Письма в пустоту (СИ)
Сейчас, его прилизанная геометрическая прическа лишала уши прикрытия. Однако их озорная оттопыренность вовсе не портили Альентеса. Мне даже нравились диспропорции облика товарища. Ушки меня покоряли… Они были такие маленькие и хорошенькие, что я невольно умилялся.
Полюбовавшись рисунком, я отложил его в сторону. Солнце уже садилось, и город зажигал свои огни, поблескивающие нервным сиянием, словно прожекторы вышек. Без Альентеса я чувствовал себя одиноко. Мне по-прежнему было стыдно за свой недавний поступок и еще за то, что мой товарищ вынужден трудиться, а я никчемно просиживаю время на пятой точке.
Как жаль, что я ничем не могу ему помочь! Моя бесполезность меня уязвляла и ранила в самое сердце, задевая самолюбие.
Незаметно для себя я опустил голову на руки и провалился в дремоту, вымотанного переживаниями и трудом организма.
Проснулся я глубоким вечером от звука открывающегося замка. Я выбежал в прихожую и радостно заулыбался, увидев Альентеса. Он выглядел уставшим и измотанным.
— Наконец-то! — произнес я, — Я уже заждался.
Он молча вошел в квартиру, небрежно скинув ботинки у порога.
— Будешь есть? Там обед на столе!
— Возможно.
— Надо только разогреть!!! — я продолжал опекать собрата.
— Не требуется, — буркнул Альентес, садясь за стол и закуривая.
Я присел напротив него, любуясь, с каким аппетитом Аль поглощает приготовленную мной пищу. Ел он жадно и быстро, по всему было видно, что за день он здорово проголодался, а поесть так и не удосужился.
— Вкусно? — осведомился я.
Аль сохранил молчание, тщательно разжевывая пищу. В те секунды, когда он отрывался от еды, он затягивался сигаретой.
— Пусть ты и куришь, зато поешь нормально, — заключил я.
Альентес с раздражением скользнул по мне взглядом и съязвил:
— В этом фартуке ты похож на педика.
— Прекрати, чем тебе фартук то не угодил?! — рассмеялся я.
Меня не обидели подначки товарища, наоборот, я был счастлив, что он шутит. Или не шутит??? Я непроизвольно качнул головой.
Аль только фыркнул в ответ.
— Хорошие собачки, — я поднял подол фартука и начал его демонстративно рассматривать, — Такие миленькие.
Альентес отставил пустую тарелку и затушил сигарету. Кажется, он не замечал моих реплик.
— Как твое задание? Слежка окончена?
— Нет.
— Тогда странно! Раз все продолжается, зачем ты вернулся домой? Может объект наблюдений решит погулять ночью… Как тогда?
— Неважно.
Альентес встал, держа в руках тарелку. Он направился к раковине.
— Оставь, — воскликнул я, подскакивая, — Я сам вымою, ты ведь устал за сегодня.
Мой собрат лишь хмыкнул, но спорить не стал, небрежно опустив тарелку в раковину.
— Как твой глаз? — я начал мыть посуду.
— Нормально.
— Болит?
— Нет.
— Обезболивающее в холодильнике на верхней полке.
— Спасибо.
Альентес открыл дверцу холодильника, нашел нужное ему лекарство и, высыпав на руку горсть таблеток, закинул их в рот.
— Запей! — я не удержался от совета.
Аль презрительно поморщился.
— Я в ванную, — предупредил он и исчез.
Мои руки потянулись к дверце шкафа, чтобы положить отполированную до блеска тарелку на ее законное место, но внезапно я застыл в ужасе. Я совсем забыл о носке…
Тарелка полетела вниз. Стукнувшись об керамический бортик раковины, она разлетелась на мелкие куски. Но я не заметил маленькой кухонной аварии.
Меня пробила дрожь, и я почувствовал, как краснею.
Медленно развернувшись, я уставился на кухонную дверь, ожидая скорой кары за свой грех. Как же я сгорал от стыда!!!
Теперь Аль увидит, каким низким и испорченным я стал. Он разочаруется во мне. Моя беспечность будет стоить мне слишком дорого. Я потер переносицу рукой, душа погрузилась в смятение.
Альентес не заставил себя долго ждать. Уверенной походкой он влетел на кухню и швырнул мне в лицо носок. Выражение лица у него при этом было брезгливым, полным отвращения ко мне и моим действиям.
— В ящике еще много моих носков, — холодно кинул мой товарищ, — Если хочешь, можешь на каждый передернуть, только предупреди заранее. Я не собираюсь после тебя и твоих мерзостей их носить. И сделай одолжение больше никогда не трогай мои вещи, мне противно к ним прикасаться после тебя.
— Эй! Это уже слишком… — даже чувствуя свою вину, я разозлился на последнюю фразу Альентеса, уж больно он был несправедлив ко мне.
— Возможно, — кивнул он, — Тебе лучше убраться отсюда. Ты только осложняешь мне жизнь, я серьезно.
— И не подумаю! — фыркнул я.
— Не мешай мне.
— Я и не мешаю!!! Кроме того, что я прибрался в квартире, ничего плохого я не сделал. С носком, да, дурно вышло. Я не специально, извини. Постираю…
— Излишне. Просто выкини.
— Как скажешь, — я скорчил обиженную мину.
— И порви это… — Альентес кивнул на нарисованный мной портрет, прислоненный к чайнику на столе, — Учитель не давал тебе разрешения запечатлевать мой образ.
— А мне не нужно позволений, чтобы рисовать своего друга. Это мое право, а не сфера влияния Игнасио.
— Диего… — Аль замер, буравя меня болезненным взглядом, — Не заставляй меня наказывать тебя за неучтивость к Учителю.
— Прости, — сдался я, — Я сделаю, как ты просишь.
Я сделал вид, что собираюсь рвать рисунок.
— Вот и хорошо, — кивнул мой товарищ с бесстрастным выражением лица. После этого он развернулся и ушел в комнату. Я же сложил листок с портретом и засунул себе за пазуху в потайной карман рубашки. Конечно же, я и не думал избавляться от милого образа моего товарища и никакие своды правил ублюдочного извращенца Игнасио не могли заставить меня поступить иначе. Мой рисунок принадлежал только мне, не Альентесу, и тем более не Игнасио, а значит, решать, что с ним делать, буду только я. А мое желание — оставить образ друга при себе, у самого сердца, и так тому и быть!!!
Омен.
ПОРА ПОЖИНАТЬ ПЛОДЫ
Диего, ты уверен, что ты и этот юноша, носящий имя Диего — одно лицо?! А то меня тут начинают терзать смутные сомнения.
Конечно, я вернулся домой дико уставшим. Я скакал по всей Москве, неустанно следуя за Гленорваном. А, надо сказать, ферзь Акведука по-настоящему одержим идеей перемещений по злачным местам современного города. Где я только не был… И около стрип-бара, и возле кинотеатра, и, конечно же, недалеко от кафешек и ресторанов, где наш гусь заседал. Единственным приличным местом, которое он за сегодня посетил, стала выставка в музее. Но, приглядевшись к вывеске, я понял, что и она посвящена разврату и падению современного общества. Представляешь, теперь и в музеях стали выставлять пластилиновые фаллосы и глиняные экспозиции под незамысловатым, но претенциозным названием «Маленькая горошина путешествует по извилистым коридорам организма». И это искусство???
Ладно, проехали, не мне судить. Однако могу сказать, что политика Акведука предстала передо мной в своем полном обличии. Гленорван похоже специально водил меня по всем этим местам, чтобы доказать превосходство тактики его организации. Наглядная демонстрация удалась, теперь я неприятно поражен и подавлен.
Твой же, Диего, взрослый аналог добил меня окончательно.
И кто просил вытираться моим носком? Нет, ну это ни в какие рамки не лезет. Мало того, что он открыто онанировал, не удосужившись за собой прибрать, так он еще оставил на виду мой носок, которым пользовался за место салфеток. Или…
Если Диего, ты и вправду не смог удержать своего вожделения ко мне, то лучше тебе немедленно уезжать. Я ведь не шутил, когда говорил об этом на кухне. И так из-за тебя я попал впросак с заданием, еще не хватало, чтобы ты сам мучился от сплетения чувств. Я ведь знаю, как губительны подобные эмоции для молодого неокрепшего организма монаха. Не надо говорить, что мы намного отличаемся от наших сверстников, взращенных вне стен монастыря и не обремененных обязанностями послушников. Это ясно без лишних слов. При всей нашей гениальности, мы совершенно оторваны от жизни. Мы не можем ни вести себя в обществе, ни пользоваться благами цивилизации, ни нормально реагировать на простые вещи вроде приглашения пообедать вместе. Кстати, мне по воле случая именно сегодня Гленорван наглядно показал мою ущербность перед обычными людьми.