Книжный на левом берегу Сены
— Работа очень выматывающая, да ты и сама слышала…
— Я выдержу. В медицинской школе на курсе естествознания учились всего две девушки, и я была одной из них.
Сильвия просияла.
— Чудесно, давай я покажу, что нужно сделать.
Вот и еще одна Флоренс Найтингейл бросается спасать «Улисса».
Зима отступала под напором весны, снег превращался в ручейки, журчавшие в уличных стоках, на тротуарах образовались лужи, и в них весело плескались голуби. В один из первых теплых дней в лавку зашел очень привлекательный молодой человек, в котором безошибочно угадывался уроженец Среднего Запада. Его волосы были цвета ваксы, а аккуратно подстриженные усики, как решила Сильвия, должны были придавать больше солидности мягкому, еще совсем юношескому лицу. Массивный, но подтянутый, он своим обликом сразу напомнил Сильвии спортивных мальчишек из ее детства, предпочитавших беготню с мячом чтению книг.
Точно благовоспитанный ребенок, которого привели в церковь, он при входе снял потертую твидовую шляпу и принялся рассматривать полки с романами и журналами. Утро в лавке выдалось хлопотное, и Сильвия наблюдала за незнакомцем краешком глаза, пока пробивала чеки и записывала книги, выбранные постоянными читателями библиотечной секции.
Наконец, только она успела закурить новую сигарету, новый посетитель подошел к ее столу.
— Вы Сильвия Бич?
Сколько бы раз такое ни повторялось, все равно ей не надоедало: для Сильвии было лучшим комплиментом, когда молодой американец вроде этого обращался к ней, уже зная, кто она. Она почувствовала радостное волнение, предвкушая, что сейчас она услышит чудесную историю о том, как новичок узнал о ней и ее лавке.
Приветливо улыбаясь, она глубоко затянулась и, отложив сигарету, протянула руку для пожатия.
— Она самая. Рада познакомиться, мистер?..
— Хемингуэй, — охотно отозвался тот. — Эрнест Хемингуэй.
Имя ни о чем ей не говорило, но Сильвия все равно чувствовала, что юноша заглянул в лавку неспроста.
— Откуда вы прибыли, мистер Хемингуэй?
— Эрнест, прошу вас. Из Чикаго, вместе с женой Хэдли.
— В следующий раз обязательно приводите ее с собой. Да, зовите меня тоже просто Сильвией. Итак, расскажите, что привело вас в Париж и в «Шекспира и компанию»?
— Я уже год как слышу, что писателю не найти лучшего места для работы, чем Париж. Под лучшим я подразумеваю самое дешевое. И потому я убедил «Торонто Стар» взять меня в штат корреспондентом. Но я собираюсь и сам кое-что писать. Может быть, роман. А о вашей лавке мне рассказал Шервуд Андерсон. Если точнее, превозносил ее до небес, но, должен сказать, даже его дифирамбы не вполне отдают ей должное. — Он обвел помещение оценивающим взглядом и явно остался доволен увиденным. — Я и представить не мог, — восхищенно добавил он.
— Всего лишь книги да стулья, — сказала Сильвия, хотя восторги молодого человека ей польстили.
— Вы только посмотрите, рука самого Уолта Уитмена. — Молодой человек подошел к стене, где в рамках висели страницы поэта, и так близко разглядывал написанные карандашом строчки, что почти уткнулся носом в стекло. — Всему, что под эгидой «Шекспира» и Уитмена, сама судьба обещает величие, — сказал он, все еще разглядывая заключенные в рамку строки.
— Между тем многие не понимают, что связывает эти два имени, — заметила Сильвия.
Оторвав наконец взгляд от Уитмена, он повернулся к Сильвии.
— Только не я.
Сильвия чутьем угадала в этом Эрнесте Хемингуэе из Чикаго родственную душу. Она познакомила его с Бобом Макалмоном и еще одним недавно приехавшим в Париж американцем, композитором Джорджем Антейлом[91], и молодые люди тут же подружились. А у самой Сильвии было такое чувство, словно недостающий кусочек мозаики наконец отыскался и встал на свое место.
Она оформила Эрнесту читательский абонемент, хотя у того даже не было при себе достаточно денег для залога.
— Доверяю вам на слово и знаю, вы непременно придете еще, — сказала ему Сильвия.
— Спасибо, — ответил Эрнест так пылко, точно получил от нее на Рождество новый велосипед.
— Да, а если вы еще не нашли себе постоянного жилья, не стану возражать, если вы будете использовать мою лавку как почтовый ящик для своей корреспонденции столько, сколько понадобится.
— Сильвию хлебом не корми, только дай показать французскую дулю американской почт… полиции, — сострил Боб.
Эрнест нахмурился.
— Да уж, — проворчал он, — самнеровскую почту никак не заподозришь в симпатиях к писателям, это точно.
— Вы слышали о мучениях нашего друга Джеймса Джойса?
— Разумеется. Я же газетчик.
— И вы тоже подались в бега из-за смутьянских сочинений?
— Едва ли, — нехотя ответил он, и в его недовольной гримасе Сильвии почудилось желание исправить досадное отсутствие гонений.
— Вы так молоды. У вас впереди еще масса времени, — успокоил его Боб, с миром отпуская очередную мишень для своего ехидства, что было большой редкостью.
— А скажите-ка, — спросил их новый друг Эрнест, явно желая сменить тему, — кто-нибудь из вас был на войне?
— Военно-воздушные силы, — ответил Боб, впрочем безо всякой гордости. — А присутствующий среди нас Джордж был тогда, к сожалению, слишком мал. Он околачивался в Нью-Йорке, подбивая клинья к тому самому редактору, которую осудили за публикацию эпизодов «Улисса».
— Маргарет Андерсон, между прочим, великая поклонница музыки, — благоговейно произнес Джордж, и Сильвия не в первый раз подивилась, что же такое было между этими двумя. Она слышала, что Маргарет живет в таком же счастливом союзе со своим соредактором Джейн Хип, как она сама с Адриенной, но поди знай, как оно принято в их кругу.
— К тому же, — продолжал Джордж с некоторым нажимом, — Маргарет была уже после войны. А во время я еще учился у Эрнеста Блоха.
— А я в Италии крутил баранку скорой помощи, — сообщил Эрнест, тактично не замечая напряжения, возникшего между двумя мужчинами.
— Жуткая, как я слышал, работенка, — тут же отозвался Боб.
— Которая определенно не уберегла меня от ранения. Минометный обстрел. — Эрнест указал на свою ногу.
— Давайте-ка посмотрим, — сказал Боб.
Сильвия хоть и навидалась боевых ранений, но разглядывать одно из них, пусть и затянувшееся, в своей лавке ей выдалось впервые. На ноге Эрнеста едва ли оставалось живое место: от колена и ниже ее покрывали сплошные розовые шрамы, а стежки заштопанных ран были рассыпаны по ступне, лодыжке и икре зловещим конфетти.
— Чудо еще, что вы не хромаете, — заметила Сильвия.
Он только пожал плечами.
— Раны поверхностные. Кость не задели.
Звякнул дверной колокольчик, приветствуя появление в лавке Адриенны.
— Монье! — с великой теплотой воскликнул Боб. — Денек-то, как я погляжу, щедр на радости.
— Моя дорогая, — позвала Сильвия, помахав рукой, чтобы привлечь внимание Адриенны. — Знакомься, это Эрнест Хемингуэй, он только что прибыл в наш прекрасный город из Чикаго. Он нам показывал свои боевые шрамы. Эрнест, знакомьтесь, это Адриенна Монье, хозяйка почти такой же лавки, только франкоязычной, неподалеку отсюда, на улице Одеон. И к слову сказать, ее магазинчик проработал все военные годы, и он же — первая причина, почему существует «Шекспир и компания».
Хемингуэй выпрямился и протянул Адриенне руку, которую та, улыбаясь, энергично потрясла.
— Я наслышан о вашей книжной лавке, — на превосходном французском произнес он. — Следующую остановку сегодня как раз намечаю сделать у вас в «Ля мезон».
— Счастлива слышать это, месье Хемингуэй. Ближе к вечеру милости прошу, я вся к вашим услугам, но сейчас мы закрыты на обед.
Он рассмеялся.
— Закрыты на обед. Обожаю Францию. Очень надеюсь увидеться с вами у вас в лавке. И еще: прошу вас, называйте меня Эрнест. — Он неожиданно засобирался, надел свою твидовую шляпу и сказал: — Прошу извинить, я должен узнать, не нужно ли чего Хэдли. В следующий раз приведу ее с собой, обещаю. Она лучшая читательница из всех, кого я знаю.
