Книжный на левом берегу Сены
Когда он ушел, Сильвия сделала то, чего не делала никогда: выпроводила всех посетителей из лавки, объявив, что для разнообразия должна устроить длинный французский перерыв на обед. После чего, невинно взявшись за руки, они с Адриенной отправились извилистыми переулками в свое любимое бистро, где заказали на двоих бифштекс неприлично огромных размеров и графинчик вина.
— Знаешь, стыдно признаться, но в последнее время мне немного прискучили дела в магазине: ужасно хочется целиком посвящать себя «Улиссу». Но сегодняшний день напомнил мне, сколько удовольствия может доставлять лавка.
— Чего же тут стыдиться? И у меня бывают такие дни, когда я посмотрю на часы и готова поклясться, что прошел целый час, а оказывается, всего три минутки. Обычное дело.
— И как с этим бороться?
Адриенна пожала плечами.
— Самые волнующие моменты нужно планировать самому.
— Но ведь лучшие моменты — те, что случаются спонтанно.
— Со стороны так и может показаться, но поверь, это неправда. Эрнест, например, не просто волей случая забрел в «Шекспира». Он пришел благодаря всему тому хорошему, что ты делаешь для американских писателей в Париже. Он наслышан о тебе. И чем больше приятных впечатлений ты создаешь у своих посетителей, тем больше интересных людей притягиваешь в свою лавку.
— Я все подумываю, не открыть ли над ней маленькую чайную. Такое местечко, где писатели могли бы выпить и в тишине да покое поработать, тем более что у них под боком была бы моя библиотека на случай, если им что-то понадобится.
Адриенна улыбнулась.
— Прелестная идея, мне очень нравится. Ты должна ее осуществить.
Откуда бы у меня взялось на нее время?
— Однажды так и случится, — сказала Сильвия, испытывая одновременно и трепет волнения, и страшную усталость. И она поскорее опустила глаза в тарелку, чтобы не видеть реакции Адриенны на эту ее смешанность чувств.
Глава 11
Отец Раймонд поправился неожиданно быстро, почти чудесным образом, и это означало, что та теперь свободна и может возобновить прием пациентов. Но она просила Сильвию не переживать из-за перепечатки романа, потому что нашла себе замену в лице Мод Филч, англичанки, которая несколько раз приходила с ней в лавку и изъявляла пылкое желание взяться за дело. Не успела Сильвия перевести дух, как разразилась очередная катастрофа. В один из по-настоящему теплых майских дней Мод прибежала в магазинчик, комкая в покрасневших руках платок, насквозь мокрый от слез.
— О Сильвия, я так виновата, не знаю, простите ли вы меня когда-нибудь, — вымолвила она дрожащим голосом.
Хотя от вида бедной женщины у самой Сильвии в страхе сжалось сердце, она отважно сказала:
— Да нет же, я должна испытывать к вам одну только благодарность.
— Вам больше не придется, когда я расскажу, что стряслось.
— Уверена, мы справимся с любой неприятностью.
И Мод, всхлипывая и икая, поведала Сильвии, что произошло:
— Я уже почти… заканчивала… перепечатывать «Цирцею»[92]. И все шло так прекрасно, но… но я оставила листы у себя на столе… мне так… я так виновата, ни в коем случае нельзя было… потому что… потому что… муж вернулся домой и… он прочитал их и сжег. Оба экземпляра.
Сказав это, Мод, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.
— Оба? И перепечатанный, и рукопись Джойса?
Мод сквозь слезы закивала головой.
— О господи! Что же творится с людьми, книга-то в чем виновата? — в гневе вскричала Сильвия.
— Мне так жаль, Сильвия.
— Вы тут ни при чем, не вам следует извиняться.
От этого Мод только громче зарыдала. Не переполняй Сильвию такая ярость, она бы и сама расплакалась — не от горя, а от растерянности и отчаяния. Неужели «Улисс» никогда не увидит свет? Неужели ее собственный провал станет последней каплей и навсегда утопит роман в безвестности?
«А Джойс еще даже не закончил его», — напомнила себе Сильвия. Им и так уже пришлось перенести дату выхода с осени на зиму. Он обещал закончить к середине января, чтобы роман вышел в свет ко дню его рождения — второго февраля. Для него это важная дата, ведь в 1922 году ему исполняется сорок лет. Почему-то Джойс очень загорелся этой идеей, и, судя по всему, она его подстегивала — настолько, что он в последнее время почти перестал показываться в «Шекспире и компании», посвящая все время роману. Сильвия надеялась, что глаза его не подведут и позволят довести дело до конца; он рассказывал, что почти каждый вечер после многочасовой работы он проводит в постели с охлаждающими компрессами на глазах.
Мод продолжала рыдать. Сильвии казалось, что «Улисс» обречен.
Наконец она уговорила несчастную Мод дойти до приемной Раймонд и немного успокоиться. Стоило ей закурить в безнадежном унынии, как в лавку с редким визитом явился Джойс собственной персоной.
— У меня плохие новости, — сообщила ему Сильвия, как только он прислонил свою ясеневую трость к книжной полке и опустился в зеленое кресло. И она рассказала, что приключилось с последним эпизодом романа.
— Что ж, в таком случае вам всего-то и надо, что попросить у Куинна его экземпляр.
Сильвия потрясенно заморгала, не понимая, к чему он клонит.
Экземпляр Джона Куинна?
Ах, конечно. Теперь она вспомнила. Джойс с самого начала отправлял Куинну дубликаты своих черновиков; тот покупал их, точно они были произведениями искусства. Кажется, Эзра говорил ей что-то подобное много месяцев назад? У нее напрочь вылетело из головы. Но сейчас этот факт поставил перед ней больше вопросов, чем ответов. Джойсу хватало времени — не говоря уже о здоровье глаз — делать копии своих черновиков? И насколько страницы Куинна отличаются от тех, которые редактировал Эзра и которые в конечном счете были напечатаны в «Литтл ревью»? Зачем Куинн покупал роман, если сам же, по сути, выставил его перед судом как непристойный? Сильвия не видела смысла спрашивать Джойса; ей часто казалось, что чем меньше она посвящена в его писательскую кухню, тем лучше.
— Вот это отличная новость, — только и сказала она. Когда он ушел, а подсушившую слезы Мод удалось убедить, что положение можно исправить, Сильвия не откладывая села за письмо адвокату.
Уважаемый мистер Куинн!
Меня зовут Сильвия Бич, и я управляю магазином «Шекспир и компания» — книжной лавкой англоязычной литературы и по совместительству библиотекой в Шестом округе Парижа. Для начала позвольте выразить Вам свое восхищение Вашими стараниями обеспечить в Соединенных Штатах будущее «Улиссу» нашего дорогого друга Джеймса Джойса — это моя родина в той же степени, что и Ваша, поскольку я родилась в Мэриленде и выросла в Принстоне, Нью-Джерси.
Как и Вы, я великая поклонница Джеймса Джойса. Он стал своим человеком в «Шекспире и компании», а «Портрет» относится к числу моих любимых романов. «Улисс» имеет все шансы занять его место, вот почему я предложила опубликовать его, когда стало ясно, что американские издатели лишены такой возможности.
Однако мои старания собрать его полную рукопись наталкиваются на изрядные препятствия ввиду конфискаций, а также затруднений в писательском процессе самого Джойса. Мне стало известно, что Вы располагаете полной копией рукописи. Я буду очень Вам обязана, если Вы сможете послать мне свой экземпляр. Разумеется, я возмещу Вам все расходы и отошлю его назад, как только перепечатаю рукопись.
Очень надеюсь, что Вы заглянете ко мне в лавку, если Ваши разъезды приведут Вас в Париж. Было бы замечательно познакомиться с Вами лично.
С благодарностями и пожеланием всего наилучшего,
искренне Ваша,
Сильвия
Прошел месяц, но никакого ответа от Куинна не поступило. С момента утраты эпизода «Цирцея» перепечатывать рукопись брались еще три машинистки, но и те долго не продержались, зато самой Сильвии удалось отправить Дарантьеру в набор первые части романа, даром что в них зияли пустоты, которые она планировала заполнить, когда из Америки прибудут соответствующие страницы. Когда же Дарантьер прислал ей первую порцию гранок для вычитки, Сильвия была настолько взволнована, что, когда она открывала сверток, руки ее ощутимо дрожали. Она стала издателем! Ах, как великолепны эти страницы. Бумага хрусткая, белейшая; типографская краска такая свеженькая, черная и четкая. Сильвия провела по ним рукой; шелковисто гладкие, они приятно холодили пальцы и тихонько поскрипывали, наполняя ее уши самым успокаивающим звуком на свете.