Черная кровь ноября

Травы, пробившиеся сквозь асфальт, наливаются силой и раздвигают трещины, в которых росли и должны были умереть. И на месте средней школы встает заповедный лес.
Женщины, плакавшие над кровью, выливающийся из их тел, вдруг выпрямляются и улыбаются очень опасными улыбками. Кровь – это сила, а не позор.
Длинноногие кошки, смирившие свое естество ради ежедневной дозы сухих катышков, похожих на мышиное дерьмо, вдруг просыпаются и их глаза загораются зеленым. Нет таких замков, что удержат кошек.
Ирн не отдает им ни крупицы эльфийской магии, но все, кто чувствует ритм природы, взламывают свои тюрьмы, разбивают клетки, рвут цепи.
И тоже идут за ним.
Он поднимается по высоким ступеням – магия зовет его, кровь зовет его. Здания по соседству прорастают живым мхом. Холодное железо, спрятанное в стенах, гудит, чувствуя своего извечного врага.
Красные ковровые дорожки в коридорах напоминают о реках крови, лившихся, когда Ирн доставал свой меч. Им не хватает еще зеленых, золотых и черных дорожек, но они знают только один цвет крови.
Сердце.
Зовет.
Стук его бьется в висках, отдается эхом под темным низким небом города.
И сладким ручейком манит золотая кровь в каком-то из потомков Айны.
Перед ним расступается толпа безликих одинаковых людей в одинаковых костюмах, одинаковых ботинках, одинаковых галстуках, с одинаковыми прическами и одинаковыми толстыми бледными пальцами, покрытыми редкими волосками.
– Не это ищете? – один из тех, кому он смотрел в глаза, искал эльфийскую кровь и отбросил прочь, открывает в воздухе пухлый дипломат.
На горе распечаток бьется в сиянии золотое сердце.
Но пальцы Кровавого короля хватают лишь воздух.
Он смотрит на человека перед ним.
И.
Не.
Может.
Поверить.
– Теперь я король, – говорит тот.
Захлопывает дипломат и сердце внутри сжимается от тоски.
Ирн раскидывает руки и тянет, тянет, тянет силы из мха, травы, женщин, кошек и фейри. Пьет солнечный свет, проходящий сквозь пыльные окна, призывает магию, струящуюяся там, под крышкой дипломата.
Но усмешка на лице нового короля мира обрывает золотые и зеленые нити силы.
– У тебя больше нет власти, – спокойно говорит он. – А у меня есть.
Стены взрываются осколками.
Осыпаются песком.
Выплевывают железные пруты, которые обвивают ноги Киндеирна, сковывают его руки, защелкиваются страшным ожерельем на горле.
Никакой траве не победить холодное железо.
Никакой крови, никакому небу и никакому серебру.
Он проиграл.
Семеро людей в серых костюмах, таких же безликих, как новый король мира, вели его вниз по высоким ступеням, а здания вокруг заращивали трещины, заполняли их бетоном и болью.
Кошки возвращались в свои дома и протягивали лапы, чтобы им остригли когти, женщины выходили замуж, а трава становилась перегноем для высаженных мэрией на два месяца цветов.
К обочине подъехала большая черная машина с хищной мордой. Сначала в нее отнесли дипломат, внутри которого снова спало уставшее сердце. А потом новый король прошел мимо Ирна, похлопав его по плечу:
– Ну, ну, дружище. Жаль, не смогу с тобой сейчас побеседовать о былых временах. У меня есть дела поважнее. Мы с моей невестой едем в загс подавать заявление.
Кристина выглянула из машины, чтобы посмотреть, где задержался Алексей.
Золотые искры в ее глазах вспыхнули, кровь Айны загорелась, но все, что Ирн смог сделать в этот момент – дернуться так, что семеро безликих выпустили его локти.
Острый край ступеньки рассек ему бровь и тонкая струйка золотой крови смешалась с ледяной кашей на мостовой.
Алексей захлопнул за собой дверь машины и жадно поцеловал Кристину:
– А потом отметим!
  
36. Кристина
 
– Кто это? – Кристина оглянулась. Там, позади, на ступенях, черные и одинаковые как муравьи, охранники облепили высокого блондина и волокли его куда-то в свой муравейник. Светлые, как белое золото волосы мелькали, плескались шелковой волной. Кажется, он был без сознания.
– Какое тебе дело? – Раздраженно ответил Алексей, но увидев на ее лице испуг, исправился: – Солнышко, не забывай себе голову всякой ерундой перед нашим самым счастливым событием в жизни! Ты уже выбрала платье?
 
На коленях Кристины лежал пухлый каталог, на фотографиях в котором гламурные стройные девушки демонстрировали сотни моделей свадебных нарядов. От самых простых, в стиле Возрождения, до навороченных кремовых тортов с многометровыми шлейфами. Цен в нем не было, и Кристина не могла выбрать самое дешевое. Она подозревала, что простенький брючный костюм сливочного цвета может стоить побольше трехярусного великолепия. В мире богатых свои законы – стоимость не коррелирует с количеством ткани и работы. От этого было некомфортно. И еще некомфортнее было от того, что она никак не могла определиться с выбором, хотя в голосе Алексея уже появились нотки нетерпения.
Но самое главное – от его слов про самое счастливое событие хотелось плакать. Зачем он притворяется, что их деловая сделка – это про счастье и любовь? У Кристины просто не было иного выбора.
– Вот это, – она показала на длинное облегающее платье с золотистым отливом.
Если бы Варе дать этот каталог, та без труда нашла бы десяток подходящих вариантов. Она наверняка уже давно продумала сценарий собственной свадьбы, а уж платье выбрала наверняка. Кристина всего пару раз задумывалась об чем-то подобном. И успокаивалась на том, что выйдет замуж в мамином свадебном платье – из плотной ткани с белой вышивкой, немного старомодном и очень закрытом. Но это казалось даже более романтичным, чем покупать новое. Как будто она не нищая девочка, а наследница древнего рода.
Однако Алексей резко заметил, что его жена не будет выходить замуж в «этом старье» и заставил Кристину выбирать, сказав не беспокоиться о примерке и подгонке – все сделают меньше, чем за час.
– Хорошо, в загс определилась, а на венчание? – Алексей бросил мимолетный взгляд на страницу каталога.
– Венчание? – Под ложечкой неприятно засосало. О венчании речи не было. Для Кристины церковный брак был куда более важным ритуалом, чем роспись в загсе. И она успокаивала себя тем, что даже если свою девственность она отдаст этому человеку, у нее останется, что подарить по-настоящему любимому. Клятвы перед богом.
– Конечно! – Алексей пожал плечами, не поворачиваясь и равнодушно глядя в окно машины. – Ты же верующая. Все должно быть по правилам.
– Ох, Васильева, я так за тебя рада! – Варя напрыгнула откуда-то сбоку и принялась тискать Кристину. За ее спиной мрачно болтался Вик, выряженный во что-то официальное. – А говорила, что это ничего не зна-а-а-ачит, что тебе ра-а-а-ано!
Она заливисто засмеялась. Если бы Кристине не было так все равно, она бы заметила, что ярко-красное Варино платье вряд ли уместно на свадьбе – оно с успехом затмевало скромный наряд невесты. И тем более оно будет неуместно в храме.
Но настроение Кристины было далеко от того, как должна чувствовать себя счастливая новобрачная. Пока вокруг нее крутились портнихи, подшивая платье, визажисты, нанося макияж, парикмахеры, укладывая волосы, ей все больше казалось, что готовят ее не к свадьбе, а к жертвоприношению.
Омывают, одевают, наносят ритуальные знаки, чтобы потом вонзить нож в грудь и собрать кровь в каменную чашу, чтобы умилостивить темных богов.
Это были плохие мысли, она их отгоняла, старалась думать о том, что за дверями ждет ее выхода мама, которую вчера с ног до головы обследовали в самом дорогом и современном медицинском центре, успокоили, что даже если все плохо, они ей помогут и обнадежили – возможно, что ничего страшного с ней не происходит.
Мама очень радовалась тому, что «Лешенька» был заботлив, его водитель ответ и привез ее обратно, подарил цветы и налил кофе.
А сейчас стояла в первом ряду гостей и улыбалась изо всех сил, хотя слезы катились по лицу.