Неизменная

«Проба… шотландцев… пожалуйста… ответьте…» — незримо неслось в эфир.
А во многих лигах к югу на чердаке роскошного особняка специально обученный трутень, вид которого наводил на мысли об апельсиновом цукате и о том, что его заботит лишь уместность ношения зимой галстука с рисунком пейсли, до того он был разодет, выпрямился и стал записывать входящие данные. Их источник оставался неизвестен, но трутню велено было на протяжении нескольких вечеров подряд начиная с одиннадцати часов вести широкомасштабный прием. Он записал сообщение, отметил частоту, на которой велась передача, время, а потом бросился на поиски своего хозяина.
— Трудно сказать наверняка, но, похоже, все прошло гладко. — Мадам Лефу выключила передатчик, и маленькие гидродвигатели стали замедлять свое вращение. — Конечно, мы не узнаем, была ли установлена связь, пока не получим ответного сообщения.
Клавигер сказал:
— Вашему адресату нужно будет определить по входящему посланию верную частоту, чтобы потом, отправляя ответ, использовать ее, ведь у него нет соответствующего частотного золотника. Сколько времени на это потребуется?
— Точно не скажу, — ответила француженка, — но ответ должен прийти довольно быстро. Лучше бы нам перейти в принимающий отсек.
В результате они перебрались в другую камеру и запустили расположенный под приборной доской бесшумный маленький паровой двигатель. Ближайшие четверть часа, которые показались им очень долгими, пришлось просто сидеть тихо, как мыши, и ждать.
— Думаю, нам нужно дать ему еще всего несколько минут, — прошептала мадам Лефу.
Даже от этого шепота пружины магнитного резонатора слегка задрожали.
Клавигер смерил ее хмурым взглядом и пошел перенастраивать компонент фильтрации внешнего шума.
А потом послание лорда Акелдамы стало без всякого предупреждения медленно возникать между двух стеклышек. Маленькая гидравлическая стрелка с магнитом на конце замельтешила взад-вперед, сдвигая частички намагниченного порошка так, что за раз проявлялось по букве.
Очкастый клавигер, имени которого Алексия до сих пор не знала, начал стилографной ручкой аккуратно и спокойно переписывать возникающие буквы на кусок мягкой холстины. Леди Маккон и мадам Лефу дружно задержали дыхание, стараясь не шевелиться. Тишина была жизненно необходима. После того как очередная буква полностью проявлялась, стрелка возвращалась в исходное положение, а стеклышки начинали мелко подрагивать, уничтожая написанное и освобождая место для новой буквы.
Наконец движение стрелки прекратилось. Все подождали еще несколько минут, но когда Алексия попыталась заговорить, клавигер властно вскинул руку. Лишь повыключав всю аппаратуру, он кивнул, разрешая разговоры. Леди Маккон сообразила, почему за эфирограф отвечает именно этот парень. Шотландцы вообще были молчаливыми хмурыми ребятами, но очкарик переплюнул их всех.
— Итак, зачитайте же сообщение, — потребовала Алексия.
Клавигер прокашлялся и, слегка зарумянившись, прочел: «Есть контакт. Шотландцы вкусные?»
Леди Маккон засмеялась. Наверно, лорд Акелдама недопонял, что в ее сообщении значило слово «проба».
— Независимо от смысла ответа, мы теперь знаем, что передатчик работает. И я могу посплетничать с лордом Акелдамой.
Клавигер оскорбился:
— Эфирограф не для сплетен, леди Маккон!
— Скажите об этом лорду Акелдаме.
На щеках мадам Лефу появились ямочки.
— Мы можем послать ему еще одно сообщение, чтобы убедиться в надежности передающего отсека? — с надеждой спросила леди Маккон.
Клавигер вздохнул. Ему явно не хотелось соглашаться, но еще меньше он был расположен противиться желанию гостьи. Выбравшись наружу, он через некоторое время вернулся с очередным металлическим свитком.
Алексия набрала: «Тут шпионят?»
Насколько ей помнилось, более современный агрегат лорда Акелдамы мог перехватывать чужие послания, нужно было только знать, где искать.
Через несколько минут в соседний отсек пришел ответ: «Не я. Может, болтливые летучие мыши».
Клавигер и изобретательница явно недоумевали, но Алексия лишь кивнула. Лорд Акелдама считал, что на территории Кингэйра мог оказаться шпион от вампиров. Хорошо зная свою подругу, он наверняка начнет теперь следить за тем, что происходит в Вестминстерском рое и у обитавших поблизости от него отщепенцев. Алексия вообразила, как он потирает руки в розовых перчатках, предвкушая предстоящие действия.
 
Она улыбнулась, вытащила золотник лорда Акелдамы и спрятала его в свой верный парасоль, предварительно дождавшись, когда клавигер отвернется.
К тому времени как леди Маккон добралась до постели, она совершенно вымоталась. Предоставленную им кровать ни в коем случае нельзя было назвать маленькой, но казалось, что лорд Маккон занял ее всю целиком. Он растянулся на постели и тихо похрапывал, обмотавшись потрепанным и видавшим виды за свою определенно долгую и не слишком-то счастливую жизнь одеялом.
Алексия забралась к нему и применила отработанную за последние несколько месяцев методику. Уперевшись спиной в изголовье, она ногами отпихнула любимого супруга в сторону, насколько смогла, и быстро втиснулась на освободившееся место, пока супруг не успел снова раскинуться на всю кровать. Алексия полагала, что он спал в одиночестве десятилетия, а то и века, так что за один раз его не переучишь. Благодаря еженощному ритуалу она уже неплохо натренировала несколько групп мышц, потому что пушинкой граф отнюдь не был.
Коналл проворчал что-то, но, похоже, порадовался, обнаружив, что жена прижимается к его боку. Он перевернулся, уткнулся носом ей в шею и обвил тяжелой рукой ее талию. Алексия с силой потянула одеяло, но ничего не добилась, и ей пришлось удовлетвориться рукой графа. Из-за того, что Коналл был созданием сверхъестественным, по большей части он жил с пониженной температурой, но Алексия ни разу этого не почувствовала: стоило ей дотронуться до мужа, тот немедленно становился смертным, а его тело — горячим, как паровой котел. Сейчас в кои-то веки она могла не беспокоиться, что из-за ее прикосновения Коналл станет стареть, и это было приятно.
И с этой мыслью леди Маккон задремала.
Она еще не успела замерзнуть, когда проснулась. Но нежные чувства мужа или, возможно, его скрытые склонности к человекоубийству отодвинули Алексию так далеко, что теперь она свисала с края кровати. Не будь у нее на талии его руки, она почти наверняка оказалась бы на полу. Ночная рубашка, конечно же, отсутствовала. Как Коналлу вечно удается это проделать? Теперь с шеей Алексии соприкасался не нос супруга, а его зубы, которые легонько прикусывали кожу.
Алексия расклеила веки. Начинался рассвет, вернее его шотландская зимняя версия, серенькая и депрессивная. День в Кингэйре вступал в свои права, возвестив о себе унылым ленивым светом, ни в коем случае не вдохновлявшим бодро выскочить из постели и побегать босиком по утренней росе. Хотя Алексия и при обычных обстоятельствах не была охотницей до такого времяпровождения.
Прикусывания Коналла стали чуть активнее. Он вообще любил кусаться, и Алексия порой думала, что, может, не будь она запредельной, ей, возможно, время от времени приходилось бы лишаться кусочка-другого плоти. Недаром ведь глаза мужа становились такими желтыми и голодными, когда он бывал в любовном настроении. Она уже перестала сопротивляться, признав тот факт, что любит Коналла, но по-прежнему практично относилась к его требованиям. В конце концов, базовые инстинкты есть базовые инстинкты, а в то время, когда она не касалась графа, тот был обычным оборотнем. Когда он начинал кусаться, Алексия радовалась, что их контакт не дает его зубам заостриться, они так и остаются славно квадратными. Хотя, конечно, при существующем в Кингэйре положении вещей ей ничего бы не грозило, даже будь у нее душа.
Муж переключился на ее ухо.
— Прекрати. Анжелика вот-вот придет меня одевать.
— Переживет.
— Ради всего святого, Коналл! Подумай о ее ранимых чувствах.