Территория пунктира (СИ)

— Странно, те ощущения казались мне реальными, я мог двигаться, думать, принимать решения. Я воспринимал память носителей как свою. От возницы я получил знания о Тиссаферне, от раба — зубную боль. Клянусь, она была настоящая.
— Да, да, так и есть. Всё настоящее. Но в действительности мозг создаёт абстрактный объект, который и вызывает аллюзию реальности. Тиссаферн — это глубинные знания, полученные при чтении «Анабасиса». Вы же читали его раньше? А зубная боль — фантом. Будьте готовы к тому, что это повторится.
— А золотые блёстки в глазах? Я видел их у вас и у той госпожи, что сидит рядом, — Александра Николаевна фыркнула, но промолчала. — Что вы скажете за них?
— Избыточная энергия. Дело в том, что перемещающееся сознание постоянно притягивает энергию из потока. Благодаря этому вы можете функционировать практически круглосуточно. Вы можете не спать несколько суток, не принимать пищу, ваша выносливость возрастает, вы становитесь сильнее, быстрее, реакции ускоряются. Она же сдерживает сознание носителя и не позволяет ему вытеснить перемещённое сознание. Однако если вы ведёте размеренный образ жизни, то энергия начинает скапливаться в организме и проявляется золотым свечением в глазах. Чем больше избыточной энергии, тем сильнее свечение. Собственно, оно и выдаёт перемещённое сознание. При критическом накоплении энергии может произойти кровоизлияние. Внутренний взрыв! Вены и артерии лопаются, и носитель погибает. Чтобы этого не произошло, необходимо сбрасывать энергию.
— Как?
— По-разному. Челентано, например, колол дрова.
Этот отсыл меня улыбнул.
— А вы что колете?
— Я женатый человек, Егор. К тому же я не занимаюсь оперативной работой, и накопление энергии у меня происходит крайне медленно. А получить дополнительную энергию в Состоянии невозможно, Основатель поглощает её полностью.
— У Сократа золота в глазах не было.
— Не было, — согласился господин Штейн, — иначе бы Анастасия вычислила его сразу.
— И у неё не было. Я бы заметил.
— Тоже верно. Её энергия уходила на подавление сознания Николет. Дело в том, что носителем может стать практически любой человек. Это достигается подчинением себе и удержанием его внутреннего «я». Вас научать этому. Однако существуют исключения. Во-первых, сумасшедшие. Их сознание находится в блуждающем состоянии и в принципе не может быть подчинено. Во-вторых, люди, находящиеся в крайней степени эмоционального возбуждения. Николет была до безумия влюблена в вас, она рвалась наружу, и Анастасии приходилось отвлекаться на борьбу с ней. На это уходила вся получаемая энергия, что, в конечном счете, и сыграло отрицательную роль.
Некоторое время я просто смотрел на камин. Язычки пламени легко скользили по берёзовым поленьям, обжигали их и бесцветным дымом уходили в трубу. Тяга была слабая, часть дыма попадала в комнату. Я чувствовал запах горелой древесины.
— У вас дымоход забит. Надо чистить.
— Какой дымоход? — не понял Штейн.
Я кивнул на камин.
— Вот этот.
— Ах, вы о нём. Не беспокойтесь, так и задумано. После полуночи дом загорится, и к утру от него останутся одни лишь угли и обгоревшие кирпичи. Но пока Состояние не разомкнуто, нам ничего не грозит.
Всё-то у них предусмотрено, на все вопросы есть ответы. А спасти Николет не смогли.
— Когда мы подходили к вашему особняку во Внутреннем городе, — заговорил я, — Сократ дал мне стилос. Это оружие на подобии кинжала, но без гарды и с треугольным сечением лезвия. Я не понял, из какого он материала, но по цвету очень похож на лазурит. Сократ сказал, что это оружие восходящих и что я должен их бояться.
Господин Штейн поднялся с дивана, прошёл к бюро, вынул из нижнего ящичка бархатный футляр и открыл крышку. Внутри лежал стилос.
— Вы это имели ввиду?
— Его.
— Дарк сказал вам правду, стилос — оружие восходящих. Мы первые создали его. Это едва ли не единственный способ обнулить перемещённое сознание. Именно этим оружием мы обнулили Клеарха, а вы — охранника у входа в особняк. Создать такое оружие невероятно сложно, но только его можно взять с собой при перемещении. Вряд ли я смогу объяснить вам точный принцип его действия. По сути, это сгусток времени. Проникая в мозг, он втягивает сознание в себя и растворяет без остатка. Это и есть обнуление.
 
— Позволите? — я протянул руку.
— Пожалуйста, — кивнул куратор.
Я вынул стилос из футляра, качнул в ладони — тяжёлый — и посмотрел на библиотекаршу. Она напряглась. Её худые плечики развернулись, а подол платья колыхнулся, обозначая изменение положения ног. Александра Николаевна приготовилась среагировать, если я вдруг попытаюсь напасть на неё. Но мыслей причинить ей вред у меня не было. Она сестра той девушки, которую я, не смотря ни на что, продолжаю любить. Вот только с именами путаница: Анастасия, Николет… Кто из них мне ближе?
— Ну, довольно, Егор, отдайте, — господин Штейн едва не силой вырвал у меня стилос и положил обратно в футляр. — Надеюсь, наш разговор принёс вам много полезного. Возвращайтесь в библиотеку, а мы с Александрой Николаевной ещё обсудим кое-что.
Да, этот разговор дал ответы на многие вопросы. Хотя и не на все. Но пока этого достаточно.
На лестничной площадке я столкнулся с мужчиной. Высокий, элегантный, хорошо одетый. Увидев меня, он прищурился.
— Вы, верно, Саламанов?
Он источал сильный запах цитрусового одеколона, настолько сильный, что я поморщился.
— Вы угадали.
— Гадать — не моя стезя. Я не гадалка. Моя фамилия Файгман. Вам это о чём-то говорит?
— Что конкретно вы имеете ввиду? То, что вы не гадалка, или то, что вы Файгман?
Я слукавил. Александра упоминала эту фамилию, а Штейн сказал, что у него полно своих дел. Наверняка он один из кураторов или настройщиков, и мне следовало быть с ним более вежливым. Но сегодня явно не мой день.
— За хамство вы получаете штрафной балл, — мгновенно среагировал Файгман. — Но мне нравится ваша непреклонность. Думаю, после провала на экзамене смогу подыскать вам место уборщика или швейцара.
Значит, куратор.
— Благодарю, польщён, — щёлкнул я каблуками. — Разрешите идти?
— Да, пожалуйста. А-а-а, — он поднял холёный палец, — вы не видели Александру Николаевну?
— Она в кабинете у господина Штейна. Это первая дверь налево по коридору.
— Большое спасибо.
Ну вот, пять штрафных баллов и два куратора в недоброжелателях. А день ещё только начался.
В библиотеке было тихо. Когда я вошёл, все дружно подняли головы. На лицах застыл вопрос: ты ещё жив? Я не стал отвечать, сел за свой столик, открыл книгу. В ближайшие дни мне предстояло изучить её содержимое, а здесь четыре сотни страниц.
— Егор, — тронул меня за плечо Шешель. — Чё там было, а? Хорошо прилетело?
— Нормально. Файгмана знаешь?
— Только не говори, что ты и с ним закусился.
— Я не знал, что он куратор. Присудил мне ещё балл. Теперь их у меня пять.
Шешель расплылся в улыбке.
— Я горжусь знакомством с тобой, Егорушка. Однако с Файгманом ты зря повздорил. Александра Николаевна строгая, но отходчивая, а Файгман злопамятный. Знаешь, как его за глаза называют? Гусь.
— Гусь? — переспросил я. — Ну да, есть в нём что-то такое. Высокомерный слишком. И одеколоном воняет.
— Это не одеколон, это кровь обнулённых оперативников, — зловеще проскрежетал серб.
— В смысле? — удивился я. — Он их убивает что ли?
— Ага. И съедает, — хихикнул Слободан. — Да ладно, не ссы, это фигура речи. Файгман — хранитель времени. Он руководит калибровщиками и планирует перемещения. Может отправить тебя в такие дребедени, из которых не все возвращаются — и это уже реальность.
— Я думал, перемещённое сознание убить нельзя, разве что стилосом.
— Стилос вещь убойная, кто бы спорил. Но не убирай фактор случайности. Чем ближе ты к Барьеру, тем более уязвим.
— А Барьер что такое?
— Граница времени. Место, где будущее встречается с прошлым.