Книжный на левом берегу Сены

А кроме того, и Сильвия не стыдилась в том себе признаться, ее затея пойдет на пользу лавке. Все узнают о «Шекспире и компании», когда она издаст «Улисса». Этим она докажет всем, что ее магазин — заведение успешное, и, возможно, его слава переживет ее саму.
Уже совсем стемнело, когда она подняла глаза от страниц, исписанных чернильными рядами уравнений с вычислениями потенциальных доходов, процентов и издержек и рожденными в ходе мозгового штурма идеями, как продвигать роман даже там, где он запрещен. В особенности там. Невыразимое ликование вызывала у нее возможность поднести кукиш под нос самому Джону Самнеру, равно как и всему мракобесию, которое он олицетворял. Влажные тротуары весело переливались в свете газовых рожков. Шел дождик. Но Сильвия этого даже не замечала. Подняв повыше воротник, она спешила домой, радуясь, что не опаздывает к ужину. Она вспомнила, что по пути есть винный магазинчик, и завернула туда купить fillette de champagne[88].
Дома Адриенна включила радио, и по кухне сквозь легкие потрескивания разносились звуки «Старомодного сада» Коула Портера. Сильвия втянула носом ароматы тимьяна, морковки и тушеной говядины и подумала, что прямо здесь на месте умрет от счастья.
— Дорогая, — сказала она, вручая Адриенне холодную demi-bouteille, — «Шекспир и компания» собирается изменить мир. И ты снова источник моих вдохновений — я хочу знать, как ты издаешь свои «Записки».
Адриенна улыбнулась, с готовностью принимая шампанское из рук Сильвии.
— Теперь рассказывай по порядку.
Пока Адриенна разливала по бокалам золотистое пенящееся вино, Сильвия успела рассказать, как ее обозлил вердикт суда, и коротко объяснила, что подвигло ее предложить Джойсу издать его роман.
— Я должна была это сделать, — почти беззвучно выдохнула она, — как могла я поступить иначе? Подняв бокал, Сильвия предложила: — За «Улисса»?
Глаза Адриенны сияли удивлением, и гордостью, и волнением. Она чокнула свой бокал о бокал Сильвии, и нежный звон поднялся над звуками радио и готовящейся пищи.
— За тебя, моя милая Сильвия.
Они сделали по глотку. Никогда еще шампанское не казалось Сильвии таким восхитительным на вкус.
За обедом Адриенна объясняла, как она ведет издательскую сторону дела, начиная с печати, которой занимался в Дижоне типограф Морис Дарантьер, и затем пройдясь по остальным стадиям: рассказала, как определять тираж, рассчитывать прибыль, собирать базу подписчиков из заинтересованных покупателей и, наконец, как распределять выручку. Сильвия с воодушевлением делала заметки и осыпала Адриенну вопросами. К тому времени, как часы возвестили о начале новых суток, блокнот Сильвии уже был полон испещренных записями страниц, а ее занемевшие пальцы — испятнаны чернилами. Самый прекрасный беспорядок из всех, что она когда-либо устраивала.
Когда они наконец поднялись из-за обеденного стола, потягиваясь и подавляя зевоту, возле раковины Адриенна повернулась к Сильвии и сказала осторожно и мягко:
— Одно очень тревожит меня, chérie.
— Quoi?[89]
— Скажу напрямик, — Адриенна на мгновение запнулась и почти робко продолжила. — Наш корявый Иисус вечно бедствует. И совсем не умеет обращаться с деньгами, с чужими деньгами, если уж на то пошло. Он великий писатель, но… надеюсь… в общем, надо найти способ уберечь тебя и твою лавку. Надеюсь, ты не против, что я все это говорю. И для начала ты должна бы подумать о том, как распределить прибыль. Семьдесят пять процентов — пожалуй, самое большее, что ему следует дать, тем более что ты взваливаешь на себя такую ответственность. Ты должна решить, сколько стоят твои труды.
Радость Сильвии слегка поблекла от предостережений Адриенны, но она понимала, что ее подруга права. Сильвия кивнула.
— Я и сама знаю, что это правда, хотя хотелось бы мне ошибаться. Хорошо, я подумаю про семьдесят пять процентов.
Адриенна легонько поцеловала ее в губы.
— Ты знай, я всегда рядом и готова прийти на помощь, если буду тебе нужна.
 
— Ты всегда мне нужна.
Сильвия обвила руками ее широкую мягкую талию, желая большего — ее кожи, ее рук, ее складочек, вздохов, ее разрядки. Но Адриенна целомудренно поцеловала ее в щеку и отстранилась.
 Глава 10 
 
Вот что случилось сразу после этого: Гертруда открестилась от Сильвии.
Трудно поверить, но они с Элис проделали долгий путь по мартовской слякоти, пройдя от своей уютной квартиры до лавки Сильвии, только для того, чтобы лично ее известить.
— Я отказываюсь от своего абонемента, — заявила Гертруда.
— Горько слышать ваши слова, — ответила Сильвия, чувствуя, как у нее упало сердце.
Это показалось ей плохим знаком, к тому же неожиданным. Но он не поколебал ее твердую уверенность публиковать «Улисса» — то был правильный шаг для нее, для ее книжной лавки, для литературы. Она уже получила массу поздравлений, слов поддержки и благодарностей, начиная от Боба Макалмона и Брайхер и заканчивая самой Маргарет Андерсон, которая отправила Сильвии письмо, где говорилось:
Я безмерно счастлива, что лучший за пределами Нью-Йорка книжный магазин берется за публикацию такого важного произведения. Когда Джойс написал мне о Вашем предложении, мы с Джейн возликовали и откупорили в Вашу честь одну из наших последних бутылок запрещенного игристого.
Их одобрение еще больше укрепляло Сильвию во мнении, что она поступает правильно.
А Гертруда еще вернется. Всенепременно. Что ни говори, а спектакль, который она разыграла, лично явившись отказываться от своего читательского абонемента, хотя, казалось бы, куда проще было бы просто перестать ходить в магазин, навел Сильвию на мысль, что она стала свидетелем скорее вспышки гнева, чем перемены в отношении.
— Думаю, новая Американская библиотека лучше послужит моим потребностям, — прибавила Гертруда.
Ах да, Сильвия вспомнила о своем новом и пока единственном конкуренте в Париже: Американская библиотека открылась годом позже, чем «Шекспир и компания», в более престижном Восьмом округе вблизи Елисейских полей. Правда, она выглядела слишком казенной, бездушной, ей явно не хватало шарма домашней непринужденности, привычного для лавки Сильвии. Это было очевидно. К тому же Гертруде пришлось бы куда дольше добираться до библиотеки, чем до «Шекспира». И все же, было ли то минутной вспышкой или чем другим, но от стычки с ней в сердце Сильвии засел крохотный осколок льда.
Впрочем, долго терзаться и рассусоливать она не могла: ее ждали более неотложные дела, а в первую очередь следовало собрать целиком всю рукопись романа и подготовить ее для Мориса Дарантьера, чтобы поспеть к сроку публикации, назначенному на осень 1921 года. Сильвия и не представляла, что эта часть процесса обернется таким наказанием для нее. Страницы врассыпную валялись и тут, и там, и где только можно, притом почерк Джойса было почти невозможно разобрать. Она даже заподозрила: уж не падающее ли зрение повинно в том, что тот считает свои каракули понятнее, чем они были на самом деле? В любом случае Сильвия тратила бесчисленные часы, продираясь сквозь джунгли его рукописного текста и сравнивая его с тем, что публиковался в выпусках «Литтл ревью» и «Эгоиста», и натыкалась на всякого рода расхождения, к устранению которых следовало привлечь автора, прежде чем она смогла бы перейти к следующей, такой же трудной и кропотливой задаче — набело перепечатать рукопись для Дарантьера.
Положение не облегчало и то, какую важную роль играли в тексте знаки препинания, подзаголовки, разбивка на абзацы и прочее. Между тем, чтобы читатель по достоинству оценил такое произведение, как «Улисс», каждая буковка, каждая запятая и точка с запятой должны были стоять на строго отведенном им автором месте.