Берегись, Ангел! (СИ)

— Я уже подумала, что ты не приедешь. — Говорит Валентина, когда я с порога принимаюсь складывать в коробки вещи сестрички. — Начала без тебя. Все в порядке?
Снимаю пиджак и кидаю его на кровать, закатывая рукава и хмурясь. Рассказывать о том, что сейчас творится внутри не хочется, да и не делал так никогда. Зачем Валентине мои проблемы? Своих вон гора и маленькая тележка катится за спиной.
— Отлично все. — Спокойно отвечаю и механически складываю книги и альбомы в коробку, стараясь отключить эмоции.
Сейчас не нужно впускать воспоминания в голову, иначе меня разорвет на части от злости. Валентина тяжело вздыхает, понимая, что я нагло вру, но ничего не говорит и упаковывает одежду.
Только забыть нежные губки и голубые глазки не так просто, как я думал.
Они нагоняют, достигают, добивают и заставляют крепче сжимать предметы руками.
Никак не могу объяснить себе свой поступок и злюсь. Желание помочь стало патологией, и с этим я не собирался ничего делать. Слишком привязался к бойцу, который должен жить спокойно и не смотреть на то, как страдает сестра.
А вот с Цветковой все было иначе…
То, что она красивая, я уже давно приметил. С первого дня, если быть точнее. Только не думал, что меня так накроет от одного поцелуя, на который она, мать твою, не ответила!
Это бесило, вводило в напряженное состояние и заставляло думать о том, почему и зачем.
И я думал.
Усердно прокручивал каждый наш конфликт в поисках ответа, который лежал на поверхности.
Хочу ее себе.
Нравится.
А вот ей, судя по всему, не очень.
Ненавидит меня и боится, поэтому так реагирует.
Идиот.
Напугал и сократил себе шансы на победу.
Я знал, как подмазаться к Листовской, да и с другими прокатывало. Достаточно было купить цветы и состроить виноватые глазки, и все, ты прощен и одарен вниманием.
Но тут цветочками явно не обойтись, и что-то подсказывало мне, если я припрусь к Ангелочку с веником, то им же по лицу и получу, а может, и не только по лицу, как показал сегодняшний день.
Скрипел зубами от того, что не мог придумать, как заслужить ее доверие.
Она не похожа на других. Не стреляет глазками.
Никому.
Только с Кругом была улыбчивой и приветливой, а на остальных не обращала внимания.
Сам виноват. Настроил против себя вечными стебами и унижениями. Нытик так и пищал на затворках камеры, в которую я его усердно запирал.
Чтоб тебя, а!
— Данияр, может завтра навестим Лерочку? — Подает голос Валентина, когда я поднимаю полную коробку, чтобы отнести ее к себе в комнату.
Столбенею, не зная, что ответить. Уже давно не навещал мать, и была причина.
Каждый раз после этого накрывает и ее, и меня.
Сильно.
Но это не отменяет желания увидеться и поговорить.
— Может, — произношу размыто, потому что для посещения того учреждения мне нужна моральная подготовка, — я позже скажу точно.
Валентина кивает, а я ухожу к себе. Разбирать вещи придется потом, поэтому ставлю их в свободный угол и возвращаюсь за очередной коробкой. Механические действия помогают отвлечься от мыслей об Ангелике, но ровно до той поры, пока я не падаю на кровать в Алискиной комнате.
Сразу вспоминаю губы и глаза, а ее дрожь…
— Данияр? — Валентина тихо зовет меня, прогоняя наваждение, в котором я погряз после поцелуя.
Присаживаюсь и киваю. Она права. Маму нужно навестить, но внутри тут же всплывает картинка с ванной и кровавой водой.
— Завтра съездим. Только отцу ни слова, а то опять начнет читать морали, или еще что хуже. — Говорю ей и снова падаю на постель.
— Тебе нужно поесть, Данияр. Я принесу. — Заботливо произносит женщина, и я остаюсь один в комнате, которая стала пустой без вещей Алиски, словно ее и не было никогда.
От этой мысли кулаки автоматически сжимаются.
Другой ребенок.
Он не виноват, что наш отец хуже глыбы льда. Порой мне казалось, что там и души нет, только расчет и жесткость. Больше ничего.
Чтобы хоть как-то спустить пар, бью кулаком по матрасу и слышу странный звук.
Бью еще раз и прислушиваюсь.
Это не пружины.
 
Еще один удар, и слышу хруст. Очень интересно.
Поднимаюсь и заглядываю под кровать, где вижу выступ.
Приходится приложить усилия, чтобы добраться до цели и посмотреть, что там спрятано. Достаю небольшой плоский сундучок с замком. У Алиски были секреты? Что там?
Наркота?
Твою мать!
Выбираюсь и пытаюсь открыть находку, но железо не поддается. Где она вообще отрыла такой допотопный сундук?
Надо взломать и проверить содержимое. Ищу глазами хоть что-то подходящее для вскрытия и останавливаюсь на ножницах.
— Прости, сестричка, но мне надо знать, что у тебя там спрятано, и почему я об этом не знаю. — Говорю сам себе и запихиваю ножницы между замком и крышкой.
— Данияр? — Внезапное появление Валентины на пороге комнаты приводит к тому, что я дергаюсь, и ножницы срываются, вонзаясь острием прямо в левую ладонь.
— Твою мать! — Подскакиваю и сжимаю кулак, на что женщина охает и тут же подлетает ко мне с виноватым выражением лица.
— Прости, Данияр, я не хотела… — Начинает, но я отмахиваюсь, ведь эта царапина ничто по сравнению с проблемами, которые есть в жизни.
— Все нормально.
— У тебя кровь хлещет. Надо обработать и перевязать. — Тянет руки ко мне, но я беру сундучок и иду к себе в комнату.
— Я сам, не беспокойся. — Бросаю уже в коридоре, только Валентина идет за мной.
— Я тебе поесть принесла.
— Хорошо. Спасибо. — Поворачиваюсь и вижу, как она переминается с ноги на ногу, посматривая на окровавленную руку. — Я сам перевяжу и все съем. Спасибо, Валентина. — Улыбаюсь, чтобы женщина отмерла и не винила себя. — Завтра часиков в десять рванем.
Ухожу к себе, где кидаю находку в коробку, решая разобраться с ней потом, и направляюсь в ванную, чтобы смыть кровь. Чувствую смертельную усталость, но приходится привести ладонь в порядок и переодеться.
Маньяк в голове орет и требует встречи с Цветковой. Не знаю, что я ей скажу, и как она себя поведет, только жую на автомате и вскоре выдвигаюсь к ее работе. Жду, без отрыва глядя на дверь, но Ангела нет. Это наводит на разные мысли, и я бреду к зданию. Знакомый охранник без промедлений говорит о том, что Цветковой сегодня не будет. Начальство решило повеселиться.
Приходиться свалить от фитнес-центра со странным чувством неудовлетворенности и облома. Сам не понимаю, как оказываюсь напротив подъезда Цветковой, и смотрю на окна. Горит свет и пару раз там мелькает знакомая фигура. Пишу сообщение и жду ответа, а потом осознаю, что я придурок. Ничего умнее написать не мог, только идиотское Не могу забыть твои губы.
Пару раз позвонил, надеясь, что смогу вытащить ее из дома, но, естественно, Ангелика не взяла трубку.
Чтоб тебя, а!
Возвращаюсь домой и после душа падаю на постель, моментально вырубаясь и забывая выпить таблетки, которые заботливо оставила мне Валентина.
Просыпаюсь от шума в соседней комнате. Видимо, папочке не терпится стереть с лица земли последние следы его дочери. Становится мерзко.
Таращусь в потолок еще минут десять, окончательно убеждаясь в том, что рядом начались ремонтные работы.
Смотрю на часы и иду в душ, где долго стою под струями холодной воды, но и она не спасает меня от горячей злости, которая ртутью разливалась по венам, убивая во мне другие чувства.
Выхожу из дома раньше десяти, избегая столкновения с отцом или его пассией. Меньше всего нужно разрывать нервы перед поездкой к матери.
Валентина ждет за воротами, где я останавливаю машину, чтобы она села ко мне. Приветствует и долго смотрит, пока я выезжаю с территории ненаглядного папочки.
— Опять плохо спал? — Наконец-то, спрашивает, а я пожимаю плечами.
— Как всегда. — Сухо бросаю, и женщина отворачивается, разглядывая что-то за переделами автомобиля.
Спал просто отлично, если бы еще губы Цветковой не преследовали, то было бы замечательно, а так…