Последняя акция

Аккерман. Я готовила завтрак, резала хлеб…
Следователь. А после завтрака отправились в лес по грибы?
Аккерман. Да.
Следователь. Почему же одна, без Сергея Петровича?
Аккерман. Сережа хотел заняться машиной, у него что-то там с аккумулятором… Мне показалось, что он кого-то ждет. Я не хотела идти одна в лес, но он меня чуть ли не силой выпроводил…
Следователь. Он вам говорил, что кого-то ждет?
Аккерман. Нет. Он был не очень откровенен, особенно если дело касалось работы…
— Что же этот хренов Новопашенцев не проверил состояние его машины?! — взорвался Блюм. — А если и в самом деле был не исправен аккумулятор? А если он и в самом деле кого-то ждал?
— Согласись, Миша, если бы у тебя не увели из-под носа дело Максимова, если бы не похищения девочек и причастность к этим похищениям бывших работников райкома ВЛКСМ, ты бы тоже не обратил внимание на такие мелочи, когда предъявленное обвинение подтверждают факты, улики, свидетельства! — Вадим не на шутку разошелся.
— Чего ты на меня орешь?! — возмутился Блюм.
— Жалко ее, — почти шепотом сказал Жданов, кивнув на толстую папку с делом Максимова, — семь лет сидит ни за что!
— Это еще надо доказать.
Уже на суде Светлана Александровна призналась, что дочь Лизу родила от Максимова и что из-за своей страсти отказывалась ехать с мужем в Германию.
— Думаю, что он туда отбыл, когда посадили Светлану, — предположил Миша, — оставив незаконную дочь на попечение тещи и золовки.
Вадим захлопнул папку с делом, и они отправились завтракать к «Ленчику».
— Преображенская тебе вчера не звонила? — спросил Блюм по дороге.
— Нет. А что?
И Миша пересказал Вадиму вчерашний неудавшийся разговор с Анастасией Ивановной, а также свои воспоминания восьмилетней давности, связанные с областной комсомольской конференцией.
— Темнит она что-то, — закончил Михаил.
— Ну, не будь таким подозрительным, — успокаивал его Жданов, смакуя кофе с коньяком, — возможно, ты затронул какой-то интимный вопрос, и она не пожелала с тобой секретничать.
— Тут кругом интимные вопросы, — не унимался Блюм, — и никуда от них не деться!
— Я бы на твоем месте не возмущался поведением несчастной, убитой горем женщины, а подумал о собственной безопасности. Ведь за тобой началась охота!
— Думаешь, все-таки Стацюра?
Раскосые серые глаза Вадима смотрели куда-то вдаль, в сторону городского пруда, где над водой еще не рассеялся легкий утренний туман и где чайки исступленно кричали, приветствуя выглянувшее из-за облаков солнце.
— Уверен на сто процентов, — после долгой паузы ответил он. — Факты налицо. Что ты ему докладывал в понедельник? Что у нас тогда было? Черный джип и парень со шрамом? Так? И вот уже джип канул в Лету, а Машу Преображенскую похищает простой советский ВАЗ, правда, очень примечательного цвета! Да бог с ним, таких красных ВАЗов в городе не счесть!
— А вчера, — подхватил Миша, — я ему рассказал о старике Калмыкове, доложил о похищении Маши и высказал подозрение насчет Буслаевой.
— Буслаева ночью уехала в Брянск на слет «поисковцев». Это не фенька. В Брянске и в самом деле в понедельник открывается слет, я проверил. Мой человек вылетит туда и последит за нашей дамочкой. Преображенской я сегодня позвоню, поговорим на интимные темы. А вот что делать с тобой, я прямо не знаю.
— Да брось ты! — Миша залпом выпил кофе. — Что я, маленький?
Вадим с интересом рассматривал здание городского почтамта, как будто видел в первый раз. Оно с детства пугало его своим уродством. Он поморщился — конструктивизм не был его любимым стилем в архитектуре, но, увы, именно в этом стиле выстроена половина зданий в его родном городе.
— Неужели ты не понял, Миша, он держал тебя лишь затем, чтобы идти впереди следствия, но ты, видимо, зашел слишком далеко. И вчера, — Жданов сделал глоток, — вчера ты ему ляпнул такое, что он решил тебя убрать. Заметь, не отстранить от дела, хотя мог бы найти для этого причину, а убрать физически! Значит, ты на верном пути. — Вадим наконец улыбнулся. — Посидим еще полчасика? Редко удается посидеть в такое прекрасное утро! И в городе — ни души, будто вымерло все.
 
— Суббота.
— С шабатом тебя, Мойше!
— Иди к черту! — махнул рукой Блюм.
Вадим вздохнул и серьезно добавил:
— Сдается мне, что и дело Максимова каким-то боком причастно к девочкам.
— Еще бы, — поддержал Миша. — Чего стоит хотя бы тот факт, что похищена дочь Светланы Аккерман?
— Похититель мог и не знать, что это ее дочь.
— Стацюра не мог не знать!
— Тоже верно, — согласился Жданов и спросил: — А эта Элла… Как ее?
— Валентиновна.
— Она как-то общалась с нашими «комсомольцами»?
— Зачем Элла трогала мой чемоданчик, ума не приложу, но, скорей всего, это случайность. Элла в тот вечер не покидала танцплощадку. Я сам тому свидетель.
Еще раз прокрутив в памяти тот вечер с дискотекой, их с Юрой разговор на скамейке возле столовой, свет в окне их коттеджа, истерику Трениной, будто бы совершившей убийство, и найденную потом в чемодане пулю, он снова вспомнил спину лысого в широкой клетчатой рубахе. «Черт!» — вскрикнул тот, когда кавказец случайно задел головой его предплечье.
— Вадик, вчера у того лысого что-то было с рукой. Не в него ли стреляла Лариса?
— А он уместился бы в стенном шкафу?
— Вполне. Шкаф глубокий.
Казалось, что Жданов отсутствует. Его взгляд то блуждал вдоль чугунной ограды пруда, то возносился вслед за птицами на крышу почтамта, но Миша хорошо знал своего старого друга, знал, что тот напряженно думает.
— Из диалога этого лысого с кавказцем, который ты мне передал, я заключаю, что лысый знает тебя настолько, что никому не посоветовал бы играть с тобой в бирюльки.
— Голос его показался мне знакомым, — добавил Миша, — но сзади трудно узнать человека, а передом он ко мне так и не повернулся!
«Повернулся, — возразил он самому себе. — Только я его прошляпил».
— Надо поднять всех знакомых Максимова, может, среди них окажется этот тип?
— Как-то не очень он похож на знакомого бывшего секретаря райкома партии, — покачал головой Блюм. — От него несет колонией строгого режима.
Зачем Соболев приехал в город? Об этом он не сказал Полине Аркадьевне и не предупредил по телефону Блюма. С этим он должен сам разобраться — так решил для себя Юра. В последние «челночные» годы он утратил многие старые связи, только изредка перезванивался с Авдеевым, Цыбиной, Кораблевой и еще кое с кем из институтских друзей. То, что Авдеев приложил свою руку к ночному шоу на острове Страшном, можно предположить. То, что на острове Страшном побывала Ксюша Крылова, — очевидно. То, что Арсений Павлович в разговоре с ним притворялся незнайкой в географии и впервые слышал слово «Акапулько», а между тем недавно отдыхал в этом городе по путевке и там же сейчас находится бывшая любовница Авдеева, было весьма странно. Еще вчера, вспоминая свои студенческие годы, Юра твердо решил нанести визит своей сокурснице Линке Кораблевой — она до сих пор играет на сцене Музыкальной комедии, иногда что-нибудь ставит и вполне может быть в курсе авдеевских дел.
Кораблева жила в отдаленном от центра районе. В студенческие годы, когда они собирались у нее на квартире, чтобы отметить окончание сессии, ему приходилось тратить на дорогу полтора-два часа — такси не всегда было по карману. Теперь же, с появлением метро, он уложился в полчаса. И после инстатута он иногда заезжал к ней на «чашечку чая». Телефона у Кораблевой не было, и он звонил ей в театр, чтобы договориться о встрече. Но любовником ее он так и не стал — зря ревновала Верка Сатрапова. У Лины всегда кто-нибудь был — поклонников пруд пруди, все-таки актриса! Однажды, правда, он чуть не изменил с ней Татьяне. Произошло это в Москве. Соболев приехал туда за товаром и жил в мрачной, скучной гостинице где-то в районе Выхина. Закончив дела, пошел в любимый магазинчик при Союзе театральных деятелей. Изрядно покопавшись в «драмах и комедиях», он вдруг услышал: «Юрик! Ты откуда здесь?» Синеглазая Линка с вечной стрижкой «каре» улыбалась ему, по своему обыкновению, сладострастно. Оказалось, что она учится здесь, в СТД, на курсах театральных режиссеров. Они договорились встретиться в пять вечера у Пушкина.