Преследуя Аделайн (ЛП)

А из-за неправильного обращения с местом преступления нам, по сути, не на что опираться.
Мой прадед упомянул в отчете, что она вела себя странно в течение нескольких месяцев, предшествовавших ее смерти.
Она была отстраненной. Не такой разговорчивой. Параноидальной. Она была раздражительной с бабушкой, и несколько раз опаздывала, не забирая ее из школы без объяснения причин.
Джиджи не хотела говорить об этом со своим мужем, что привело к нескольким ссорам между ними. В отчетах он признался, что их отношения ухудшались в течение последних двух лет. Он умолял Джиджи поговорить с ним об изменениях в ее поведении, но она утверждала, что ничего страшного не происходит.
Я часами изучаю записи Джиджи, ищу скрытые смыслы во всем, что она пишет. Искала записи, в которых она выражала страх и дискомфорт.
Но что бы ни напугало ее, оно напугало ее так сильно, что она даже не смогла выразить это словами.
Часть меня жалеет, что эти дневники не были найдены во время ее расследования. Возможно, я бы никогда не прочитала их, если бы они были найдены, но, может быть, тогда они смогли бы раскрыть ее дело.
Я вздохнула и провела руками по своим густым волосам. Мои плечи начинают гореть от сгорбленной позы, а глаза устали от всего прочитанного.
Головная боль расцветает в моих висках, ухудшая зрение, пока я не перестаю видеть и соображать.
Я откидываюсь в кресле-качалке и смотрю в окно.
Мой придушенный крик пронзает воздух, когда я вижу, что преследователь снова стоит на том же месте, что и раньше, и попыхивает своей дурацкой сигаретой. Прошло три дня с тех пор, как я столкнулась с ним, и с тех пор я нахожусь в состоянии повышенной готовности. Жду, когда он снова ворвется в дом и на этот раз войдет в мою комнату, пока я сплю.
Мое сердце бешено колотится в груди. В животе вспыхивает слабый жар, во рту пересыхает, когда жжение спускается между бедер.
Я прикована к креслу, задыхаясь от пьянящей смеси страха и возбуждения. Мои щеки горят от стыда, но чувство не проходит. Я должна закрыть шторы, сделать себе одолжение и прервать нашу молчаливую войну.
Но по какой-то непонятной причине я не могу заставить себя сдвинуться с места. Взять телефон и позвонить в полицию. Сделать что-нибудь, что могло бы классифицировать меня как умного и обладающего здравым смыслом человека.
Этих вещей не существует, пока я смотрю на него. Какие бы призраки ни обитали в этих стенах, они больше не имеют значения, когда на этой территории обитает нечто гораздо более опасное.
Как будто призраки услышали меня, сверху раздаются легкие шаги. Я поворачиваю голову и поднимаю глаза к потолку, следя за призрачными шагами, пока они не исчезают.
А когда я оборачиваюсь, мой преследователь оказывается на несколько футов ближе. Как будто ему интересно, на что я смотрю. Спрашивает, что могло отвлечь мое внимание от него.
Он гадает, не другой ли это мужчина, я уверена. Может быть, он думает, что Грейсон вернулся и занимает дом. Зовет меня и просит присоединиться к нему в моей постели, голый и твердый для меня.
Может быть, он даже думает, что мы только что трахались, и мои бедра все еще блестят от чужого семени.
Злит ли это его?
Конечно, злит. Он изуродовал и убил человека за то, что тот прикасался ко мне. Что бы он сделал с мужчиной за то, что тот трахнул меня?
Что бы он сделал со мной?
Неважно, что это очень далеко от истины. Тот факт, что эти мысли могут крутиться у него в голове и сводить его с ума, вызывает на моих губах легкую улыбку.
Просто чтобы подшутить над ним, я поворачиваю голову и делаю вид, что хочу что-то крикнуть.
— Что ты делаешь? — говорю я вслух, адресуя свои слова призраку, который никогда не ответит.
Оглянувшись на свою тень, я вижу, как он достает свой телефон, синий огонек теряется в глубине капюшона, пока он что-то рассматривает. Несколько секунд спустя он убирает его в карман, достает из пачки еще одну сигарету и прикуривает. Цепной курильщик. Мерзость.
Он остается здесь еще на пятнадцать минут. И все это время я почти не смотрю по сторонам. Это
 
похоже почти на игру, а я всегда любила выигрывать.
Я благодарю Иисуса за, что мне не нужно ехать на это мероприятие, чтобы подписать книгу. Его проводит другой крупный автор романов, и, к счастью, это происходит в старом добром Сиэтле.
Тонкий слой пота покрывает мою кожу, когда я в последний раз смотрю на себя в зеркале.
— Ты проводила их миллион раз, подруга. У тебя все будет хорошо, — уверяет меня сзади Дайя. Я одета в красную блузку, которая хорошо демонстрирует мое тело, не выглядя слишком откровенно или неуместно, и рваные черные джинсы. Я накрасила губы и обула удобные клетчатые кеды.
Мои волосы цвета корицы завиты в свободные пляжные волны, завершая непринужденный, но шикарный образ. Обычно я не люблю наряжаться для таких мероприятий. Я весь день сижу на стуле, поэтому стараюсь выглядеть достаточно хорошо, чтобы сфотографироваться, а остальное оставляю на потом.
Я нюхаю подмышку, дважды проверяя, что мой дезодорант не солгал мне и борется с резкими запахами.
— Я знаю, но от этого они не становятся легче, — ворчу я.
— Как ты себя называешь? — спросила Дайя, бросив на меня косой взгляд.
Я вздыхаю.
— Мастер-манипулятор.
— Почему?
Я закатываю глаза.
— Потому что я манипулирую эмоциями людей своими словами, когда они читают мои книги, — ворчу я.
— Вот именно. Так что это все, что ты делаешь, только слова произносит твой рот, а не пальцы. Притворяйся, пока не получится, детка.
Я киваю головой, рассматривая свои подмышки в зеркале со всех сторон. Может, мой дезодорант и борется с неприятными запахами, но на блузке не было бирки с надписью, что она устойчива к пятнам.
Снова вздохнув, я опускаю руки.
— Дело не в том, что я не люблю встречаться со своими читателями, просто не очень хорошо себя чувствую в толпе и социальных ситуациях. Я слишком неловкая.
— Ты также отличный лжец. Это то, чем вы зарабатываете на жизнь. Просто улыбайся и притворяйся, что у тебя нет приступа паники.
Я снова закатываю глаза, хватая с кровати свою сумочку.
— Ты так здорово подбадриваешь, — сухо говорю я. Она фыркает в ответ.
Дайя не умеет подбадривать, и она это знает. В нашей дружбе она — логика, а я — эмоциональный человек. Она предлагает решения, а я предпочитаю валяться в своем ужасе и в тревоге и говорить об этом.
Похоже, я больше похожа на свою мать, чем думала.
Но я никогда не признаюсь в этом вслух.
Мероприятие, как обычно, прошло на ура. Каждый раз, когда я готовлюсь к этим мероприятиям, мне всегда не хочется уходить.
Возможность встретиться с другими друзьями-авторами и попытаться убежать со всеми их подписанными книгами, при этом безудержно смеясь, — вот что действительно приносит мне мир в жизни.
Что действительно приносит мне счастье, так это видеть множество улыбающихся лиц, жаждущих встретиться со мной и получить мои книги с автографом.
Я люблю свою карьеру профессионального манипулятора. Мне повезло, что я занимаюсь этим.
Я немного пьяна, мы поехали в бар после мероприятия, поэтому Дайя отвозит меня домой на моей машине. Мы смеемся и хихикаем над забавными моментами и даже сплетничаем о безумных драмах, которые всегда происходят в книжном сообществе.
Мы счастливы от того, что так хорошо провели время, но наши улыбки иссякают, когда она подъезжает к дому.
В эркере горит одинокий светильник. Я выключила весь свет, прежде чем мы уехали.
Я собираюсь выскочить из машины, но крепкая хватка Дайи, обхватившая мою руку, останавливает меня.
— Он все еще может быть там, — быстро говорит она, ее хватка становится почти болезненной.
— Лучше бы он, блядь, был там, — рычу я, вырывая свою руку из ее хватки. Я выскальзываю из машины, прежде чем Дайя снова попытается остановить меня, и направляюсь к поместью.
— Адди, остановись! Ты ведешь себя глупо.