Черная кровь ноября

– Мам, с тобой все в порядке? – Забеспокоилась Кристина. – Что-то болит? Ты чего плачешь?
– Все хорошо, – улыбнулась та. – Это я от радости за тебя, доченька!
Среди гостей были одноклассники, какие-то далекие родственники и даже кое-кто из учителей. Алексей сам обо всем позаботился, когда Кристина неуверенно сказала, что пригласит маму и Варю, а больше и некого.
– Подпишите вот здесь, – сказала строгая женщина в узкой синей юбке и с пучком на голове. Она ткнула стеклянной указкой в огромную книгу в красном переплете. – И здесь. Поздравляю! Вы стали мужем и женой!
Алексей прижался губами к холодным губам Кристины, притиснул ее к себе.
– Вот ведь Васильева, тихоня тихоней, а не успела восемнадцать справить, так за такого мужика замуж выскочила! – Прошипели в толпе гостей. – В тихом омуте самые дикие черти!
Кристина вздрогнула и оглянулась. Алексей обвел ледяным взглядом собравшихся. Все опустили глаза. Но он все равно кивнул кому-то из своей охраны.
Кристина обернулась, чтобы посмотреть, что они будут делать, но Алексей тянул ее за руку, торопил. Белый лимузин ждал у входа, вслед за ним выстроились мини-автобусы для гостей. Пора было ехать в храм.
Все происходило слишком быстро, без пауз и перерывов, так что кружилась голова. Вот они едут по сверкающему огнями вечернему городу, вот Кристину переодевают в другое, строгое платье в кружевах в какой-то подсобке и стирают лишний макияж, а фату, наоборот, надевают, вот она стоит со свечой в руках в полутьме храма и густой запах ладана и огня наплывает, наплывает, окутывает плотным одеялом, под которым невозможно дышать.
Ее любимый запах, приносивший раньше только радость, душит ее, перед глазами все плывет, и только чья-то рука поддерживает под локоть, чтобы невеста не упала в обморок прямо во время церемонии.
А вот – все. Она вдруг одна в огромном номере в одной из лучших гостиниц центра. Если отодвинуть бархатные шторы – за окном будет видно Кремль. Огромная кровать расстелена, край одеяла отогнут, обнажая непристойно белые простыни, которые скоро будут испачканы ее кровью.
Алексея нет – он остался в ресторане с веселящимися гостями, которые обнимали и целовали Кристину, пьяно желали ей всего хорошего, от детишек до оргазмов, давали какие-то советы насчет первой брачной ночи и ржали, ржали так, что звенели хрустальные люстры в банкетном зале.
Мама улучила минутку, чтобы сунуть Кристине ночную рубашку из батиста – «от бабушки досталась, у меня в приданом была». Варя шепнула: «Расскажешь потом!»
Кристина сейчас стояла перед огромным зеркалом в ванной в этой самой ночнушке, расчесывала волосы и думала, как это глупо и странно – она всегда думала, что первый раз будет у нее с кем-то, от кого подкашиваются ноги и все происходит само собой, без планирования и вот этого вот ощущения, что собравшиеся гости точно знают, чем она сейчас займется. Будет страстно, горячо, желанно.
И совсем не страшно, потому что правильно.
Она вышла из ванной, поколебалась – может, снять эту дурацкую ночнушку и лечь в постель голой? Или подождать Алексея? Он придет пьяный и в своем костюме, будет его долго снимать, а она умирать от страха….
На столе в серебристом ведерке стояла бутылка шампанского, два бокала, корзина с лепестками роз, в которые почему-то вдруг захотелось погрузить пальцы и почувствовать их нежность.
Кристина постояла, борясь с этим странным желанием… и не выдержала.
Ровно в тот момент, когда она зачерпнула вперемешку розовые и белые лепестки, дверь номера распахнулась и вошли двое мужчин.
Они, старательно не глядя на отскочившую в сторону Кристину, прошли к столу, водрузили на него дипломат, открыли и достали явно очень тяжелый контейнер серо-стального цвета.
Так же не глядя на Кристину – вышли.
Она обняла себя за плечи, спасаясь от озноба. Что это значит? Что там?
На крышке контейнера был маленький экран и цифровая панель.
И хотя Кристина никогда в жизни не брала ничего чужого и старалась не совать нос туда, куда не стоит, она поняла, что не может устоять. Любопытство пробудилось в ней. Сильное – каким никогда в жизни не было.
 
Она провела кончиками пальцев по краю контейнера, коснулась панели и, не задумываясь, набрала код.
1, 4, 9, 2, 5, 1, 0, 6, 1.
Почему такой – она и сама не понимала. Но он оказался верным. Панель засветилась зеленым светом и щелкнула. Кристина коснулась крышки, ухватила ее двумя руками и подняла…
  
0. Сердце
 
Сердца коснулась любовь.
Давно забытая, давно потерянная.
Оно почувствовало прикосновение той, ради кого билось много тысячелетий назад. Слабое, едва уловимое присутствие. Золотая искра во тьме.
Сердце встрепенулось, застучало как сумасшедшее, засияло, раскидывая лучи во все стороны.
«Она здесь, здесь, здесь, здесь!» – отстукивало сердце.
И тот, в чьей груди зияла дыра, очнулся.
И те, в чьей крови была растворена память о чудесах, вдруг почувствовали невыносимую тоску. И радость. Выворачивающее наизнанку ощущение, которое хотелось вырвать из себя с корнем – и раствориться в нем навсегда.
На мгновение сердце поверило, что магия вернулась в мир.
А потом его затопило волной черноты.
  
37. Ирн
 
В глубине груди гулко стукнуло – раз, второй, забилось, наполнило магией фантомное сердце, которого там не было и быть не могло. Мир откликнулся золотым светом, залившим беспросветную ночь, окутавшую Кровавого Короля.
Он очнулся и сел. Резко, будто проснулся.
Он и проснулся.
Удивился.
Последние несколько часов он был жив, он был в сознании, но ничего не чувствовал, будто разом онемело все тело и душа заодно.
По лицу струились ручейки крови, Ирн смахнул их ладонью и уставился на нее, потрясенный сильнее, чем в день смерти Айны. Чем в день своего плена.
Его черная кровь снова была золотой.
Кап.
Сверкающая капля упала на железный пол клетки, в которой он был заперт.
Осталась – сияющая, нереальная, словно из другого мира.
Кап.
Если бы кто-то из людей наблюдал за ним, они бы не поверили своим глазам.
Кап.
Ни у кого не бывает светящейся крови.
Кап…
Ирн легко вскочил на ноги. Рванул рубашку на груди, прислонил ладонь к чудовищному шраму на груди. Там, под ним, все еще была пустота. Но он чувствовал, как его сердце стучит.
Стучит и ликует, хотя самому Ирну радоваться было нечему.
Эльфийский правитель, запертый в человеческой тюрьме, окруженный холодным железом.
Узкая низкая клетка, в которой не вытянуться во весь рост ни стоя, ни лежа.
Они думали – ему будет неудобно.
Ирн улыбнулся – легко и беззаботно, как в те времена, когда был еще совсем юным фейри, для которого мир каждое утро открывал свои тайны. Каждый день – новую.
Протянул руку к прутьям клетки. Маленькие кусачие молнии скользнули в его ладонь, как стайка ядовитых змеек. Прирученное электричество, запертое в ящики и провода, его уже не удивляло. Но – запертое. Люди смогли подчинить его, но не подружиться. Вот и все остальное, что они сделали с миром, строилось на насилии. Загнать в тюрьму, напугать, связать, принудить…
Молнии брызнули в разные стороны, отпущенные им на свободу. Нечего таким малышам томиться в железных тисках, их место – в небе.
У него другие дела.
Ладонь легла точно поверх шрама, призывая сердце откликнуться, и оно рванулось к владельцу так сильно, что вены и артерии, сияющие золотом в теле Ирна, напряглись и зазвенели. Сердце трепетало. Сердце замирало и тут же билось сильнее.
Сердце. Любило.
Черная скорбь, окрасившая его золотую королевскую кровь в цвет небытия, растворилась – сердце чувствовало Айну. Зов ее крови будоражил и наполнял его радостью.
Ирн прикрыл глаза. Кокон из холодного железа был неимоверно толстым, пронизанным зудящими молниями, неприятным покалыванием радиации и еще чем-то по-настоящему опасным. Но связь между ним и его сердцем была сильнее всего.