3:0 в пользу Шапочки (СИ)
– Помню, – говорил, – как понял, что Яра в беде. А дальше – туман. Поезд был, самолёт, на дальнобое каком-то ехал. В себя пришёл, только когда Ярку из ямы достали…
...Если выберусь из этой заварушки живой и невредимой, и если Серго не передумает насчёт парных меток, не буду больше тянуть. Уж себе-то можно признаться, что я в него влюбилась по уши, и о жизни с кем-то другим даже думать не хочу.
К панике и отчаянию прибавилась жалость к себе. Безумно захотелось плакать. И я бы точно разревелась, если бы сначала не замолкли птицы, а потом не послышались чьи-то шаги. Спустя несколько томительных минут, послышался скрежет отодвигаемого засова и почти сразу же по моим глазам ударил ослепительный свет. Я подняла руку, чтобы заслониться от направленного в мою сторону фонарного луча и сквозь пальцы попыталась рассмотреть своего похитителя.
– Пришла в себя? – спросил он. – Хорошо. А то я уже бояться начал, что слишком сильно тебя по голове приложил. Твой труп мне на хрен не упал.
Я просто ушам своим не поверила.
– Ты?
– Не ждала?
Определённо. Такого варианта развития событий мне даже в голову не приходило…
***
Лица говорившего я всё ещё не видела, но голос узнала без труда. Да и как не узнать? Я ведь думала, что влюблена в этого человека.
– Виталик, что происходит? – хмурясь, спросила я. – Что за глупая шутка?
Он хмыкнул.
– Шутка? Ну уж нет.
Мой бывший парень, убедившись, что я по-прежнему прикована к стене, наконец убрал в карман телефон и отошёл от входа. Свет с улицы торопливо скользнул внутрь, рассеивая непроглядную тьму, и мне пришлось поморгать, чтобы привыкнуть к новому освещению.
При ближайшем рассмотрении землянка оказалась распределительной будкой, из которой давным-давно, наверное, ещё во времена коммунистов, чьи-то хозяйственные руки вынесли все внутренности. А само строение, судя по инвентарю, сгруженному у противоположной от меня стены, использовали вместо сарая.
– Какие могут быть шутки, – противным голосом произнёс Виталик, – когда ты мне всю жизнь испортила.
Я вполне закономерно возмутилась.
– Что? Я испортила тебе жизнь? Да я тебя спасла!
Парень подошёл ко мне близко, но не вплотную, чтобы я не смогла в случае чего до него дотянуться. Глянул свысока. Оскалился.
– Спасла она… – выплюнул с презрением. – Да что ты понимаешь? Я хотел тебя хозяину подарить. За девственницу к юбилейной охоте он бы щедро меня наградил. Сделал бы меня своим слугой. Своим бессмертным слугой. Служить ему годы, столетия… Быть рядом, чтобы исполнять, чтобы предугадывать его любые желания… И тогда однажды он бы понял, кто больше всех достоин его любви.
– О чём ты говоришь? – прошептала я. – Какой слуга? Какой хозяин? Какое бессмертие?
Виталик проорал так, что у меня уши на миг заложило и в голове зазвенело:
– Обыкновенное! Думаешь, я не знаю, кто ты? Думаешь, не знаю?
Я провела пальцами по металлическому ошейнику и уверенно возразила:
– Думаю, знаешь.
Другой вопрос – откуда. Мой народ за тысячелетия совместного существования на одной планете с людьми научился скрываться, и тайну свою открывал лишь избранным. Тем, кто прошёл не одну проверку. И уж точно среди них не было умственно отсталых и шизофреников.
Виталик качнулся с носка на пятку и вернулся к выходу. Опустился на пол слева от двери, вытянул ноги.
За стенами будки снова защебетали птицы. Нахальный воробей вскочил на порог, глянул на меня любопытным чёрным глазом, клюнул лежавшую на полу соломинку и , пронзительно вскрикнув, упорхнул.
Метрах в трёхстах от нас просигналила машина. Я повернула голову на звук, прислушиваясь. Определённо, в той стороне была трасса. Полезная информация, пусть я пока и не знала, как её использовать.
– Я правду об оборотнях в прошлом году узнал, – вдруг заговорил Виталик, и я, вздрогнув от неожиданности, вернула к нему свой взгляд. Парень полностью ушёл в воспоминания. Взгляд расфокусированный, на губах блуждает растерянная улыбка. – Случайно. Мы с тремя моими приятелями в поход пошли. Гитара, палатки, песни у костра, горячее вино в жестяных кружках… Я хотел своем другу предложение сделать. – Замолчал. Улыбка исчезла, уступив место брезгливости. Подтянул к себе колени и, поставив на них локти, продолжил:
– Первая ночь прошла спокойно. А во вторую я проснулся воды попить и услышал, что вокруг лагеря кто-то ходит. Сначала решил, что наши, а потом понял, что это звери. Они гнали нас по лесу до полудня следующего дня. Мой парень погиб первым. Неудачно упал, сломал ногу… Когда волки рвали его на части, он так отвратительно верещал… Зато у нас была фора. Пока он умирал, за нами никто не гнался.
Я зажмурилась от ужаса, не желая слушать, не желая представлять, как всё происходило, но Виталик был глубоко равнодушен к моим душевным страданиям и невозмутимо продолжал свой рассказ.
– Когда убили второго из моих спутников, я понял, что живыми нас из лесу не выпустят. Нет смысла бежать, всё равно догонят. Поэтому последнему своему другу я сам подставил подножку.
Виталик снова замолчал, глянул на часы, неспешно достал из кармана упаковку жевательных резинок, и забросил в рот пару подушечек.
– Пока его убивали, я нашёл подходящее дерево и залез наверх… Они окружили меня, на закате. Дюжина матёрых хищников. Ужасных и прекрасных одновременно. Я думал, что ничего красивее в своей жизни не видел, пока один из них не подошёл к дереву, чтобы опереться передними лапами о ствол. Миг – и на месте волка стоит человек. Мужчина. Обнажённый. Бронзовое от загара мускулистое тело, сильные руки, накачанные ноги, а в глазах пляшет падающее за горизонт солнце… И сердце моё болезненно сжалось, встречая большое, сильное, настоящее чувство.
Я с трудом держала лицо. Слушать Виталика говорил таким высокопарным слогом, что у меня зубы разболелись. И не потому, что один мужчина без стыда и стеснения признавался в любви к другому. Просто это было безумие. Оборотни, загоняющие людей, как дичь. Дичь, влюблённая в своего охотника.
Ну и ещё было стыдно. Как я могла подумать, что люблю его. Как мне могла нравится эта манера говорить? Этот тон, этот пафос, скорее свойственный малолетней девчонке, только вчера научившейся рифмовать слова «любовь» и «кровь». Но точно не мужчине. И эти кучеряшки. Почему раньше я не замечала, что они искусственные?
– Я спустился с дерева в тот же миг и встал перед моим единственным на веки вечные хозяином на колени. Склонил голову и принёс клятву верности. И он не позволил меня убить. А когда я начал привозить им сочную дичь, даже пообещал, что однажды, если я буду хорошо себя вести, сделает меня оборотнем.
Если шаманы и ведьмаки нарушают закон, что хоть и редко, но бывает, их не рискуют изгонять, а убивают сразу. Так что среди изгнанников их не могло быть, но Виталик об этом, конечно, не знает…
– Он рассказал тебе о том, как это происходит? – из чистого любопытства и не особо надеясь на ответ, спросила я. Но Виталик неожиданно ответил:
– Известно как. Через укус. Когда слюна оборотня попадёт в мою кровь, я переживу второе рождение, обрету животную ипостась и бессмертие.
Боже. Он ещё глупее, чем мне показалось. Как можно верить в подобную чушь?
– Оборотни не бессмертны, – зачем-то сообщила я. – Мы сильнее, выносливее и живём значительно дольше людей. Но мы, как и всё живое на этой планете, умираем, когда приходит наш час.
Он зыркнул на меня из-под бровей и, бросив коротких взгляд на запястье, обвитое кожаным браслетом часов, обронил:
– Враньё тебе не поможет. Я знаю правду.
Снаружи по-прежнему не доносилось никаких посторонних звуков: отдалённый шум колёс, птичий гомон, звуки мышиной возни. Но Виталик то и дело проверял, который час, значит, кого-то ждал. И когда этот кто-то приедет, я… Мне это точно не понравится.
– Виталь, а можно вопрос? – Он поднял на меня взгляд. – Я-то в чём перед тобой провинилась?
***