Тринадцать жертв (СИ)

Камилла запустила пятерню в чёлку, отодвинула ту назад, и вздохнула. Понять то она поняла, что говорили, но воспринять это было сложно. Появлялось слишком много вопросов из разряда «как?», «почему?», «зачем?» и так далее. Сейчас было ясно только одно: она говорила с Боргхилль, которая когда-то жила и условно, по собственным воспоминаниям, сейчас также живая. И многого от неё не узнать.
— Я сделаю вид, что всё ясно, — в итоге ответила Ками, покосившись в сторону.
Боргхилль рассмеялась. Смех её был громкий и очень заразительный, такой свойственен многим южанам. Такая живая, такая яркая. Рядом с этой девушкой Камилла чувствовала себя какой-то обесцвеченной, словно это она уже давно мертва, она — лишь воспоминание, показанное замком. Отчего-то стало ясно, почему комната Боргхилль выглядела так, словно её хозяйка недавно ушла. Её поколение так и не смогло поверить в то, что такой яркий человек вдруг умер.
— В своё время я сделала точно так же. Но вот скажи, вы как считаете: когда появляется ведьма? — спросила она, неожиданно посерьёзнев.
— Ну… Мы этого не знаем. Считается, что она ждёт какого-то события.
— Понятно. Значит, это заблуждение пошло дальше, — печально заметила Боргхилль. — Но, может, это и к лучшему. Но тебе я всё равно расскажу то, что узнала. Надеюсь, это поможет…
Камилла выжидающе смотрела на собеседницу, которая, верно, собиралась с мыслями. В чём же они заблуждались?
— Понимаешь, ведьма, конечно, действует не сразу, но вот следит за происходящим довольно давно. Её дух заперт, а потому она вынуждена использовать одного из жителей в качестве своих глаз. Я не знаю, вселяется она или ещё что, но наблюдает за вами она уже сейчас. Она знает обо всём, что вам самим удалось выяснить. Скорее всего, она использует одного из хранителей — пол ей неважен, но их легче всего использовать. Так что, пожалуйста, будь осторожна с теми, кто тебя окружает.
Услышанное обрушилось на голову, словно ушат ледяной воды. Среди них. Ведьма среди них и уже давно. Она всё знает, за всем следит. Не исключено даже, что специально запутывает. Опасность действительно ближе, чем все считают, но ведь об этом и правда не расскажешь. А вдруг ведьма решит поскорее избавиться от жертвы, пока та не узнала ещё чего-то лишнего? Она ведь определённо не глупа, если до сих пор не была раскрыта, водила за нос несколько поколений.
Камилла плохо помнила, как Боргхилль довела её до лестницы, как объяснила путь до жилой части замка. Она действовала словно в полусне, снова и снова думая о том, что среди них есть… предатель? Слишком громкое слово, ведь тот, кто был глазами ведьмы, вряд ли делал это по своей воле, да и сомнительно, что знал, как избавиться от воздействия. Его ведь вообще, быть может, можно не распознать, принимая за действие осколка. Но всё равно становилось ужасно неуютно, страшно и немного противно.
Сильнее всего был страх. Вот только не сразу удалось понять, что для естественного он слишком сильный, а потом понимать стало поздно. Камилла оказалась окружена крысами. Их было много, казалось, что это пол стал крысами, писк множества созданий превратился в ужасный шум, маленькие блестящие глазки были направлены на Камиллу. Они подходили всё ближе и ближе, сжимая кольцо. Что-то противное почувствовалось на трясущихся от страха руках. Липкое, склизкое. Оно двигалось всё выше и выше, оно чувствовалось и на ногах, заползало под рубашку. Омерзительно. Настолько, что к горлу подступила тошнота.
Подняв руки, Камилла покосилась на них и истерично взвизгнула. Они были облеплены слизняками, которые медленно поднимались всё выше и выше. Борясь с оцепенением и отвращением, Ками попыталась стряхнуть их с себя, но с потолка на неё падали новые слизняки, в то время как старые облепили ноги. Всё это сопровождалось писком и щёлканьем зубов, которые становились всё ближе. От ощущения беспомощности выступили слёзы.
Когда первые зверьки добрались до ботинок, крысы вдруг начали разбегаться, словно уступали кому-то дорогу. Несложно догадаться, кому именно. Он шёл прогулочным шагом, руки сунув в карманы и противно улыбаясь (странно, что даже в темноте это выражение лица было прекрасно различимо). Остановившись перед Камиллой, Эгиль за подбородок поднял её лицо, заставив посмотреть ему в глаза.
 
— Тебе ведь говорили не шляться ночами? Говорили. Ты послушалась? Конечно, нет. Неужели недавней глупости было мало, своевольное дитя? — он говорил тихо, но голос был настолько холодным, что стало ещё более жутко. Зато начали постепенно пропадать крысы и слизняки. — У тебя не так много времени, чтобы поумнеть, а ты намеренно его сокращаешь. Нехороший, очень нехороший ребёнок.
Камилла внимательно следила за слегка прищуренными чёрными глазами. Ей всё ещё было страшно, но страх больше не парализовал. Отпихнув руку Эгиля, она проскочила мимо него и понеслась в свою комнату, чтобы там спрятаться под одеяло и попытаться дождаться утра. Подвалы, кольца, слова про ведьму, — всё это сейчас не волновало, не вспоминалось, лишь бы оказаться подальше от хранителя и его способностей.
Как ни странно, уснуть удалось. К счастью, ничего не снилось, но пробуждение вышло тяжёлым. Голова гудела, а руки оказались все исцарапаны ногтями (видимо, из-за попыток избавиться от несуществующих слизняков). Придав себе более адекватный внешний вид, а заодно забрав вещи их ванной, Камилла отправилась на завтрак. По пути она раздумывала над словами Боргхилль.
Кто-то из обитателей замка — приспешник ведьмы. Кто-то из хранителей. Подозревать можно было кого угодно, ведь даже самое милое поведение возможно принять за маскировку. Умелую маскировку, которая как бы не должна вызывать никаких сомнений. Взять, например, Гленду. Слишком милое дитя, чтобы быть используемой ведьмой. С другой же стороны, она младшая, легче всего поддавалась контролю. Но тогда попадала под подозрения Мейнир, которая была больше похожа на тень и своей воли, возможно, не имела вовсе. Рассуждая, в каждом можно разглядеть причину, по которой именно он — дополнительная пробоина в их лодке, на которую, правда, не обращают внимания, занимаясь другой, более крупной и явной. А лодка всё равно шла ко дну.
Однако всё равно самым подозрительным выходил Эгиль. Мрачный, относительно необщительный, без видимой связи между поведением и осколком (по логике ведь должен трястись сильнее Элеоноры!), да ещё и так вовремя встречаемый в коридоре. Почему он бродил именно этой ночью? Как нашёл её? Для ведьмы, конечно, было бы странно настолько подозрительно себя вести, но Эгиля в любом случае не получалось воспринимать без опасения.
Во время завтрака атмосфера была менее напряжённой, чем за ужином, но Камилла всё равно чувствовал себя неуютно. Эгиль делал вид, что не замечал её, а вот Эрланн явно хотел что-то сказать. И это что-то отнюдь не извинение за вчерашнюю излишнюю вспыльчивость, либо же что-то и вовсе нейтральное по своей теме.
— Чего тебе? — хмуро пробурчала она. Почему день не мог начаться с чего-нибудь радостного?
— Мне сказали, что ночью тебе вздумалось прогуляться, — строго начал он. Можно было подумать, что Эрл специально дожидался этого вопроса. Остальные на эти слова не отреагировали. Видимо, и так всё знали. — Мало было вчера по глупости всех на уши поставить? Дикра — живой, к счастью, пример того, что может случиться. Совсем свежий пример! Так нет, шило у кого-то так и зудит. У тебя хотя бы объяснение есть?
Конечно, можно было рассказать всё так, как случилось. Как кто-то куда-то шёл, как потом встретилась женщина, нашлась дверь… Но нет, этого совершенно не хотелось. Сколько можно её упрекать? Сколько можно поучать, как делать можно, а как нельзя? Раз сказали, два повторили — этого хватит, новые попытки ничего не изменят. Нет же, надо постоянно напоминать, намекая, что у кого-то недостаток ума.
— Не буду я ничего никому объяснять! Умники. Только и умеете, что ворчать!
Камилла кинула ложку и, резко вскочив из-за стола, выбежала в коридор. В столовой все затихли и посмотрели на дверь, некоторые девушки с неодобрением покосились на Эрланна. Похоже, того тоже ждал серьёзный разговор на тему того, как надо общаться, а чего делать не стоит.