На поверхности (ЛП)

— Не думал, что смогу прикоснусь к одной из них после… — он замолчал, а затем, присвистнув себе под нос, передал ее мне.
Я покачала головой.
— Не стесняйтесь, наденьте ее, — предложила я, смеясь, и он, не колеблясь ни секунды, просунул голову через ленту.
— Подходит к твоему поло, папа, — пошутил Адам.
— Скрестим пальцы, чтобы ты выиграла много медалей, и чтобы мы все их надели, — поддразнил Роберт.
— Я буду стараться изо всех сил, — сказала я, но мой тон был слишком пылким для того, чтобы обещание прозвучало как шутка.
Взгляд Роберта смягчился и он, потянувшись, похлопал меня по руке.
— Будь собой, Тея, и мы будем гордиться тобой. Ты знаешь это, не так ли?
Поскольку это был Роберт, я поверила ему и послала в ответ улыбку.
Подали шампанское, и я сделала несколько глотков, не пытаясь спорить, что оно не входило в мою диету. Рамсдены хотели отпраздновать мой успех, и я тоже этого хотела. И от появившегося на блюде омурайсу — разрезанного на ложе из риса омлета, покрытого говяжьим соусом — я взяла себе только кусочек. Роберт также заказал салаты, их я ела больше, чем омурайсу, несмотря на то, что смесь из взбитых яиц наполнила мой рот слюной, отчего мне захотелось вдвое больше, чем я себе положила. Отказ от этого искушения был лишь одной из многих жертв, ради того, что я делала в своей жизни.
В том, что я делала, не было ничего нормального, ничего обычного в тех крайностях, на которые мне приходилось идти ради соревнований. Я не жалела. Нисколько. Но, черт возьми, в некоторые дни, такие, как сегодня, когда я просто хотела поесть во время встречи, которая была больше всего похоже на семейную трапезу в том виде, в каком это получалось — с затаенными чувствами и токсичным оттенком — это было отстойно.
— Между прочим, Nike и Puma соперничают за тебя, — вставил Роберт, когда я, проткнув вилкой помидор черри, отправила его в рот.
Я приподняла бровь.
— Правда?
Хотя Роберт был занятым человеком, я знала, что ему было приятно управлять финансовой стороной вместо меня.
— Думаю, Nike выиграет, — проговорил он. — Но у нас уже была куча заинтересованных лиц еще до того, как ты выиграла золото.
— Никаких дел за обеденным столом, — упрекнула как обычно Анна.
Как обычно, Роберт пожал плечами.
— Это волнующие времена.
Волнующие?
Вероятно.
Однако волнение во мне вызывали другие вещи, в отличии большинства людей.
Находиться под водой, под ее поверхностью, рассекать ее, лететь в ее течениях — для меня это было волнующе.
Остальное было лишь частью повседневной рутины.
Но мне нужны были деньги для моего будущего, поэтому я повернулась к нему и спросила:
— Вы вложите средства от моих спонсорских сделок, не так ли, Роберт?
Он лучезарно мне улыбнулся.
— Конечно. Но тебе лучше услышать мнение Адама. Ты знаешь, как он выбирает прибыльные компании.
Как ни хотела, но я посмотрела на Адама. Собравшись с силами, прежде чем позволить своим глазам встретиться с его взглядом, и, как обычно, это было похоже на удар в солнечное сплетение.
Я могла бы раствориться в этом мужчине. Буквально растечься лужицей у его ног.
— Лучшее вложение — это собственность, — пробормотал он, с трудом отрывая от меня взгляд. Разрыв этой связи причинял ему столько же боли, сколько и мне.
— Так чопорно и консервативно.
Адам отмахнулся от насмешки Роберта.
— Для Теи это лучший способ, она консервативна. Она будет нервничать, если деньги будут вкладываться туда, где она не будет их видеть и не сможет контролировать.
Адам понимал мое прошлое лучше, чем его родители, несмотря на то что не имел реального представления об уровне бедности, в которой я выросла.
— Мне нравится вариант с недвижимостью.
— На данный момент Хьюстон — одно из лучших мест для инвестиций. Может, Роли в Северной Каролине. Но Остин точно.
Брови Роберта приподнялись.
— Из-за нового кампуса Apple?
— В городе появится пятнадцать тысяч новых рабочих мест. — Адам тихо присвистнул. — Черт возьми, это хорошее место для покупки недвижимости.
 
Анна похлопала его по руке.
— Может быть, вам с Теей стоит отправиться туда и на месте выбрать объект?
Поскольку большую часть времени Адам по-прежнему проводил в Бостоне, я была уверена, что Анне понравится, что я куплю недвижимость в Остине — городе на другой стороне континента… особенно если в какой-то момент я перееду туда.
Улыбка Адама стала натянутой.
— Нам нужно будет включить это в свое расписание.
Анна не заметила его напряжения, а я заметила.
С таким же успехом он мог бы сказать: «Нет, черт подери. Я не хочу находиться рядом с ней».
И это было больно.
Черт, это было больно.
Мне хотелось, чтобы этого не было, хотелось, чтобы между нами все было иначе, когда это было так не нужно, но так должно было быть.
Во время ужина становилось все труднее и труднее сохранять улыбку, и когда Роберт, наконец, оплатил счет и мы сели в машину, я вконец вымоталась. Больше от нашего общения, чем от заплыва.
Только стоя возле общежития, в котором размещалась команда США по плаванию, махая Рамсденам, вслед отъезжающей машине, я смогла перевести дух. Мое прошлое уезжало в свой отель, мое будущее находилось за моей спиной.
Я просто стояла на обочине дороги, чувствуя, как мои ноги приросли к земле, и она держит меня, словно якорь. Тянет к себе, наливает меня свинцом.
Слезы наполнили мои глаза от того, насколько безнадежно я себя чувствовала, хотя у меня было все, к чему нужно стремиться. Но мое прошлое было туманным, а будущее светлым, но сомнительным с моральной точки зрения.
Вот что происходит, когда ты заключаешь сделку с дьяволом по имени Адам.
  
Глава 3
 
Адам
Тогда
Мне было шестнадцать, когда я впервые увидел ее.
Она была стройной, даже слишком стройной, особенно для нашего вида спорта. Длинные каштановые волосы, когда она плавала, струились вокруг нее в воде, когда отдыхала — убирались в высокий пучок, а когда приступала к серьезным тренировкам, были спрятаны под шапочку.
Ее кожа была цвета кофе. Не кофе с молоком, не с афроамериканским намеком на происхождение, а оттенка другой этнической принадлежности, которую я не мог понять.
Она выглядела залитой золотом, когда выплыла из глубины, словно нимфа, и крошечные капельки воды сверкали на ее коже, вызывая у меня желание прикоснуться к ней. Почувствовать эту мягкую шелковистость своими ладонями.
Ее глаза цвета глубокого темного ореха, с оттенками золота и бронзы, были обрамлены густыми ресницами, подобных которым я не видел никогда в своей жизни.
Если бы она была из моего класса, я бы подумал, что у нее были эти дурацкие накладные ресницы. Но так как люди в этом районе были бедными, я знал, что они настоящие.
Как и все остальное в Теодозии Кинкейд.
Она была небольшого изящного телосложения, и у того, кто ее видел, могло создаться впечатление того, что она слабая, но в ту секунду, когда она оказывалась под поверхностью воды, казалось, что она ею повелевала. Словно принадлежала этой стихии, и всякий раз, когда она выбиралась из жидкости, я чувствовал, что они оплакивают потерю друг друга.
Я всегда думал, что поэзия жалкий жанр, написанная глупыми дураками, которые хотят заполучить киску, чтобы перепихнуться. Но как только увидел ее, я понял, о чем шла речь у Шелли, Байрона и всех так называемых великих.
Не только когда я видел, как она плыла, но и когда просто смотрел на нее.
Теодозия была поэзией в движении.
Слеплена, чтобы ее рисовали, создана, чтобы о ней писали. Сотворена, чтобы делать мое сердце набухшим.
Как и другие части моего тела.
У нее было изящное лицо со слегка заостренным подбородком и впалыми щеками, со стороны казавшееся изможденным. Нос был прямым и тонким, как и все остальное, а брови немного густыми, но они, обрамляя лицо, придавали ему больше структуры.