаю из первых рук, сколько манипуляций разуму претерпел он от отца. Он боится. Они все.
— Бейлиф, выведи ведьм.
Тюремщик кивает и снимает с пояса тяжёлую железную связку ключей.
— Что сделать с молодой? Она не предстала перед судом.
Судья Хоуторн усмехается.
— Она продемонстрировала тёмную магию прямо у меня на глазах. Я не позволю ей ещё чем-то запятнать наш город. Я считаю её виновной. Её вздёрнут вместе с остальными.
 
Тюремщик снова кивает и шагает к покрытой грязью двери, прежде чем отпереть её и отодвинуть тяжёлую деревянную створку в сторону. Моё тело зудит от необходимости остановить это, заключить Натали в свои объятия. Что она думает обо мне? Я скрыл от неё самый важный факт о себе. Скрыл правду и воспользовался её доверием, не заслужив его. Она заслуживает лучшего.
Три женщины, Натали, Сара и ещё одна, которую я не знаю, одетые в грязные шерстяные рубашки, идут к нам от входа в тюрьму. Они в грязи и копоти, волосы растрёпаны и засалены, глаза затравленные. Я не могу удержаться и прижимаю ладонь к клейму на груди. Я был так близок к спасению Сары. К спасению их всех. Пока мой отец не узнал, чем я занимаюсь. Спрятать Сару в надежде, что она сможет убежать, единственный выбор. Но отец был слишком силен, слишком опасен, и увидел правду о том, что я делал, когда вторгся в мои мысли. Сара умерла, потому что я был слишком слаб.
Натали не умрёт. Я смотрю на свою Натали и молюсь, чтобы она захотела выслушать мою версию этой истории. Если нет, я не знаю, как переживу её потерю.
  
Глава 18
 
Натали
Цепи на моих запястьях и лодыжках тяжелее, чем я представляла. Мне следовало бы знать лучше. Я уже пережила это однажды. Холодная рука страха сжимает сердце, заставляя меня бороться за контроль над каждым вдохом. Я не уступлю. Эти люди не победят. Я верю в свои силы. Камни впиваются в босые ступни, боль пронзает ноги с каждым шагом. Сара идёт прямо, с высоко поднятой головой, хотя её конечности трясутся от явного ужаса.
Нас толкают вперёд, мы идём по тропинке в темноте, освещённой только луной и светом факелов зевак.
— Сара, что нам делать? — шепчу я.
— Тихо, ведьма. Или будем вынуждены заткнуть твой порочный рот кляпом. — Стражник за моей спиной сильно толкает меня какой-то палкой, давление отдается в ноющие мышцы.
— Не прикасайся ко мне, — шиплю я.
— Дикарка, — бормочет он. — Очень жаль, что тебя отправляют в петлю. Я мог бы показать тебе ошибочность твоих поступков и помочь искупить грехи.
Я поворачиваю голову и плюю на него. Его вопль возмущения, прерывается криком в толпе. Обнажённая женщина стоит, её полные груди бледны в лунном свете.
— Он пришёл. Он пришёл за мной.
— Кто мучает тебя, Мэри? — спрашивает судья.
Она проводит руками по своему телу, вниз, между ног, соски трепещут на холодном воздухе.
— Его послали ко мне. Он хочет заявить на меня права.
— И снова я спрашиваю тебя. Кто? — Голос судьи звучит жёстко и требовательно.
Она ничего не говорит. Вместо этого протягивает дрожащую руку и указывает прямо на него. Затем она бьётся в конвульсиях и валится на землю, всё её тело содрогается, когда она впадает в глубокий припадок. Изо рта у неё пошла пена, глаза закатываются так, что мы видим только белки. Толпа кричит, и все отступают назад, вместо того чтобы попытаться помочь. В считанные мгновения все превращается в хаос. Толпа разражается страшными воплями и неистовыми движениями, пока женщина продолжает биться.
Огни вокруг гаснут один за другим, и в темноте, освещаемой только лунным светом, я чувствую, как холодные руки сжимают мои запястья, и укус стальных наручников исчезает, когда они падают на землю.
— Идём, — говорит мужчина, и в его голосе слышится та теплота, в которой я так отчаянно нуждалась.
— Сайлас?
— Тише. Пойдём со мной. Кэшел позаботится обо всём остальном.
— Но Сара. Марта.
— Он приведёт их. Клянусь.
Я киваю и позволяю ему подхватить меня на руки. Он бежит так быстро, что я не могу разглядеть ничего, кроме теней деревьев вокруг нас. Когда мы останавливаемся, оказываемся у кромки воды, голубоватое свечение ночного неба отбрасывает на него тёмные тени и жуткую бледность. Он всё ещё сногсшибателен.
Но знание того, что он Блэкторн, что солгал после того, как узнал о моих страхах, вызывает желание дать ему пощёчину.