Дитя скорби (СИ)

Глаза защипало, подкатили слезы. Я сама испугалась своих слов. Признаться себе, что ревную - это одно. Признаться ему в том, что влюблена так, что готова отдать за него жизнь
- совсем другое!
- Ниэнель. - он подошел ко мне совсем близко. - Если бы я мог запереть Глассе в самом дальнем углу дворцовых казематов, я бы сделал это. - доверительно, нежно, с горечью сообщил Витэан.
- А ты не можешь? - бросила я зло, стараясь сдержать накатившие так некстати слезы. Какая я до безобразия слабая. Машу там в казармах клинками, стреляю из лука, представляю, как стану рубить своих ночных монстров в реальности, а стоило какой-то элетт пригрозить мне, и вот я уже прибежала жаловаться. От осознания собственной ничтожности стало противно до тошноты, и я выплеснула всю горечь на эльфа. - Какой же ты тогда таур?!
Витэан отшатнулся, бросил на меня испепеляющий взгляд. И тут я поняла, что переступила грань. Никакие мольбы о пощаде теперь не помогут. В зеленых глазах эльфа горел пламень гнева, и это был такой пожар, что мог выжечь дотла весь мир. Я невольно отступила. Витэан стал наступать на меня.
Попятилась, больно врезалась спиной в раскрытую створку балконной двери, опрометью бросилась в комнаты короля. Но и тут деваться было некуда. Витэан ворвался следом, в два шага оказался у кресла, на котором небрежно была брошена перевязь с клинками и вынул один из них. Блеснула смертоносная сталь. Я кинулась к двери, дернула ручку. Заперто! Развернулась прижимаясь спиной к дверному полотну. Витэан смотрел на меня прямо, часто дышал. Я оцепенела. Таур напряженный, прямой, разгневанный не сводил с меня глаз. И вдруг... Отшвырнул клинок, в несколько шагов пересек комнату, схватил меня за руку, отпер дверь и потащил куда-то. Рыкнул на обомлевших стражников, и те прилипли к своим местам, не смея следовать за повелителем.
  
Глава 24
 
Я едва поспевала за эльфом, запястье ломило от мертвой хватки таура. Анфилада, поворот, лестница. Еще анфилада. Все мелькало перед глазами. Куда он меня тащит?
Над дворцом сгустился мрак, эльфы запели хвалебные оды звездам. Неожиданно мы вышли на открытое место, словно бы в сад. Чудовищно жуткий сад. Все деревья тут были мертвы. И не оттого, что сейчас зима. Они не спали, нет. Они умерли. Холодок пробежал по коже. Было такое ощущение, что я вошла в склеп, попала в царство мертвых. Туда, где в агонии и страшных муках умерли сотни, а может быть и тысячи.
Деревья стояли, словно обугленные после жуткого лесного пожара, растопырив в разные стороны черные узловатые ветки-пальцы, изгибались и крючились, как от боли. И только в самом конце сада что-то маняще светилось, что-то нежное, ласковое и невообразимо прекрасное.
- Вот! - бросил таур, отпуская мою руку. - Смотри! Теперь ты понимаешь?
Смотреть на эти деревья было страшно и горько.
- Нет, - удивленно ответила я. - Зачем ты привел меня сюда?
- Может быть хватит уже этих игр, Ниэнель? - резко бросил таур. - Хватит играть в ничего непомнящую и не понимающую дурочку. Хочешь начать все сначала, как и не было ничего между нами? Хорошо, пусть так. Я стерпел! Но говорить, что ты не понимаешь почему я до сих пор не приструнил Глассе теперь, когда видишь рощу такой, это слишком!
Я замялась. Таур не верит, что я не узнаю его? Не верит, что понятия не имею, кто такая Ниэнель? О, благостные!
- Я никакая ни Ниэнель, - тихо произнесла я. - Я из другого мира.
Я боялась даже поднять глаза на таура, будучи абсолютно уверенной, что меня ждет кара. Посмотрел на меня внимательно, словно старался заглянуть в самую душу. А потом только хмыкнул.
- Как будто это новость, - его голос звучал тихо, беззлобно и грустно.
- В каком смысле? - удивилась я.
- Ты правда совсем ничего не помнишь? - столько отчаяния в одной фразе мне еще никогда не доводилось слышать.
Я отрицательно покачала головой.
- Тогда идем.
Мы молча пошли вперед, туда, где мерцало легкое свечение. Несколько шагов, и я поняла, в конце дорожки растет дерево, единственное живое древо в той роще. Невысокое, молодое, чем-то похожее на яблоню, оно светилось изнутри, его кору оплетали тонкие жилки голубого света, который тек, бежал по дереву, словно сок. Завороженная невероятным зрелищем, я подошла совсем близко, коснулась деревца ладонью, погладила. Показалось, что оно прильнуло ко мне и одарило успокоением, укутало, утешило.
 
- Оно последнее, - голос Витэана вывел из блаженного оцепенения. - Идем.
Он сделал несколько шагов по изогнувшейся дорожке и остановился у чего-то, похожего на чашу фонтана или купель.
- Ты говоришь, что пришла из другого мира, - задумчиво произнес Витэан. Похоже карать меня в планы короля никак не входило, от его гнева не осталось и следа. - Если верить древней легенде, так можно сказать и обо мне. Обо всех эльфах.
Я даже дыхание затаила, боясь перебить.
- Много тысячелетий назад эльфы были вынуждены покинуть мир, в котором появились из небытия. Пройдя сквозь Лабиринты Межмирья, они оказались тут. Благостные, великие боги этого мира, приняли их, дали позволение жить здесь вместе с истинными детьми. Наши предки были рады и благодарны. Одни поселились в лесах, другие у озер, третьи -мой народ - обжили пригорье.
Все шло хорошо. Мы создали королевства, жили в мире и с гномами, и с людьми. Но постепенно всё изменилось. Сперва мы потеряли магию, больше не могли врачевать, нашим воинам, даже самым одаренным, не подавлялись стихии. Затем эльфы, способные раньше разменять два или даже три тысячелетия, потеряли свое долголетие, не доживали и до сорока людских лет. Но самое страшно было то, что у нас больше не появлялись дети.
Этот мир оказался смертельной отравой для эльфийских народов, убивавшей медленно, но наверняка. Мои предки смирились, благодарные благостным за приют, они не желали снова бежать и готовы были смириться со своей судьбой и исчезнуть, - Витэан замолчал, словно задумавшись о безграничности смирения эльфов былых эпох. - Грань этого мира тонка, -продолжил он. - И однажды, создав магические порталы, сюда прорвались тифлинги. Благостные приняли и их. Но тифлинги, в отличии от нас, эльфов, не желали мира, хотели подчинения, жаждали быть над всеми, быть высшей расой. Они привели и расселили здесь орков, гоблинов, и чудищ всех мастей. Они убивали, жгли, не желая довольствоваться частью мира, жаждали получить его весь, целиком, без остатка.
Люди и гномы не смогли выстоять под напором темной силы, они отступали, оставляли свои города. Тогда, отринув страх смерти, эльфы собрали своих последних одаренных магией воинов, и выступили единым фронтом. Ценой победы были реки крови и слез нашего народа. Тифлинги были разбиты и изгнаны. Они бежали в свой мир через порталы. Многие пали, а те, что остались живы, были отравлены великой тьмой, принесенной тифлингами из своего гадкого мирка. Тьма сводила с ума, заставляя убивать своих любимых, родных, близких, превращала в чудовищ. Наши элетт оплакивали павших и души отравленных, разъедаемых ядом тьмы. Тогда благостные смиловались. Они пришли к ним и принесли пламень мира, то, из чего создавали его. Они разбили пламя на искры. Из одних искр проросли магические деревья - карусы - такие как это, - таур указал на светящееся деревцо. - которые потом высадили здесь, создав Карусовскую рощу. Другие искры приняли элетт, став жрицами рощи. Только они могли поливать карусы, помогая им жить, цвести и давать карус - магический нектар, способный поддерживать нашу магию, вернувший нам долголетие, исцеляющий души от яда тьмы.
 
Видишь эту чашу. Раньше она до краёв была наполнена карусом, магическим нектаром этих деревьев. Нектаром, который поддерживал эльфов, чужих в этом мире созданий, однажды вставших грудью на его защиту. Мы снова жили долго, у нас были дети. А сейчас...
- Я не видела ни одного ребенка здесь, - неожиданно осознала я.
- Карусовская роща погибла, ибо у меня нет больше жрицы рощи, - грустно сказал таур. -Последняя, кто хранит каплю жреческой крови - это Глассе. Именно она спасает последний карус. Пока живо это дерево, жива и надежда. Но если Глассе хоть на один день отвернется от каруса, дерево погибнет, а с ним умрет и мой народ.