Возрождение (СИ)

— И все равно вы твари, — прошептала девушка.
В ответ из леса вылетел небольшой, с палец, камешек, больно ударивший её в щёку.
До обжитых мест Лена добралась часа через четыре, когда висящее над головой солнце уже заставило ее подумать о том, что сдохнуть в лесу было бы не самым плохим выходом. Пот, грязь, кровь… выглядела она сейчас настолько ужасно, что аборигены, по логике, должны были пристрелить её либо из жалости, либо из чувства самосохранения. Детей только пугать.
Вид на деревню открылся с небольшого холма. Два десятка больших и столько же маленьких низких домов, сложенных — насколько удалось разглядеть — из камня. Сочно-зелёные крыши, словно поросшие травой. Наверное, дёрном крытые. Неподалёку — невысокая, этажа в три, каменная башня (до замка это сооружение явно недотягивало), окружённая частоколом. Возле домов — люди. В основном — дети в длинных, до колена, рубахах, и женщины в довольно ярких платьях. Мужчин не видно. Лена лежала в траве, надеясь, что стража — скорее всего, в башне есть стражники — её не заметит. Ей повезло — соседство с эльфийским лесом сказывалось, воины приглядывали за противоположной стороной долины, прекрасно понимая, что никакой угрозы от лесных жителей быть не может. А уж если бессмертные захотят спалить людское поселение — десяток местных воинов и полдесятка приезжих, обосновавшихся в таверне, всё равно ничего противопоставить такому нападению не смогут.
Сейчас, когда непосредственной угрозы для жизни не было, девушка получила время на размышления, и, в итоге, решила, что общение с аборигенами лучше отложить до вечера. В желудке уже урчало, горло пересохло настолько, что нёбо, казалось, вот-вот потрескается и начнёт отваливаться кусками, но соваться к людям при свете дня, да ещё в таком виде? После общения с эльфами она понимала, что с распростёртыми объятьями никто её встречать не будет. Идти на контакт придётся, куда ж деваться — оставалось только прикинуть, какую роль при этом играть.
Выбор был, к сожалению, невелик.
Несколько серебряных монет, приобрести которые ей хватило предусмотрительности, находились сейчас в лесу вместе с небольшим запасом продуктов, сменной одеждой, косметикой и массой разных полезных мелочей. Добраться до рюкзачка не было ни малейшей возможности. Изрезанная стрелами, испятнанная кровью куртка и лопнувшие, грязные джинсы должны были бы, по идее, вызвать у местных сострадание, но избыточное внимание и, как следствие, расспросы девушку никак не устраивали. Кто знает, как аборигены отнесутся к пришелице из другого мира. Вдруг сочтут ведьмой и на костёр отправят? Или, в лучшем случае, куда-нибудь в тюрьму — до особого распоряжения.
— Какая ж я идиотка.
Возле деревни обнаружился небольшой, затянутый ряской пруд. Добравшись до него (где короткими перебежками, а где и ползком), Лена убедилась, что дурно попахивающая вода никому в данный момент не требуется, и попыталась хоть немного привести себя в порядок.
С курткой, изодранной ветками и стрелами, пришлось расстаться — она неизбежно привлекла бы внимание. По счастью, неподалёку обнаружилось самое натуральное пугало — голова из тыквы, растопыренные руки-палки и, что гораздо важнее, накинутый сверху драный балахон. Ну, не то чтобы совершенно драный — похоже, жители деревни особо не бедствовали и «одежда» Страшилы была тому свидетельством. Несколько прорех, выцветшая под жгучим солнцем ткань, некогда украшенная цветным орнаментом… в целом, приемлемо. Балахон укрывал Лену практически до пяток, так что джинсы можно было сохранить. И кроссовки… нищенка, каковой она собиралась прикинуться, должна была бы передвигаться босиком или в чём-нибудь очень местном, так сказать, «национальном», но если вдруг придётся бежать — что может быть для этого дела лучше хорошего американского «Nike». В джинсах нашёлся неведомо как завалившийся туда десятирублёвик. Обычно Лена не носила мелочь в карманах, а тут повезло — какая-никакая, а монета. Вдруг пригодится?
Смыв кровь, она заклеила ранки подорожником — кто ж не узнает эти чуть вытянутые листики — и кое-как замотала рассечённое предплечье полоской ткани, оторванной от подола блузки. На первое время сойдёт. Натянув украденную у пугала хламиду, девушка критично осмотрела себя, остро сожалея об отсутствии зеркала. Что ж, лучшего результата уже не достигнуть.
 
Солнце медленно скатывалось к горизонту, и Лена решила, что ждать дальше нет смысла. Вечером и, пуще того, ночью стража — если она есть в деревне — наверняка будет более подозрительна, так что если уж идти, то лучше идти сейчас. Выбравшись на некое подобие дороги, она демонстративно-неторопливо побрела к жилью.
Её некогда белые, а сейчас грязно-серо-буро-зелёные кроссовки оставляли в пыли весьма интересные следы. Но Лена об этом не думала.
Деревня встретила её полнейшим равнодушием. Несколько скользнувших по бродяжке взглядов — не более. Остановившись у первого дома, Лена сглотнула слюну — ветерок донес до неё аромат свежего хлеба. Подумать только, не так давно она искренне считала, что хлеб — это не более чем атрибут нормального обеда, да и то не всякий, а исключительно дорогой, зерновой, со всякого рода экзотическими добавками. Сейчас была бы, пожалуй, рада и чёрствой краюхе. И воды… пить хотелось до одури. Она попыталась напиться из пруда, но неприятный запах цветущей воды чуть не вызвал рвоту.
— Простите, добрая женщина… — знание языка, как оказалось, мало помогало в выборе манеры общения, поскольку дородная селянка в синем платье, расшитом по подолу причудливым красным узором, надменно вскинула бровь и презрительно оттопырила губу, услышав это обращение от нищенки. — Простите, я… я два дня ничего не ела.
— Всего два дня? — фыркнула толстуха. — И уже проголодалась?
Она явно не прочь была бы спустить на бродяжку собаку или просто взять в руки палку, чтобы прогнать попрошайку от своего дома, но в итоге решила проявить милосердие.
— Проваливай отсюда. Вон, там таверна. Может, хозяин найдёт для тебя каких-нибудь объедков. И чтобы я тебя здесь не видела. А украдёшь что — гляди, крикну стражу.
— Спасибо, госпожа.
Лена опустила голову и медленно побрела в указанном направлении.
Таверна ничем не отличалась от остальных домов этой деревни. Разве что небольшой вывеской, на которой был довольно бездарно намалёван белый петух. Название не было предусмотрено, да и присутствуй на вывеске буквы — толку с того. Знание языка не особо помогало в понимании письменной речи, как говорил мужик, снабдивший Лену ключом. Низкая, едва пройти не склоняясь, дверь распахнулась, и на голодную девушку обрушился вал ароматов жареного мяса, пива, овощей, дыма, горелого масла, смолы, застарелого пота…. Ядрёная смесь, вызвавшая бы отвращение у обычного современного человека, сейчас заставила Лену чуть не захлебнуться слюной.
Она огляделась. В слегка задымленном помещении размещалось штук восемь больших, на дюжину гостей каждый, столов, но сейчас посетителей было немного. В дальнем углу устроилась компания из полудесятка мужиков, увешанных мечами, топорами и прочим боевым железом (что характерно, садясь ужинать, эти люди постарались не расставаться с оружием). Учитывая, что на краю стола громоздились одинаковые шлемы, да и одеты все пятеро были примерно похоже, можно было сделать вывод, что сия тёплая (в смысле, уже изрядно подогретая выпивкой) компания состояла из местных стражников. За другим столом в гордом одиночестве поглощал пиво некрупный мужчина, совершенно лысый, зато с аккуратной ухоженной бородкой. Судя по количеству объедков, заполнявших большое деревянное блюдо, аппетит бородатого абсолютно не соответствовал комплекции. Ещё двое посетителей пристроились за третьим столом — их более всего интересовали катающиеся по толстой и довольно-таки грязной столешнице игральные кости.
Последний из гостей таверны сидел у самого входа. Стол перед ним был пуст, если не считать кружки с пивом — видимо, зашёл только что и не успел сделать заказ. Или не голоден.