Между Явью и Навью
– Зачем нам кровь?
– Ах ты чертова баба, драть тебя во все дупла! – проревел Бразд, потрясая тяжелой боевой секирой. – Закрой свой сраный рот и дерись как мужчина!
В словах Барсука был резон – погоню заметили задолго до того, как отряд чужаков оказался в опасной близости, а почуяли еще раньше. Не спавший всю ночь из-за жуткого зловония тел мертвяков, он сразу припомнил, как не торопился уходить с островка Ратмир. Слишком долго боярин копался над погибшим отроком, слишком долго искал пропавших, слишком надолго задержался на смердящем мертвечиной островке, – и только злые окрики заставили его двинуться в путь вместе с остальными. От болотников сложно оторваться – ходят по топям они с невероятной скоростью, обвязавшись длинной рыбьей кишкой вплотную друг к другу.
– Твои? – Вопрос прозвучал как утверждение. Ратмир промолчал. – Ясно, куда делись, когда упыри поперли!
Тянуть со встречей не было смысла: на первом же островке и остановились. Длинная змея чужого отряда, растянувшаяся по тропе, уткнулась в стену щитов и копий дружинников. Разномастные щиты, рогатины и остроги – все это выдавало племенное ополчение местных. Да, в словах Барсука был резон – болотников было с полсотни, и большому десятку гридней, даже вымотанному бессонной ночью, ничего не стоило перемолоть язычников на узкой тропке, если бы не одно очень большое НО – у клятых болотников были их клятые стрелы! Лишь от одной мысли, чем эти подлые твари смазывали свои наконечники, у любого доблестного воина от головы до пят прокатывалась волна гадливого омерзения. Десятник предусмотрительно отделил степнячку и Ратгоя от основного отряда, посадив на деревья с приказом бить стрелой любых болотников, что осмелятся направить лук в их сторону, но это не давало полной уверенности.
– Нам нужен лишь один – боярин Ратмир Владигорович. Отдайте его – и проваливайте. Мы не тронем.
Предложение было щедрым, вот только одна загвоздка не давала покоя – на кой хер он болотникам?
– Что, Лис, жалеешь, что сразу не рванул в Киев? – ухмыльнулся Бразд, глядя на него из-под щита. – Спал бы на теплых шкурах и не блукал по клятым топям. В дружине избавителей от Тьмы – в почете и любви.
– Это и не твое дело, – откликнулся десятник. – Но отвечу – я в нужном месте. В нужное время.
Лис прочистил глотку и крикнул свое:
– Эй, болотник! А что, если мы просто разойдемся с милыми улыбками? Вы к своей клятой болотной матери, а мы к себе? Крови между нами – не было.
– Боюсь, что не выйдет! – прокричали в ответ.
– Отчего так? Не нравятся улыбки? Или побитые мертвяки – родня твоей матушки?
– Улыбка согреет душу и весь мир, боярин. – Язычник даже приложил руку туда, где должно биться сердце. – И мне срать на мертвяков. Но разойтись – никак. Нам нужен боярин. За ним и шли.
– На кой? В чем такая важность-то? Он чужой!
– Нет, боярин! – возразил вождь противников. – Он нам не чужой. Остальное – знает он да мы, а тебе знать – необязательно.
– Я – любопытный!
– Во многих знаниях – много печали, поверь. Отдашь?
– Погодь. – Лис встопорщил усы. – Надо подумать.
И повернулся к Ратмиру.
– Что будем делать, боярин? Вишь – тебя желают. А у меня нет желания отдавать. Чуйка какая-то нехорошая. Ты подумай хорошенько.
– И так все ясно, – пожал плечами новгородец. – Отпускаете меня – сами уходите. Мы ж не хотим крови? Ее еще не пролито. Выбор невелик. Болотники дружны с ночными тварями. Им некуда спешить: падет мрак – сюда прибудет столько мертвяков, сколько необходимо, и вас разорвут. Мне этого не хочется.
– А ежели не отпускаем и идем далее? До суши – недалече.
– Тогда без крови не обойтись. Ты ж не желал ее лить?
– Ну почему же. – Десятник поскреб подбородок. – За год я уже и соскучился по доброй битве. Всё, понимаешь, нежить, нежить…
– Шутки шуткуешь? – осведомился Ратмир. – Туда погляди. У них не меньше десятка стрельцов со стрелами. Себя не жалко – жалей людей! Ты вчера так говорил? Кому в Киев надо, чтоб нас, грешных, спасать? Ты добром вчера, я к тебе сегодня.
– Добро – конечно, хорошо, – размышлял десятник. – Вот только дело это плохо пахнет. Ишь, как о тебе пекутся? Значит, отдавать нельзя.
– Выходит, миром не разойтись, – понял Ратмир.
– Ты, я вижу, совсем забыл кой-чего.
– Чего?
– Клятву свою. Что б сказал Святослав? Позор, да и только!
– Верно, ядрена мать.
– И как поступим? Не отстанут?
– Не отстанут. Я знаю способ, который может решить затруднения.
– Какой же?
– Поединок. Он – у всех в чести. Пусть сильнейший воин выйдет против сильнейшего. Пусть Небо решает, кто одолеет.
– Хороший план. Толковый. Мне нравится. Кто выйдет от вас? – Лис хитро прищурился, склонив голову.
– Я, – кивнул новгородец, понимая, куда клонит боевой товарищ.
– Выходит, надо выбрать того, кто выйдет супротив тебя меч на меч?
– Похоже на то, – согласился северянин.
Десятник глянул на своих, грязных, уставших, но все еще грозных гридней: Ратгой Сорока, Бразд Барсук, Храбр Молчун, Будило Кремень, Карп, Звяга, Буревой, Стемид Рачьи Глаза, Кирша, Святобор, Вит Скороход, Злат Камыш – он к ним давно привык. Для них, двадцатилетних парней, он, сорокатрехлетний крепкий муж, казался дедом, старым для ратного дела. Что поделать, десять лет братоубийственной войны сильно выкосили дружины и встретить такого опытного, убеленного сединами мужа, как он, стало сложно. Да, они иногда подшучивали над ним и его возрастом, однако они всегда его уважали и кликали батькой. Да, для иных он, по сути, батьку и заменял – войны ведь многих унесли.
– Если ваш одолеет, – продолжал северянин, – мои препятствий чинить не будут, идете к себе. Коли одолею я – вас вяжем, и идете, куда поведем. Святослав одобрил бы поединок.
– Слишком жирно для вас, – покачал головой десятник. – Достаточно и того, что мы, коли проиграем, отпустим тебя к твоим и не станем головы рубить до самой ночи, а просто уйдем.
– Этого мало.
– Парней – не получишь, – отрезал десятник. – Коли одолеешь – сам в полон пойду, а они – уйдут.
– Кто за вас бьется?
– Я пойду за своих.
– Вот как? – Новгородец расстроился. – Выходит, нам, двум старикам, и здесь покоя нет?
– Такое время. Ступай между сторонами поклянись – и приступим.
Медальон гудел и подрагивал. «Знаю-знаю, что опасно», – печально кивнул ему Лис.
Перекрестка в болотах не сыскать, потому на берегу островка просто было очищено небольшое место, не более трех саженей в длину и ширину.
– Дерьмово получается. Так, брат боярин?
– В жизни всегда так, – мрачно кивнул Лис.
Отмашки он не услышал – просто понял, что была, потому что новгородец сорвался с места в попытке закончить все разом. Серия быстрейших, коротких ударов и уколов – в ногу, в плечо, в лицо. Они были отбиты с ленивой легкостью. «Не хочешь убивать? Что ж – и у меня нет такого желания. Но там как пойдет, ведь так? У жизни – всегда свои планы».
Новгородец покачивал острием на уровне глаз – взгляд ловить бесполезно, витязи видят все разом, а глаза могут обмануть. И гридь вокруг, и болотники – безмолвствовали. Даже вечно квакающее, звенящее комарами и гнусом болото тоже застыло.
Ходить кругами надоело Ратмиру – меч сверкнул сверху и пал, целя в пальцы. Попади – и бой закончен, но Лис старый прием отбил играючи, как и первую атаку, – он и сам любил этот удар. Новгородец скалится. Да, это пока прощупывание друг друга. Клятый северянин быстр, и задним умом Лис порадовался, что был прав, когда на поединок вышел сам – у любого другого из отряда против такого матерого зверя с мечом не было б и шанса. Вновь сошлись – лязгнул металл, сухо хрустнули щиты – на сей раз новгородец не отпустил, навалившись всерьез, сыпля ударами, и десятнику пришлось призвать все свое мастерство, чтобы тут же не отправиться к праотцам. Он кружился вьюном, отскакивал, принимал на щит, атаковал сам вразрез атак противника – без толку. Ратмир мечом плел замысловатую сеть из ударов, практически одновременно, в одно движение, полосуя в горло, в глаза, в колено, по рукам. То стелился в коварном нижнем выпаде, то вдруг менял траекторию по возрастающей – к подбородку, то отпрыгивал с несвойственным его возрасту проворством, то вдруг вновь разряжался каскадом рубящих брызг, каждая из которых несла смерть, если бы настигла цель. Лис уходил, перемещался, не давая привыкнуть и приноровиться к своим движениям, сек в ответ. Новгородец наседал, не разрывая суровой мелодии поединка из лязга металла ни на секунду. Со стороны это смотрелось красиво: поединок на смертоносном холодном оружии – это вообще почти всегда интересно и красиво, кроме тех случаев, когда ты в нем участвуешь. Укол, рубящий по ногам, – он дьявольски быстр, этот старый пес войны. В блеске глаз и кривой улыбке явственное удовольствие от поединка – любил северянин добрую схватку, любил и когда противник достойный. Таких в последних войнах сильно поубыло. Такого темпа всегда хватало на пару минут, от силы – на пять, потом кто-то оказывается в дураках и в лучшем случае ранен – а хитрец, закончивший партию, с мерзкой улыбкой победителя может убить, а может проявить великодушие – там как пойдет. Такой поединок – это как игра в заморские шахматы, когда сходятся двое равных. Верхний быстрый удар по нисходящей отбит щитом, отработанный вращательный удар кистью, в руку противника, туда, где заканчивается кольчуга – клятый северный щит не дремлет! Не хочешь в руку? Принимай в голень, старый ты ублюдок, – да пропади ж она, твоя стремительная реакция и выверенное годами передвижение ног! Лис словно дрался с отражением. Кажется, это стал понимать и Ратмир – улыбка сошла с его губ вместе с упоением боя, а лицо явило маску напряженного, тщательно скрытого беспокойства. Клятые прыжки и ужимки – позор, да и только! Лис готов был спорить, что на его лице – та же маска.