Три розы
— Оставь его и проваливай! — велел он.
Эзекиел открыл дверь конюшни.
— Я все равно доберусь до тебя, девчонка, — процедил он сквозь зубы. — Я знаю, куда ты направляешься, и говорю тебе: ты никогда туда не попадешь. Судный день наступает.
И он пропал в темноте ночи. Лыоис исчез следом. Обессиленная Женевьев облегченно вздохнула и привалилась к стене.
Адам не позволил ей расслабиться:
— Мы должны уехать отсюда прежде, чем они приготовят засаду. Поспеши, Женевьев. О черт, что ты делаешь?
Она бросилась к нему на шею и разразилась слезами.
— Спасибо, что ты поверил мне.
Он обнял ее, наклонился, поцеловал в лоб и тут же неловко отстранился.
— Пойдем, дорогая.
Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и стояла, улыбаясь ему и удивленно глядя прямо в глаза.
— А теперь что? — грубовато спросил он.
— Ты назвал меня «дорогая», — заикаясь пролепетала она.
— Да, назвал. Ну, пошли… Пошли, пошли скорее! Он попытался посадить ее в седло.
— Моя постель! — воскликнула Женевьев.
Она огляделась и, увидев скатку в углу стойла, хотела ее поднять, но не успела — Адам уже схватил сверток и закинул его за седло.
Весь похолодев, он недоверчиво уставился на стодолларовую бумажку, которая выпала из скатки и, медленно кружась, приземлилась у его ног.
Несколько секунд он оторопело смотрел на банкноту, затем наклонился и поднял ее.
Адам не сказал ни слова, он лишь с любопытством посмотрел на постельную скатку. Прежде чем Женевьев догадалась, что он хочет делать, Адам развязал веревку, обмотанную вокруг постели, и раскрыл.
Сотни банкнот дождем посыпались к его ногам. Адам почти не сомневался в том, какова их общая сумма, но на всякий случай решил уточнить.
— Четыре тысячи? — спокойно спросил он, пристально глядя на Женевьев.
Она покачала головой:
— Около пяти. Четыре тысячи семьсот три доллара.
— Деньги Эзекиела, насколько я понимаю? — От сдерживаемого гнева лицо его стало серым.
Однако Женевьев отнюдь не выглядела виноватой, на лице ее не было и тени сожаления или волнения.
— Не хочешь ли объяснить, каким образом они к тебе попали? — любезно осведомился Адам.
Она скрестила руки на груди.
— Я не крала денег Эзекиела.
Он поглядел на лежащую перед ним несомненную улику и отступил в сторону.
— Адам!
— Что?
— Ты должен мне верить.
Глава 10
С той минуты как он встретил Женевьев, она только и делала, что лгала — по крайней мере, такое создавалось впечатление, — и у Адама не было абсолютно никакой причины верить ей сейчас. Но несмотря ни на что, Адам Клейборн верил Женевьев Перри.
Если она не воровка, то должно быть какое-то логическое объяснение несомненному факту, что у нее находятся деньги, за которыми охотится Эзекиел Джонс. И он, Адам, хочет услышать это объяснение из ее собственных уст.
Он не произнес ни слова, пока они не разбили лагерь милях в двенадцати к югу от Грэмби. Адам попросил девушку последить за костром, а сам отправился посмотреть, нет ли поблизости их преследователей. К тому времени когда он возвратился, она уже развернула постель, а на огне варился в котелке кофе.
Женевьев ждала, пока Адам расседлает лошадей и поужинает, чтобы поговорить на неприятную для них обоих тему.
— По-моему, не слишком надежно хранить деньги в сумке: Эзекиел, несомненно, прежде всего примется искать именно там, — вполголоса сказала она.
— Одна надежда, что он не доберется до нее и не заглянет, — ответил Адам, вспомнив, что положил сумку рядом с постельной скаткой. — Куда ты дела деньги? — удивленно спросил он, увидев, что сумка исчезла.
Девушка указала на валун футах в двадцати от нее.
— Я спрятала сумку в кустах за камнем.
Адам сел рядом с ней и подкинул сучьев в огонь. Женевьев предложила ему яблоко и, когда он отрицательно покачал головой, положила его себе на колени.
— Тебе удалось выяснить, преследует нас Эзекиел или нет?
— Судя по всему, он на время вынужден был отказаться от этой затеи, — ответил Адам. — Облака сильно сгустились, и если даже он собирается продолжить погоню, то в такой темноте не разглядит наших следов.
— Не заметит ли он дым от костра?
— Сквозь такой туман? Вряд ли.
— Почему здесь так влажно?
— Мы недалеко от Джанипер-Фоллз, — пояснил Адам. — Женевьев, о чем ты думала, когда тащила с собой эти деньги? Да еще оставила их в конюшне.
— Никому и в голову бы не пришло позариться на старую постель, — сказала она. — Там они были в большей безопасности, чем в салуне.
Адам пытался говорить сдержанно.
— Думаю, тебе следует объяснить мне, каким образом попали к тебе деньги Эзекиела, если ты утверждаешь, что не брала их, — стараясь говорить сдержанно, произнес Адам.
— О, на самом-то деле я стянула деньги у него.
Адам открыл рот.
— Что-о?!
Она успокаивающе положила руку ему на колено.
— Не сходи с ума, пока не выслушаешь до конца. Да, я взяла деньги у проповедника, но они никогда ему не принадлежали. Можешь считать, что я украла их у вора. Да, именно так и есть, точнее не скажешь, — кивнула она.
— Давай-ка с самого начала и по порядку.
— Ненавижу, когда ты мне приказываешь!
— Я слушаю, Женевьев.
Его нетерпение раздражало девушку. Она кинула яблоко обратно в мешок и сложила руки на коленях.
— Я говорила тебе, что ходила в ту же самую церковь, что и твоя мама, и пела в хоре, — начала она. — Один раз в году, на Вербное воскресенье, прихожане выбирают проповедника для чтения проповеди. Однажды выбрали преподобного Томаса Керримана. Он попросил у нас помощи, сказав, что намерен везти в Канзас большую группу семей, которые хотят присоединиться к тамошним поселенцам. Эти люди оказались в очень тяжелом положении, Адам. У них не было ничего — ни денег, пи одежды, ни еды, — только одно желание: начать новую жизнь. Преподобный Керриман был их Моисеем.
— Он похож на Эзекиела Джонса?
— О нет, полная противоположность! Я знала Томаса еще до того, как он стал проповедником, — мы росли в одном приходе, и знаю достоверно, что он честный и порядочный человек. Он никогда бы никого не обманул.
— Так что же случилось?
— Эзекиел тоже был там. Он вышел вперед и пообещал Керриману помочь. Он указал на хор и сказал, что если его участники согласны, то он повезет нас по городам: мы будем петь, а все пожертвования тюйдут на дело Керримана. Эзекиел заявил, что мой голос гарантирует крупные пожертвования. — Она смущенно кашлянула.
— У тебя действительно красивый голос, Жеиевьев, — похвалил Адам.
— Спасибо, — ответила девушка. — Мой отец, говорил, что Бог каждому дает какой-нибудь талант и только от нас зависит, во зло или во благо мы его обращаем. Раньше я не понимала, что это значит. А теперь поняла.
— На примере Эзекиела?
— Нет, самой, себя. Я позволила ему вскружить мне голову уверениями в моей исключительности. Я любила выходить и солировать, Адам, я стала мечтать об известности и успехе! Я гордилась собой, а он все опутывал и опутывал меня паутиной лести. Мне так стыдно! Я вела себя как испорченный ребенок, — печально сказала девушка. — Я стала высокомерной и заносчивой, и очень скоро у меня осталась единственная подруга в хоре — Лотти.
— Та, которая послала тебе телеграмму?
— Да, — ответила Женевьев.
— Понятно… — неопределенно протянул Адам. — Итак, вы поехали по городам, пели и собирали деньги.
— Верно. — Женевьев вздохнула. — Эзекиел становился все требовательнее, мне не разрешалось даже никуда выходить с подругой. Он нанял людей следить за мной…
— Льюиса и Хермана?
Женевьев кивнула.
— Эзекиел сказал, что они будут меня защищать, если понадобится, но я боялась их больше, чем тех, от которых они якобы должны были меня защищать. Я все еще упрямо стремилась к своей мечте стать известной певицей, но потом кое-что произошло, и я поняла, какую пустую и мелочную жизнь вела.