Исправить (ЛП)

— Ну, ты доказала мою точку зрения, — грубовато говорю я. — Хотя сексуальность нельзя просто так описать словами, Пейдж.
Если бы я не действовал на нее так же, как она на меня, то этим бы все и закончилось. Но она этого не делает.
— У меня есть для тебя слово, — произносит она быстро, почти в отчаянии. — «Родители».
У меня холодеет внутри и я замираю, хлопая глазами. Это отвлекающий маневр с ее стороны. Знает ли она, насколько он хорош, или ей просто улыбнулась удача?
Что ж, я затеял эту игру, и вот поплатился. Это единственное, чем я никогда до этого не делился ни с одной женщиной.
— Когда мне было восемь, мама ушла и больше не вернулась, — тихо говорю я. — Так что отец вырастил меня в одиночку.
Ее глаза широко распахиваются.
— И ты больше никогда ее не видел?
Я отрицательно качаю головой, и она хмурит брови.
— Откуда ты знаешь, что она ушла сама и с ней ничего… не случилось?
— Она изменяла. —  глубоко вдыхаю и хватаюсь за ручку, лишь бы хоть за что-то ухватиться. — Папа узнал, и они сильно поссорились. Она ушла той же ночью. На следующий день, когда мы вернулись домой, то обнаружили, что большая часть ее вещей пропала. Любопытная соседка, старуха на пенсии, которая от безделья весь день подглядывала из-за занавесок, рассказала отцу, что видела, как мать сложила свои чемоданы в машину какого-то парня и укатила вместе с ним.
Я пытаюсь проглотить ком, застрявший в горле и не показать слез, навернувшихся на глаза. Черт! Я думал, что давно могу контролировать свои эмоции. Вот почему я никому не рассказываю об этом.
— Ничего себе, — выдыхает она. — Мне очень жаль. Должно быть, тяжело было это пережить. Вам обоим…
— Да, ну, — с легкостью отвечаю я, — Став отцом-одиночкой в одночасье, мой отец справился с этим, как чемпион.
Есть еще кое-что в этой истории, что рвется из меня наружу. Хоть я и сказал уже достаточно. Я это знаю. Но почему-то мне хочется ей об этом сказать.
— Для меня это самое важное, — признаюсь я. — Быть таким же хорошим человеком, как отец. Не подвести его. Заставить собой гордиться.
Плотно сжав губы, она понимающе кивает. В ее лице проскальзывает сочувствие. Мне кажется, хотя я определенно не пытался вызвать его у нее. И еще кое-что… Удивление. Будто она сделала открытие. Это похоже на то, как плоское изображение, в один момент, стало бы в ее глазах объемной 3D картинкой.
Встряхнув головой, она переводит взгляд на многочисленные коробки с бумагами, по-прежнему нетронутые.
— Нам пора возвращаться к работе.
Я молча соглашаюсь, вытаскивая следующую папку. Несмотря на крохотный шанс отыскать в ней записку, мне сейчас труднее, чем раньше лгать и недоговаривать. Наверное, это потому, что я по ту сторону порога. Тем не менее, я не готов ей все рассказать. Пока не время.
Минуты тянутся, и я начинаю представлять себя на вечеринке у Ника. С пивом в руке, в окружении подвыпивших и флиртующих женщин, я бы попытался догнать друзей, которых знаю еще со школы. Звучит чертовски веселее, чем перебирать кучу бумаг.
Если бы не Пейдж Уотерс.
Я совершенно уверен, что не хочу знать, на что я готов пойти, чтобы только побыть с ней рядом.
Наконец, взглянув на часы, висящие на стене у двери, я замечаю, что уже половина двенадцатого и теряю терпение.
— Уже почти полночь, — говорю я. — Мы должны подняться на крышу и посмотреть фейерверк.
Она качает головой, лишь на секунду поднимая глаза.
— Мне нужно найти этот документ.
Ну хорошо. Пришло время вытащить туз из рукава. Я поднимаюсь и подхожу к штабелю коробок, расставленных по датам. Сделав несколько быстрых вычислений, я отодвигаю в сторону пару коробок, беру искомую и несу ее к столу. Вижу, как она хмуро смотрит на меня, пока я срываю крышку и начинаю рыться в папках, выискиваю и просматриваю бумаги. Я вытаскиваю те, которые кажутся мне похожими, затем запихиваю их обратно и перехожу к следующей папке, и снова промах. Несколько минут таких неудач… а потом джекпот! Записка от Рона Джейкобсона для Андреа Харрис. Разговор о том, чтобы лишить сотрудников сверхурочной оплаты.
 
Не говоря ни слова, я протягиваю ей документ иронично приподнимая бровь.
Она открывает папку. Читает первую страницу, хмурясь все сильнее. Потом, разинув рот, переворачивает вторую, третью и четвертую страницы.
— Как тебе это удалось?
Я избегаю ее взгляда, потому что знаю, что это расплата за мое эгоистичное желание провести с ней время. Закрываю коробку и отношу ее к остальным. Так я занимаю себя, будто от этого она перестанет злиться.
— Ты серьезно? — выпаливает она.
Слегка поморщившись, я поворачиваюсь к ней и засовываю руки в карманы брюк.
— Эти придурки из «Сэнфорд и Лопес» любят прятать то, что ты ищешь, где-то посередине. Таким образом, даже если вы начнете с самых новых или самых старых файлов, вам потребуется некоторое время, чтобы найти их.
— Мы сидим здесь уже почти четыре часа. — она пронзает меня недоверчивым взглядом. — И все это время ты знал, где искать?
Я не хочу извиняться, потому что ничуть не сожалею о содеянном, поэтому просто пожимаю плечами.
— Ты невероятен, — говорит она, медленно качая головой.
— Ты сказала, что тебе не хочется принимать мою помощь, — замечаю я. — Давай признаем, я ведь мог сразу уйти, и тогда ты бы просидела здесь до самого утра. Так что… насчет крыши? И фейерверка?
Она продолжает недоверчиво смотреть на меня, и я улыбаюсь ей обезоруживающей улыбкой.
После еще несколько секунд пристальных взглядов, она, наконец, фыркает и говорит:
— Хорошо!
Мы быстро прибираемся, она засовывает папку с запиской в портфель и натягивает черное зимнее пальто, пока я надеваю пиджак.
Дверь на короткий лестничный пролет, ведущий прямо на крышу, всего в нескольких футах вниз по коридору. Я придерживаю дверь и смотрю Пейдж прямо в глаза, пока она входит. Мы поднимаемся в тишине, и я стараюсь держаться на шаг впереди, чтобы первым добраться до двери, ведущей наружу. На этот раз, открывая перед ней дверь, я медленно отступаю назад и освобождаю ей место. Она останавливается посреди дверного проема.
— Если тебе не нравится, что я сама открываю двери, МакКинли, то я определенно не та, кто тебе нужен.
— Нет, — я придвигаюсь ближе, вторгаясь в ее личное пространство. — Я уже все понял, помнишь? Весь день ты воюешь против всего мира, один на один. Так что, в конце концов, тебе не помешает парень, который откроет перед тобой двери.
Кажется, она пытается посмотреть на меня, как на полное дерьмо, но в глубине ее глаз что-то мелькает. Намек на… удивление? Неуверенность? Что бы это ни было, оно согревает меня и заставляет ухмыльнуться.
Она молча выходит на свежий зимний воздух, направляясь к краю крыши, и я неторопливо следую за ней, позволяя тяжелой двери пожарного хода захлопнуться за мной. Она прислоняет свою сумку к бетонной стене, я делаю то же самое с портфелем.
Город раскинулся перед нами до самого горизонта покрывалом мерцающих огней. Отели и небоскребы сияют ярче всего, и мост Коронадо, с точками огней, похожими на натянутую нитку жемчуга, легко заметить. Я также узнаю по рождественским украшениям парк Бальбоа и могу точно определить местоположение квартала газовых фонарей. Потому что это мой город. Место, где я вырос и куда вернулся после колледжа. Я хотел быть поближе к отцу, и именно поэтому был так рад получить столь желанную работу в такой престижной фирме.
Посмотрев на меня искоса, Пейдж вдруг произносит:
— Надеюсь, ты не заблуждаешься в том, почему я пришла сюда с тобой. Это для того, чтобы ты сказал мне, что, по-твоему, должно произойти, а я бы тебе отказала.
 
Я внезапно начинаю хохотать. У меня покалывает в шее, и я глупо улыбаюсь ей. Она пытается смутить меня, бросая в лицо мои же собственные слова? Вот незадача.
Хотя следовало бы догадаться, слишком уж легко она согласилась подняться сюда. Учитывая, что я заставил ее просматривать файлы на несколько часов дольше, чем это было необходимо.