Сильнее времени (СИ)

Эта мысль подарила Асе надежду. Возможно, отец сможет помочь ее беде. Он всегда давал очень мудрые советы, а иногда ей казалось, что он знает гораздо больше других людей. Ася любила отца. И он ее тоже любил и жутко баловал. Правда, когда ей было восемь он надолго исчез из жизни девушки. Матушка говорила, что он был на войне, так как служил в армии. Вернулся он, когда Асе было шестнадцать. И с того времени в его лице ею был обретен настоящий друг. Во всех ссорах с матерью, а их было немало, он всегда вставал на Асину сторону. С ним она делилась всеми своими проблемами и тревогами. Именно он отпустил юную Асю к Порфирию Георгиевичу в Петербург, хотя сам с ним был в ссоре. Именно он поддерживал все ее начинания и идеи.
Ася вдруг осознала, как сильно соскучилась по отцу. Поэтому согласилась с дядюшкой, что им стоит поехать в имение. Тем более, что Порфирий Георгиевич сам согласился ехать, то есть стал готов к примирению, а это многого стоило. Почему братья были в ссоре, Асе было неведомо, но ей очень хотелось, чтобы все ее родственники жили в мире.
Ася вытерла тыльной стороной ладони слезы и попыталась улыбнуться дяде. Казалось, что и Порфирий Георгиевич посветлел лицом.
- Все обязательно наладится, детка. – Заверил ее дядюшка.
Ася кивнула. Она верила, что как только покажется среди бескрайних полей родная усадьба, ей станет легче. Ведь, как известно, дома и стены помогают.
  
Глава 23. Полиграфический подлог
 
На следующий день Цыган представил Ивану схематический план. Выходило, что до момента взрыва оставалось еще дней пять-шесть. Точную дату он не назвал, но сказал, что планирует акт через день или два после празднования Нового 1913 года. Выбор свой Андрей аргументировал тем, что на праздники жандармы обыкновенно расслаблены и все внимание их направлено на то, как проходят гуляния. Поэтому, по мнению Цыгана, будет проще устроить взрыв.
Кроме того, Андрей навестил одного приятеля, который работал в типографии наборщиком. Был он сочувствующим товарищем и потому в тайне от своего начальства по ночам печатал на казённом оборудовании листовки и воззвания. Игнат слыл осторожным и подозрительным, а потому полицейские до сих пор не вышли на его след. Именно потому Цыган обратился к печатнику за помощью.
Они сидели в трактире и пили пиво в больших грязноватых кружках. Выслушав просьбу, Игнат усмехнулся.
- Ох и задал ты мне задачку, Цыган.
- Да в чем там сложность-то? – Недоумевал Андрей. Если можно напечатать воззвание, почему нельзя напечатать того, о чем он просит?
- В том, что цикл не на один экземпляр рассчитан. А тут ради одного листа набор делай. Да и листовка состоит из трех строк, а тут целая газета!
- Мне нужно, чтобы в газете было всего лишь одно дополнительное сообщение, один материал. Можешь взять любой выпуск да заменить одну статью на другую.
- А это мысль! – Ухватился за предложение Игнат. – Текст только дай, сам писать ничего не буду.
- Обижаешь, - усмехнулся Цыган и вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок.
- О, вот это другое дело. Сразу видно профессионала. – Похвалил Игнат и живо спрятал лист в карман жилета. Встал, озираясь по сторонам – не смотрит ли кто. – Бывай, Цыган, приходи за номером через день.
Андрей кивнул и проводил взглядом Игната. Тот дошел до двери кабака и, накинув теплую куртку, вышел на улицу.
***
В тот вечер разговаривать Николай не стал. После беседы с матерью он ушел к себе и даже не вышел к ужину. Думал об ее словах весь вечер и в конце концов пришел к выводу, что перспектива жить на одно лишь жалование неприятна, конечно, но не устрашает офицера настолько, чтобы отступить от своей цели. Само собой, это наложит на него определенные стеснения, но Николай уже был не так молод и горяч, как после окончания военного училища, когда только получаешь офицерский чин, когда хочется пить, гулять, веселиться и жить каждый день как последний.
Николай решил, что поговорит с отцом на следующий день. И с трудом этого разговора дождался. Едва вернувшись со службы, он принялся ждать возвращения Павла Андреевича из министерства. С принятием новой должности батюшка стал пропадать на службе гораздо больше времени – государственное дело требовало от него присутствия и погружения в совершенно различные дела. Николай не знал, когда отец вернется и от того, все больше нервничал и ходил кругами по своей комнате. Отступать было некуда. Поиски Анны совсем застопорились, да и он решил же давеча, что больше никаких попыток делать не будет, потому находиться в подвешенном состоянии было ему все более невыносимо.
 
Отец явился раньше, чем предполагал Николя. Но это не спасло ситуацию – Павел Андреевич приехал в жутком расположении духа. Матушка не была готова к столь раннему возвращению главы семьи к ужину и выслушала свою порцию упреков. Разгневанный граф закрылся в кабинете. Не желая больше медлить, Николай решительно постучал в дверь, игнорируя безмолвные, но полные предостережения взгляды матери.
- Entrez, - услышал Николай раздраженный голос отца.
Мягко прикрыв за собой дубовые двери, молодой человек обернулся и увидел, что Павел Андреевич расположился за столом и пытался раскурить папиросу. Спички в его руках ломались и не поджигались. Батюшка чертыхнулся и бросил коробку на стол.
- Спичек приличных и тех нет в доме, - возмущенно высказал он претензию всем и никому. Повернул голову и воззрился на наследника, который так и стоял у двери в ожидании. - С чем пожаловал? Опять вместо службы прохлаждаешься?
- Я был на службе, – проигнорировал упреки Николай. Когда Павел Андреевич гневался, нужно было иметь мужество, чтобы решиться на разговор. – Я о том и хотел поговорить.
Граф с удивлением приподнял бровь, но ничего не спросил, словно ожидая, что же скажет Николай дальше.
Молодой Ильинский выдохнул, собравшись с силами:
- Мне нужно ваше позволение на перевод из полиции в действующую армию.
Павел Андреевич нахмурился, а потом скривился, отмахиваясь от сына словно от назойливой мухи.
- Говорили уже о том, мой ответ ты знаешь.
- Это не просьба, отец. – Твердо сказал Николай и, сцепив зубы, вздернул подбородок. – Мне нужна на прошение ваша резолюция, как министра.
- Ах, резолюция тебе понадобилась? То бишь ты даже не удосужился испросить позволения у родного отца? – Побагровел Павел Андреевич. Ярость, бурлившая в нем из-за бестолкового адъютанта, запоровшего решение важного вопроса, наконец-то, нашла выход.
- Я много раз просил и каждый раз вы отказывали. – Напомнил Николай. Голос его не дрогнул, хотя по интонации и виду отца он понял – добром сей разговор не обернется. Но вот чем он закончится? Ощущение безысходности настигло, но в этот раз Николай решил-таки идти до конца.
- Ах вон оно что! – Уже разгневанно вскричал батюшка. – То бишь ты знаешь мое решение, а все надеешься, будто оно переменится? Да после фортеля, что ты выкинул в Нижнем, я запрещаю тебе даже думать об армии.
- То давно в прошлом, вы же знаете. – Николай и сам уже кипятился. Лишь воспитание не позволяло ему повысить голос. – Разве не доказал я того, когда Оболенские были у нас на вечере в октябре, да и на балу по случаю вашего назначения?
- Нет, сударь, - кулак отца приземлился на широкий стол, обитый сукном, с такой силой, что та самая чернильница сей же час подпрыгнула и, звякнув, опустилась на столешницу. – То, что ты смог сдержаться при виде этой потаскухи Лилит, мне ни о чем не говорит. Разве что кумушки более не будут смаковать по углам подробности твоей личной жизни! Право служить в армии заслужить надобно, ясно тебе?! Все, разговор окончен!
- Нет, отец! – Глядя прямо в глаза Павлу Андреевичу, сказал Николай. – Коли не даете вы своего разрешения, я буду писать прошение в Штаб. Я найду, как получить перевод. Если надо, пойду к самому Императору.
Граф, кажется, был ошарашен. Он не ожидал такого сопротивления, такого упрямства. Слыхано ли дело? Если до императора дойдет, что министр в собственном доме порядка навести не может, вопрос может возникнуть, место ли ему на этом посту?