Сердце степи (СИ)
- Я, хас Охар Расу, прощаю Алай кражу коня из моего хасэна, - сказал Охар, злобно глядя на Тура. - Я в своём хасэне тоже потолкую немного. Ступайте. Ты в обиде на этого сопляка, хас Харан?
Харан помотал головой, натягивая рубашку, потом положил свою громадную ладонь на плечо Алай и повёл обратно по мокрой траве. Она шагала, спотыкаясь, и всхлипывала от страха, облегчения, жалости и чего-то ещё, что не могла распознать или определить.
Четверть ранда по траве, в которой всё ещё хлюпало от ночного ливня, казалась четырьмя. Харан подтолкнул её к шатру, и Алай шагнула туда, пригнувшись на входе, а он зашагал дальше, к своему. Почему? Что он делает? Зачем?
- Что у вас там происходит? - недовольно буркнула Камайя, накрываясь кучей халатов. - Уймитесь уже. Дайте поспать по-человечески.
- Прости, - пробормотала Алай, заползая под своё одеяло и подтягивая колени к груди. - Камайя, почему он это делает?
- Делает что? - спросила Камайя, до носа натягивая одеяло. - Может, дашь поспать? Всю ночь носитесь туда-сюда. Надоели - сил нет...
Алай подтянула поближе валик из свёрнутого войлока и лежала так какое-то время, но спать не хотелось. В голове билась безумная мысль. Тогда, когда отец воспитывал её у озера, случайно ли Харан протянул руку за халатом? Перед глазами стояло его исполосованное зажившими шрамами от бичей тело и бугристое клеймо убийцы на плече сзади.
Она вышла из шатра, кутаясь в покрывало, и пошла к шатру Харана.
- Можно? - спросила она около полога.
- Уходи.
Холодная роса пропитывала кожу сапог сверху, на сгибе, куда она по невнимательности не нанесла пропитку с воском, и мокрая мездра раздражала кожу.
- Но Харан...
- Уходи!
Алай поколебалась немного, потом откинула полог и шагнула внутрь.
- Ты оглохла? - спросил он, нахмурившись. - Я сказал, поди прочь.
Он сидел, прилаживая наконечник стрелы к древку, на своём войлоке. Куча её одежды так и валялась у стены. Алай сделала ещё два шага и села прямо перед ним.
- Зачем ты делаешь это? - спросила она, глядя ему в глаза. - Почему ты пошёл за ним?
- Жалко денег стало, - криво ухмыльнулся Харан, отводя взгляд. - Попортит тебе лицо - сколько за тебя дадут?
Алай опустила голову и закрыла глаза ладонями. Это было почему-то мучительнее, чем если бы Тур всё же хлестнул её нагайкой.
- Это неправда, - пробормотала она приглушённо. - Обманывать плохо. Плохо. Мать Даыл наказывает за обман.
- Кого? - воскликнул вдруг Харан, вскидывая руку со стрелой, так, что наконечник отлетел в стену и глухо упал на пол. - Кого? Может, того сопляка, который обменял тебя на лошадь? Того, кто бил тебя и пытался уложить в траву прямо у моего шатра в отместку за удар по его самодовольной харе... К которому ты продолжала ходить, развесив уши? Или тех, кто предаёт свою кровь, а потом живёт как ни в чём не бывало? Хочешь правды? Вот тебе правда! Я сказал ему, что он может продать лошадь! Отдать деньги обоим хасэнам, которым Охар должен невесту, а сам жениться на тебе... Потому что я увидел, как ты смотришь на него! Знаешь, что он сказал на это? "Девушек много, и будет ещё больше, раз у меня такой конь. А Далсах - один такой. Охар, он окупится! Оставь его в хасэне, а всё остальное решай сам". Они бьют тебя и продают за золото! Охар даже тогда мог отдать тебя тому молодому парню, Дасу, а не мне, каторжнику, но он решил сберечь деньги! Я видел, как он стоит, как мучительно размышляет, как бы сэкономить, и сказал, что беру тебя за золотой, а три прощаю! Как думаешь, какая мысль пробежала на его лице? Облегчение! Не отвращение, не негодование, что его дочь достанется такому, как я, а облегчение! Я уже тысячу раз пожалел, что поддался этому порыву. Каждый день я жалею об этом! Я расторгну этот брак, как только мы доберёмся до Улданмая, и ты пойдёшь, куда захочешь. А теперь иди! Ступай прочь! Не хочу тебя видеть! Пошла! Иди отсюда, смирная овца, пусть тебя стригут дальше! У меня своих забот хватает!
23. Опять ты?
Алай сидела, сжав челюсти, вспоминая всё, что говорил ей Тур, и всё, что он делал, и негодование поднималось в ней, билось в ушах, кончиках пальцев и горле.
- И куда же ты предлагаешь мне вернуться? - тихо, но свирепо проговорила она, не поднимая глаз. - К Мулге, которая ненавидит меня? К отцу? К Туру, который бросил меня под дождём, а сам в шатре обтирал коня своей рубашкой, причитая над ним?
- Это не моё дело. Я в пастухи не нанимался. Я овец ем, а не пестую, - жёстко отрезал Харан, скрещивая руки на груди. - Ступай.
- Не смей называть меня овцой! - крикнула она, сжимая кулаки. - Не смей!
- Ты такая безвольная, что даже на оскорбление ответить не можешь. На что ты вообще годишься?
- Я вгоню стрелу тебе в глаз, а второй расщеплю её, если ты хоть раз ещё посмеешь назвать меня овцой! - крикнула Алай, замахиваясь на него. - Ты поклялся оберегать меня!
- Я бы оберегал, если бы тебе нужно было это! - заорал Харан, стискивая её руки до боли, такой, что она побледнела. - Уйди от меня!
Он оттолкнул её запястья, и она выбежала из шатра, задыхаясь, и кинулась в свой. Камайя сидела, вывернув сапог и обирая его от летучих семян трав, которые прицепились к мездре.
- Убей его уже и успокойся, - печально сказала она. - У меня голова болит и спину ломит от этих проклятых тощих войлоков, а тут ещё ваши вопли. Нож дать?
- Нельзя убивать! - крикнула Алай, сжимая кулаки. - Нельзя! Нельзя поднимать руку на мужчину! На хаса! На мужа!
- Орать на него тоже нельзя, но, тем не менее, ты орёшь, - сморщилась Камайя. - Просто прикончи его уже. Иди.
- Он гонит меня, - сказала Алай, шагая туда-сюда по шатру. - Он обозвал меня овцой и выгнал.
- А кто ты, если не овца? Вы тут все упёртые, как бараны. Вцепились в свои традиции и сидите на них, как на протухших яйцах, - злобно сказала Камайя, выворачивая сапог обратно и снимая второй. - Тебя прилюдно бьёт какой-то мелкий сопляк, а ты ещё выговариваешь мне, что на него нельзя поднимать руку! Он глумился над твоим мужем, увидев на торгу, как тот ищет тебе мех для твоего халата, чтобы эта змея Мулга не шипела на тебя лишний раз, а ты мне выговариваешь? Это мужчина, по-твоему?! Разуй глаза! Он жениться хочет на Сэгил своей, а ты всё за ним бегаешь! Бегай дальше, пусть он, как Ул-хас, с гаремом живёт! Молодец! Все вы тут молодцы! Слушай дальше своего скупого отца, готового удавиться за грош, бегай за этим сопляком, хоть всю себя ему подари, только, умоляю тебя, уйди отсюда! У меня от тебя скулы сводит!
Алай ещё крепче сжала кулаки и стиснула зубы, разворачиваясь, и ветер порывами вздымал пряди волос, выбившиеся из кос.
- Опять ты? - заревел Харан, вставая со своей постели и шагая ей навстречу. - Сколько ты ещё будешь мучить меня? Зачем пришла?
Снаружи раздался лай собаки, и Харан вдруг весь напрягся. Он кинулся к большому мешку, вытаскивая оттуда что-то тёмное и длинное, и метнулся наружу с такой прытью, что Алай еле успела отшатнуться, перед тем, как кинуться за ним.
- А-а-аррр! - заорал он, отбрасывая ножны в траву и размахиваясь широким прямым мечом шириной не меньше ладони.
Навстречу ему летела тёмная тень, и в обеих руках у неё сверкали клинки, длинный и короткий.
- Паде! - крикнула тень, скидывая капюшон. - А ну, иди сюда, кетерма!
Алай ахнула, бросаясь к ним. Рик! Рик и Ичим, который подбежал к ней, виляя хвостом...
- Стойте! - крикнула она, пытаясь бежать, но её халат сзади ухватила Камайя.
- Ты совсем сдурела - в драку лезть? - прошипела она, оттаскивая Алай. - Когда драка, надо за шатёр, колонну или под стол! И не высовываться!
- Они же... убьют друг друга! - пискнула Алай, глядя, как Рик отскакивает из-под замаха Харана, и широкий меч разрубает травяную кочку. - Они...
- Хэй! - крикнул Харан, держа меч в пальце над плечом Рика, в то время, как кончик узкого клинка того упирался ему в грудь. - Ты, отрыжка больного барана! Ты мне чуть халат не порвал!