Смутные времена Лепрозория (СИ)
Взмах!
Удар!
Поворот заготовки.
Взмах!..
С каждым новым витком кумо сливалось с наконечником копья воедино, расплываясь бело-лиловыми разводами по рыжеющей стали.
Огонь горна только насытил эти переливы, напитал сталь, выбелив ее.
И снова — наковальня, взмах, удар.
Снова и снова.
Ясинэ терпеливо ждала, наблюдая, как искрит покорный черный страж. Кумо, которое не покорялось даже Верховному шисаи — сыпало искрами в руках девчонки-кузнеца и медленно растворялось в стали, пока не исчезло. По кузнице будто пронесся вздох облегчения.
Берлинда опустила наконечник копья в ведро с водой, и лиловый клуб пара взвился к потолку.
Ясинэ подошла ближе, и любопытный тигренок тут же ткнулся носом в ноги — подними.
— Первый готов? — с опаской произнесла она, боясь помешать.
Медведица кивнула и положила наконечник копья на наковальню. Сталь, сплавленная с черными разводами кумо, казалась совсем обычной, самой простой. Но если только прищуриться, всмотреться в нее, то клеймо Евиной сути сияло глубоко внутри — словно это была все еще раскаленная добела сталь.
И снова тычок в ноги, требовательнее.
Ясинэ подхватила тигренка и показала ему наконечник копья. Тот обнюхал его, вытянув длинные усы, и чихнул.
— Любопытство утолено, гуляй, — хмыкнула Ясинэ и опустила его на пол.
— Когда ждать следующее кумо? — Берлинда распахнула окно и вылила прозрачную воду на землю.
— У меня с собой еще три.
— Тогда продолжим сейчас.
***
Годы тянулись медленно. Ясинэ приносила новых кумо по одному. На каждый наконечник, на каждую пластину доспеха. Приносила и кожу — то, что осталось от крыльев летучей мыши, и нитки из паутины. Хоть древки можно было купить в тот же краю Медведей.
— Скажи, а у алтарей растет много деревьев помимо главной яблони? — Берлинда примеряла пока еще кожаный нагрудник на Ясинэ, отмечая углем, где будут крепиться пластины.
— Это скорее исключение, чем правило, — скривилась Ясинэ, припоминая все алтари. А была она хоть раз, но у каждого.
— Жаль, — вздохнула Берлинда.
— А зачем тебе?
— Деревья у алтарей прочнее других. Они лучше подходят на древки. А будь это дерево, выращенное из семечка священного яблока — так лучше него не найти.
Ясинэ рассмеялась:
— Это невозможно. Я впервые слышу о таком.
Берлинда развела руками:
— Тогда эти копья долго не проживут, у дерева слишком короткий срок жизни для твоих планов. Наконечникам нужны будут новые древки.
— Это сущая ерунда, — улыбнулась Ясинэ. — Найти дровосека и плотника проще, чем хорошего кузнеца.
Медведица улыбнулась в ответ и продолжила примерять обрезки кожи по нагруднику.
Закончив с работой, она распустила наметку, высвобождая Ясинэ. Та по-кошачьи изогнулась, выныривая, и принялась поправлять боевое кимоно. Поверх него накинула еще одно кимоно. И тигренок, лишившись укрытия, встрепенулся и зевнул во всю маленькую пасть.
— Скажи, а кто он? — Берлинда кивнула на тигренка.
— Мой ручной котенок, — привычно бросила Ясинэ. — Весьма послушный звереныш, хочу вырастить ручного белого тигра.
— Звереныш? — Берлинда прищурилась. — Просто звереныш?
— А что не так? — Ясинэ изогнула бровь..
— Ничего, — спохватилась Берлинда и опустила глаза в пол. — Просто мы знакомы несколько лет. И его я вижу все эти годы. Маленьким тигренком. Всегда в одной поре, в одном возрасте… И это один и тот же тигренок, я хорошо запоминаю любые узоры, — протараторила она.
Ясинэ скривилась и перевела взгляд на котенка. Тот принялся гоняться за собственным хвостом, сбивая лапами ножки лавки. Казалось бы, какой глупое маленькое создание, какой непоседливый котенок. Всегда в одной поре.
— Хайме! — окликнула она тигренка, прерывая игрища. — Это медведица не так глупа и не так труслива, как некоторые наши знакомые. Давай не будем мучить ее догадками о том, кто ты есть?
Тигренок прекратил свою погоню за хвостом, вылез из-под лавки и, поднявшись на лапы, вдруг стал расти. Вытянулся в две трети человеческого роста и приобрел людские черты лица.
Мальчишка лет одиннадцати.
Берлинда от неожиданности вздрогнула и выронила уголь.
— Рад повторному знакомству, госпожа кузнец, — Хайме галантно поклонился ей и сел на лавку. И в его движениях чувствовалась тигриная вальяжность и звериная грация кота.
Берлинда смотрела поочередно то на Ясинэ, то на Хайме, улавливая сходство. Они вроде бы совершенно не похожи, но глаза цвета льда, цвет волос, улыбка, мимика делали их совершенно родными.
— Сын?
Ясинэ кивнула.
— Почему прячешь?
— Долго объяснять, — вздохнула Ясинэ. — Хорошо, что он сам прячется практически с рождения. Мгновенная трансформация в зверя, только зверь растет вместе с человеческим телом. Поэтому он все еще тигренок.
— У нас впереди много работы, — улыбнулась Берлинда. — Я успею выслушать твою историю.
— Историю моей жизни? — горько улыбнулась Ясинэ. — Я предпочитаю, чтобы все знали обо мне легенды, байки и прочее вранье. Но не знали моей судьбы.
— Так меньше болит… — понимающе протянула Берлинда.
Ясинэ кивнула.
— Поэтому я предпочитаю забывать прошлое с каждой новой жизнью.
— Ты знаешь, — вздохнула Ясинэ. — А я бы предпочла помнить. Эта боль делает меня мною. Я состою из нее, она во мне до самого дна.
#15. Смерть известна, неизвестно время
Полуденные звезды растворялись в небесах, скрытые бледными, будто дымка, облаками. Сияло только солнце, бросая на землю размытые тени.
Ясинэ стояла под сенью деревьев, облокотившись о железную ограду маленького — семейного — медвежьего кладбища. Медленно курила пряный табак и читала высеченные на камне имена и, как это обычно бывало у медведей, родословные.
Берлинда, дочь Берни. Берни, сын Бернгейра. Бернгейр, сын Бернлауга. Бернлауг, сын… Бирма.
Ясинэ усмехнулась, выдыхая дым.
Жизнь — забавная штука. На одном клочке земли несколько поколений кузнецов клана медведя, несколько жизней. Ясинэ закрыла глаза, и перед ее взором отчетливо возник летящий в голову топор. Она — помнила, а кроме нее помнить об этом было уже некому. Казалось бы, прошло так мало времени, а на деле — несколько столетий. Тогда никто не знал, что у кузнеца Бирма будет сын, а за ним внуки, правнуки, праправнуки и праправнучка Берлинда. Тогда ведь и мысли не было, что род медведя продолжится, утопая в бесконечность.
Но Бирм был мертв, и его потомки лежали под землей вместе с ним, ходили на земле после него и все еще живы. Род продолжался, а для Ясинэ продолжалась все та же жизнь, отмеренная по-кошачьи.
Из раздумий ее вывел короткий всхлип. Ясинэ дернулась на звук, но увидела только полосатый хвост, скрывшийся за надгробием. Лишь бы не видела слез…
Ясинэ вздохнула, поправила кимоно и присела рядом.
— Вылезай, я не буду ругать, — протянула она и снова затянулась.
Из-за надгробия раздался только неясный скулеж. Ясинэ покачала головой, крепко сжала зубами мундштук и подняла тигренка на руки. Уже большой, почти что взрослый…
Он тут же обернулся мальчишкой и вжался в нее изо всех сил. Обхватил ногами, руками, холодным носом уткнулся в ворот кимоно и отчаянно взвыл. Ясинэ оставалось только погладить его по дрожащей спине.
— Все смертны, Хайме, и с этим ничего не поделать, — она прижала его голову к плечу и поцеловала в пушистое ухо.
— Но Берлинда же хорошая! — провыл тигренок, сжимая в кулаках кимоно.
Ясинэ усмехнулась:
— Смерти нет никакого дела до того, хороший ты или плохой.
— А до чего ей есть дело?! — Хайме вытер лицо об кимоно и снова всхлипнул.
— Я не знаю, милый… — Ясинэ пожала плечами. — Но с ней просто приходится мириться, и все.
— Я читал в твоих книгах ритуалы, там есть несколько на воскрешение!
Ясинэ улыбнулась. Может быть, рано было его всему этому учить? Но он шисаи с самого рождения, игнорировать это было бы бессмысленным упущением.