Постскриптум (СИ)

— Приятных снов, Ангелина, безумно приятных, — не остается в долгу. И связь прерывается. А у меня что-то глухо ухает вниз, когда я слышу тихие шаги, а следом щелчок входной двери. Ушел. Это и хорошо и… Черт.
Не знаю, что именно он услышал. И почему-то до чертиков интересна его реакция. Если она есть, разумеется. Надеюсь, что она есть. Так было бы легче самую малость, но все же. Куда лучше, чем молчаливое распиливание взглядом. И полный игнор. Потому что я понимаю, точнее, догадываюсь, что после отдыха он с женой явно решил восстановить прежние отношения. И, возможно, там сейчас лямур полный. А я ревную отчаянно и сильно. Хоть и права не имею. Ни на него, ни на чертову ревность. Только это сложно.
Любить его сложно. Долгие годы, несмотря ни на что. Столько дерьма совместного и у каждого своего. Просто дерьма. Разного. Столько боли. Воспоминаний, хороших и не очень. Столько моментов. Горячих. Обжигающих и сдирающих кожу от силы эмоций, что они пробуждают. Не хочу сдерживать это в себе. Не хочу топить чувства в клоаке разочарования. Но в то же время… Я никогда не повисну на нем. Не пойду первая на какие-либо шаги. Потому что он занят. Потому что лимит когда-то давно уже был исчерпан. Неужели мало всего того, что я сделала? Пусть давно. Пусть время обоих отпинало и убило что-то внутри. Но неужели мало? Да, ошибалась. Да, эгоистично сбежала. Но теперь между нами пятилетнее чудо из нашей плоти и крови. Наша любовь, ставшая материальной. Наш плод любви с его глазами и мимикой. С маленькими теплыми руками и искренностью, чистой, незапятнанной. Неужели этого мало?
И просто не думать о том, что у него есть маленькое женское продолжение рода. С милыми кудрями. Такое же невинное, как Илья. Просто не думать. Потому что стыд жжет, словно желчь начинает выплескиваться за края и грозиться прорваться сквозь глотку. Просто не думать о том, что я могла бы быть на месте его Оли, сидящая дома с ребенком, пока он сгорает от страсти к другой. И как-то слишком слабо успокаивает мысль, что эта ДРУГАЯ — я. Слишком слабо.
Смогу ли я переступить через его семью и позволить себе обрести то, что было потеряно? По праву, как в гареме, старшей жены. Боже, что за муть лезет в голову?.. Что за ноющее, сосущее внутри, как вакуум, ощущение? Почему так хочется обнять себя руками и перестать дрожать, давя в себе слезы? Я разбиваюсь? Да бросьте, что, снова? Будто мало было тех осколков, из которых я раз за разом себя склеиваю.
Устала. Смертельно сильно и окончательно. Депрессия подступает и грозится задержаться надолго. И причина тому явно не Микель, хоть он и разбередил что-то, глубоко сидевшее. Похоже, панацея была просроченная или же некачественная. Потому что вместо облегчения наступило чертово обострение. Меланхоличное. Болезненное. Как долбаный рецидив после вроде как побежденной болезни. Только вот после рецидива обычно все становится еще сложнее и куда хуже. И с Лешей метод замещения не срабатывает. Либо я хреново стараюсь, либо не встретилось мне еще нечто, что сможет переплюнуть то адово пекло, которое горит внутри при мыслях о нем. И из миллиона глаз только его вскрывают грудную клетку настолько профессионально.
Что же, похоже, наш сериал приобретает четкую драматическую направленность. Но так плевать сейчас. Серий явно будет много. Оставайтесь с нами. И все такое…
***
Последующие дни как однояйцовые близнецы. Ничего нового. Только хорошо позабытое старое.
Красочный игнор бывшего мужа. Долбоебизм Кирилла. Томные и долгие разговоры с Микелем. Леша даже не делает вид, что не слышит. Периодически вообще внаглую подходя к дверям и приоткрывая. Благо не загораживает собой монитор. Иначе от объяснений мне было бы не уйти перед обоими. И возможно, это именно то, что нужно. Но… Нарушая некоторые границы, он не переступает их. Просто дает понять, что тайны у меня нет. И ему как бы все равно. Но что-то слегка напрягает.
Однако слабая надежда теплится внутри и порой, пусть и редко, получая подпитку, крепнет, что, а может, может, он все же сорвется. И это что-то изменит. Или окончательно остановит. Потому что, как он говорил? Одностороннего безумия не бывает. В этом горим мы оба. И только лишь это успокаивает. А Микель отвлекает. Так и живем.
 
Так и живем… Ни слова друг другу. Вообще ничего. Ни привет, ни пока. Даже легкого кивка. Только глаза в глаза и то редко. И это как-то слишком фатально. Будто я его теряю, или он меня. А может, обоюдно страдаем. Упрямые и гордые. Повязанные по рукам и ногам. Не малолетки ведь. Это у них все проще простого. А тут от неправильного решения жизни начнут рушиться.
И никто не подскажет, как правильно. Вопрос лишь в том: насколько каждый из нас эгоист. Насколько. Каждый. Эгоист. Насколько?! А? А сверху снова тихо. Кто бы сомневался…
  
Глава 17
 
Удивительно, но это становится уже привычным: разговаривать по ночам с Микелем, терпеть молчаливый игнор Леши и как вишенка сверху — исчезновение Кирилла. Первое относится к приятному. Второе к болезненному. Третье же… что-то странное. Вокруг вообще все слишком странное. Давно вышедшее за рамки чего-то нормального в самом масштабном и размытом понимании. И как-то неумолимо текут день за днем, миновав успешно долбаное четырнадцатое февраля. И скоро весна, что невооруженным глазом заметно по унылой погоде. Тоскливая капель не улучшает настроения. Порывистый ветер треплет бедные деревья… а в душе сквозняк еще хуже.
Илья в довершении всего, будто и без того проблем недостаточно, с каждым днем ноет все больше. Ему мало отца. Как-то тотально мало. Не устраивая истерик, он просто грустит и дуется. А вместо того чтобы успокоить сына, Леша методично вбивает ему в голову мысль о нашем скором переезде. В квартиру Алексеева. В паре кварталов от нашего текущего дома. Четырехкомнатную, чтоб его. И мое сопротивление никого не волнует. А вопросы, резонируя от стен, оседают не получая ответов.
— Принимая такие серьезные решения и давая голословные обещания ребенку, ты обязан советоваться со мной. — Не помню, который раз кряду я повторяю заученное назубок предложение. Оно слетает с губ каждый божий день при появлении бывшего мужа. И лишь изредка я получаю хотя бы взгляд. Это злит. Неимоверно злит. Я уже на грани кипения и в настоящей чертовой ярости. А ему насрать. Так очевидно и демонстративно, что мне хочется раскроить ему череп, чтобы найти ответы. — Леша, мать твою. — Сегодня у меня тормозов нет. Всему виной чертов недосып и мигрень, которая всегда объявляется в определенные дни месяца.
Не удивительно совершенно, что он делает вид будто не слышит. Только вот ребенок в ванной, и ему некуда спрятаться и не за кого.
— А ты мать мою не трогай, она удивительная женщина была.
Вздрагиваю. Всего за секунду растеряв уверенность в своих действиях. Внимательно смотрю на его равнодушное выражение лица. Сжимаю руки в кулаки и продолжаю.
— Или ты начинаешь идти на контакт, или я буду в противовес твоей самовольности выдвигать условия. Хочешь поиграть в перетяжку каната? Ты настолько уверен в своей непобедимости? — Как же раздражает эта гребаная идеальная статуя на собственном диване. И я понимаю, что у меня банальнейший ПМС и вообще гормоны изо всех щелей выкипают. Но сдерживаться, молчать, терпеть и подчиняться? Хера с два. — Тебе напомнить кое-что?
— Или ты переезжаешь добровольно, или я начинаю продвигать идею с насильственным разделом опеки. Я не хочу судиться, но буду, если ты не засунешь свою гордость в задницу, Лина. — Злюсь не только я. Что вообще не новость.
Шумно сглатываю. Пытаюсь удержать себя в руках, что очень сложно. Потому что вместо полюбовного разрешения проблем снова сыплются угрозы. И оба хороши, я знаю. Но если во мне говорит отчаянная неудовлетворенность и безответное, как мне кажется, если судить по нему, чувство. То что движет им? Только ли желание комфортно устроить ребенка и обеспечить безбедное существование, как плату за то, что его нет рядом столько, сколько требует Илья? Потому как с моего угла обзора ситуации вся выглядит чуток иначе. Он снова берет все под контроль, причем тотальный. И гребаная Алексеевская тирания не прекращается. И вряд ли вообще прекратится.