Лукреция с Воробьевых гор
И в доказательство я сплела руки на его шее и поцеловала так крепко, что губы заболели.
— «Страстная, безбожная, пустая», — шептал Игорь, отдышавшись.
Разве можно забыть такой день? Мы были женаты больше года, но будни пока не одолели и праздники то и дело выпадали на нашу долю.
Мы с Асей пили чай в нашей родной башне и разговаривали. Беседа была грустной, будущее неясным, перспективы не радовали.
— У тебя все устроилось блестяще, ты везунок, — с обидой жаловалась Аська. — И работу тебе подыщут его родственники. А мне только камень на шею и в Москву-реку…
И Аська зарыдала, упав лицом на подушку. Через две недели она покидала уютную башню и возвращалась к себе в Орехово-Зуево, где мать подыскала ей место в школе. Ничего лучшего пока не предвиделось, а уезжать по распределению в Астрахань или Узбекистан она не хотела.
Все это ее мучило. С первого курса Аська мечтала, что нас, выпускников первого в стране вуза, ждет особая судьба, престижная работа. Но престижных мест на всех не хватало.
— В мире нет больше такой блатной страны, как наша, — со злостью роптала она. — И жратва, и тряпки, и хорошие должности распределяются только по связям и знакомствам.
Комплекс несправедливости Аську замучил. Она все время оглядывалась на других, сравнивала и невыносимо страдала. А тут еще я, как бельмо на глазу, со своими счастливыми переменами. Мне бы исчезнуть из ее жизни, как лишнему раздражителю, но Аська вовсе и не думала меня отпускать.
Вовсе не из-за этих неприятностей она так убивалась и плакала ночами вот уже месяц. Усатый Жорик, который с первого дня внушал мне стойкое отвращение, недавно бесцеремонно с ней порвал. Бедная Аська переживала первое в своей жизни предательство.
Их отношения продолжались больше года и давно перестали быть платоническими. Свадьба намечалась на весну или лето. Аська уже присматривала ткань на платье и белые туфли. Она обожала это усатое чудовище, аспиранта из Тбилиси, который в первый же вечер в прямом и переносном смыслах сбил ее с ног своей неотразимой напористостью.
— Я была для него просто не самым лучшим вариантом, и он держал меня про запас. Потом подвернулось что-то получше, и он тут же сбежал. — У Аси всегда было достаточно здравомыслия, она сразу раскусила своего бывшего возлюбленного и уже не обольщалась на его счет.
— Может быть, все к лучшему, Анна, — утешала я ее. — Ну какой Жорик муж? Твоя семейная жизнь стала бы кошмаром.
— Может быть, и к лучшему. Но каково мне сейчас? — трагическим голосом отвечала Аська.
Больше всего на свете она боялась совсем не выйти замуж.
— Ну уж это тебе совсем не грозит! — совершенно искренне разуверяла я. — С твоей-то внешностью! На тебя даже на улице оглядываются. Особенно ты нравишься зрелым мужчинам от сорока до пятидесяти. Среди таких поклонников и ищи себе мужа.
— Вот еще! Зачем мне такой старикан. Я хочу молодого, красивого мужа, — возмутилась Аська.
У нас с ней почти во всем вкусы расходились. Меня всегда тянуло именно к зрелым, мудрым мужчинам, хотя и привелось выйти замуж за ровесника. Но спорить с подружкой я не стала. Между тем Анна встала из-за стола и вдруг извлекла из шкафа бутылку «Старой крепости», уже початую. Я удивленно посмотрела на нее и на «Старую крепость». Раньше ничего подобного за Аськой не замечала.
— Вчера вечером так паршиво стало на душе, что купила и хлопнула целый стакан. Одна, — призналась она. И предложила: — Давай выпьем знаешь за что? Честолюбивые мечты мечтами, а реальная жизнь, та самая, обывательская, скудная, безрадостная, — совсем другое. Что поделать — жить надо. Вот пойду я осенью в школе, буду вечерами над тетрадками корпеть. Стоило для этого стремиться в университет?
Аська умела нагнать черную тоску. Мрачная безысходность, как табачный дым, повисла над нашими головами. И я решительно запротестовала:
— Нет уж, нет уж. За эту твою жисть я пить не буду. Давай лучше попрощаемся с нашей башней. Я в ней прожила счастливейший год. За башню из слоновой кости и чтобы жить в ней до старости!
Я подняла свой стакан и пригубила. Аська, правда, поворчала, что эти метафоры у нее уже в печенках. Потом я в последний раз посидела на широком подоконнике, полюбовавшись с высоты на смотровую площадку, и навсегда простилась с нашей башней.
Приятно доставлять радость близким, поэтому через две недели я Аське первой сообщила новость, тем более что мне было совестно за свое якобы привилегированное положение.
— Кто пророчил, что новая родня пристроит меня на теплое местечко? Знаешь, где я буду работать? В библиотеке технологического института всего лишь.
Аська сначала опешила, а потом вся просияла. Для бедняги это стало единственным приятным событием за последнее время. Школу Ася считала никудышным распределением, но библиотеку — просто падением, унизительной и ничтожной работой.
Вчера явилась к нам Варвара Сергеевна с новостью: она подыскала мне тихое местечко. Заведующая их институтской библиотекой — ее приятельница, так что расположение начальства мне обеспечено. Библиотекари у них работой не перегружены, часто подменяют друг дружку. Можно прийти на два часа позже и уйти на два часа раньше. В общем, синекура.
— Это немаловажное обстоятельство, — заметила тетушка. — За эти два года Игорь должен написать диссертацию и защититься. Ты, Ларочка, ему поможешь. У тебя будет достаточно времени для того, чтобы заботиться о муже и заниматься домом.
Чтобы смягчить неприглядную откровенность этих слов, Варвара Сергеевна погладила мою руку и доверительно заглянула в глаза. В те времена мы были с ней почти сообщницами. Она безумно любила племянника. И я его любила. За полтора года тетка не только смирилась с моим существованием, но заметно ко мне потеплела. Решила, что будущему светилу науки именно такая жена и нужна — преданная, домовитая.
Когда я рассказала об этом Аське, она, кажется, позабыла обо всех своих горестях и радостно вскричала:
— Значит, старуха так тебе и сказала открытым текстом, что ты должна стать нянькой и прислугой ее гениального племянника?!
— Ну, не так грубо! — возразила я. — Просто она считает, что муж должен заниматься наукой, а жена — домом. Это и есть семейная жизнь. Я с ней согласна. И муж у меня человек необыкновенный, талантливый. Такому не жаль посвятить жизнь.
Аська посмотрела на меня чуть ли не с жалостью. В эту минуту в ее глазах я рухнула с пьедестала: домохозяйка и библиотекарша — чему тут завидовать. Отныне ее ревнивое внимание переключилось на другие объекты, незаслуженно и несправедливо наделенные пропиской, мужьями и престижной работой.
Вот и сделала доброе дело, подумала я, глядя вслед удаляющейся Анне. У нее даже походка повеселела. Но на душе у меня все же остался неприятный осадок. Тяжело было расставаться с университетом, с башней, но с каким удовольствием я бы простилась навсегда с некоторыми подружками. Чтобы изредка, раз в три-четыре года, перезваниваться и интересоваться здоровьем и делами. Но не тут-то было. Аська вовсе не планировала расставаться со мной.
В те дни мы только и говорили, что о распределениях и видах на будущее. Задавали друг другу одни и те же вопросы: кто, где, куда? Естественно, мне было любопытно, куда же пристроили родители Лену Мезенцеву. Издалека завидев ее, неподвижную, погруженную в грустные раздумья, я устремилась на «сачок».
— Да, мать нашла местечко. Совсем не то, что мне хотелось, — говорила Лена, с отвращением глядя на догорающую сигарету. — Редактором в «Художественную литературу».
— О, Ленка, это то, о чем я мечтала! — простонала я.
— Да что хорошего? — удивилась она. — Годами читать чужие рукописи, далеко не гениальные. К старости заработать горб и ослепнуть, как крот.
А мне хотелось увидеть живьем хороших писателей и поэтов, жить в мире рукописей и книг.
— И ты полагаешь, наивная, что писатели — интересные люди? — снисходительно усмехнулась Лена. — Не далее как на прошлой неделе один из маститых заехал в гости. Весь вечер жаловался на свои болезни: ревматизм, геморрой, остеохондроз — целый букет. Я чуть с тоски не сдохла. Они разные, но большей частью скучные, пьяницы и скандалисты.