Щепотка пороха на горсть земли (СИ)
Дорога плелась по склонам невысоких гор, закрывавших небо на востоке, а когда они расступились и открыли горизонт, Анна, бросив туда взгляд, тихо ругнулась и подбодрила коня: дымка у горизонта сгустилась и уплотнилась, потемнела и стала выглядеть вовсе не так безобидно, как несколько часов назад.
— Ийнгджи был прав, гроза идет. А если вспомнить, сколько жара стояла, то и вовсе буря с градом. Самое большее через час будет тут.
— Попытаемся ускориться или ищем укрытие? — прагматично уточнил Дмитрий, тоже обернувшись на восток.
— Поехали, — Анна качнула головой. — Лучше немного промокнуть под первыми каплями, чем на всю ночь где-то застрять.
Глава 7. Танцы с упырями
Лошади не очень-то радовались принятому решению, но Гранат все же ускорил шаг, и наемная кобыла нехотя затопала быстрее. Порой Анна поднимала жеребца в размашистую рысь, когда дорога была наиболее ровной, но щадила его и делала это ненадолго. Зорьке только и оставалось, что тяжело вздыхать и дробно трюхать следом, вызывая недовольные гримасы Косорукова: рысь у кобылы была такой же нескладной, как она сама.
Что до дождя они не успеют, стало очевидно вскоре. Впереди оставалась изрядная часть пути, когда из-под надвигающихся туч дохнуло первым ветром — горячим, пыльным, пока еще не приносящим облегчения. Небо с востока заливала густая свинцовая хмарь, настолько плотная и непроглядная, что казалась не обыкновенной, пусть и сильной грозой, а чем-то сверхъестественным, зловеще-мистическим, и частые яркие вспышки молний под брюхом тяжелых туч лишь усугубляли впечатление. Дмитрию во время службы доводилось видеть очень грозные штормы, но то ли они поблекли в памяти от времени, то ли сказывались странности этой местности и впечатления от нее, но он то и дело порывался обернуться и хмурился, с подозрением разглядывая мрачное небо. Внутри крепло неопределенно-дурное предчувствие, хотелось лишний раз перекреститься и пришпорить вялую Зорьку.
Несмотря на долгое ожидание, гроза все равно разразилась вдруг. Солнце скрылось за накатившей свинцовой волной, сразу стемнело. Резко поднялся ветер, взметнул лошадиные гривы и непременно лишил бы всадников головных уборов, но Анна заблаговременно убрала свою забавную шапочку в сумку, а Дмитрий — затянул шнурок под подбородком, не позволявший шляпе слететь. Хотя она честно попыталась.
На востоке опять полыхнуло зарево, гром прокатился по горам, и в пыль упали первые крупные, тяжелые капли. Обеспокоенные непогодой, лошади поднялись в рысь легко, даже Зорька непривычно взбодрилась и несколько раз попыталась обогнать Граната.
— Не успеем, — бросила через плечо Анна. — Сейчас начнется.
Охотник только понимающе хмыкнул в ответ: они не добрались еще даже до того места, где нашли труп Шалюкова, как тут успеть.
И оно действительно началось. Дождь, к счастью без града, хлынул стеной, так что одежда вымокла в пару секунд. Вода была на удивление теплой, но ветер все равно мгновенно выстудил, словно они выскочили из бани и нырнули в холодное озеро. От внезапного перепада пробрала дрожь, на мгновение перехватило дыхание… А потом Косоруков от души подхлестнул кобылу на кстати подвернувшемся ровном участке. Зорька поднялась в тряский галоп, и мужчина приподнялся в стременах, а через мгновение их нагнал Гранат, опередил на полкорпуса, но тем и ограничился.
Ветер хлестал в лицо, швыряя целые пригоршни воды, из-под копыт разлетались брызги и мелкие камни — по дороге уже потекли ручьи. Густо заштрихованный ливнем пейзаж стал мутным, неразборчивым, стемнело, словно не день был в разгаре, а наступил уже поздний вечер. Молнии то и дело вспарывали небо, высвечивая причудливые резкие тени.
Все это походило на светопреставление, от вида этакого буйства стихии пробирало жутью. Вот только Дмитрий неожиданно поймал себя на том, что не просто улыбается, а смеется — просто так, без причины, от накатившего чувства восторга и облегчения. Уже очень давно — а может быть, никогда, — он не чувствовал такой невероятной легкости. Словно он не скачет в седле, а летит, подгоняемый ветром.
Да, он утратил чародейский дар, да, боялся теперь широкой водной глади и старался вовсе не приближаться к морю, но…
Он всегда любил дождь. Особенно грозу. Такую вот летнюю, яростную, и мальчишкой еще, прилипнув лицом к прохладному стеклу, всегда зачарованно наблюдал за буйством природы. Кто бы его отпустил гулять в такую погоду. А так хотелось…
Пара минут галопа показалась вечностью, но вскоре Гранат сбился с шага на рысь, и Зорька не пожелала вырываться вперед, сбавила шаг. Анна вгляделась в небо и что-то крикнула, махнув рукой. Слова унес ветер и разбил гром, но жест Дмитрий понял правильно. Не сразу, правда, сообразил, на что указывает спутница, а когда заметил…
Первым порывом было тряхнуть головой и протереть глаза, чтобы отогнать видение. Но это не помогло.
По небу среди грозовых туч мчалось нечто огромное, сверкающее, дымчато-серое, больше всего похожее на коня. Копыта выбивали из облачных громадин молнии, за гривой куделью тянулись облака, небо взрезали три антрацитово-черных загнутых рога, расположенных треугольником: два — вроде козлиных, между ушей, и третий — посреди храпа.
Дмитрий придержал кобылу и уставился на странное явление зачарованно и растерянно, но долго любоваться не пришлось, за ним вернулась спутница.
— Быстрее, едем. Заметит — беда, — прокричала она, с трудом перекрывая вой ветра.
Опять лошади поднялись в рысь, часто оступаясь и сбиваясь на шаг. Вода текла по дороге, порой ее было столько, что заливало бабки. Минут через десять Гранат вдруг споткнулся так, что едва не покатился кубарем, хозяйка чудом удержалась в седле. Но жеребец отчетливо захромал, припадая на переднюю ногу.
Тихо ругаясь себе под нос, девушка остановила коня и спешилась, чтобы осмотреть повреждение. Спрыгнул на землю и Дмитрий, склонился над копытом вместе с хозяйкой. Оказалось, подкова потеряла несколько гвоздей и откровенно болталась.
— Сейчас снимем, а то покалечится, — решил Косоруков и полез в седельную сумку.
Клещей у него при себе не было, но кое-какой инструмент вроде небольшого топорика имелся. Да тут навскидку должно было хватить любой прочной железки, чтобы поддеть. Хоть бы даже ножа, но его было жаль.
Передав Анне поводья Зорьки, Дмитрий примерился к копыту — зажал конскую ногу между коленей, перехватил топор за обух поудобнее. Гранат на процедуру реагировал спокойно, только с любопытством попытался зажевать воротник охотника. Дмитрий негромко, со смешком ругнулся, передернул плечами.
Подкова отвалилась на раз. Охотник выпустил лошадиную ногу, выпрямился и шагнул к своей кобыле, чтобы убрать топор обратно на место и туда же пристроить подкову — он не приучен был бросать на землю. Анна легко вспорхнула в седло и, слегка придерживая поводья, раскрутила фляжку, чтобы напиться.
Дмитрий едва успел убрать топор. Зорька вдруг жутко всхрапнула, мотнула головой, поддала задом и рванулась с места, выдернув поводья из руки едва ли не с самой этой рукой. Гранат, до сих пор сохранявший невозмутимость, тоже шарахнулся в сторону, лягнул воздух и рванул за подругой. Анна к такому оказалась не готова: вскрикнув, вылетела из седла и выронила фляжку.
— Какого?.. — растерянно пробормотала она, пытаясь подняться.
Вместо ответа Косоруков молча подал ей руку и буквально вздернул на ноги. Анна, наступив на левую, сквозь зубы ругнулась: лодыжку прострелило болью. Кажется, дернуло стременем, когда она падала.
Дмитрий ничего на это не сказал, лишь крепче стиснул челюсти и едва не скрипнул зубами. Он взялся за револьверы и быстро обернулся вокруг своей оси, оглядываясь и оценивая обстановку. И Анна, последовав его примеру, тоже заметила их — тех, кто так напугал лошадей.
— Не пали издалека, пусть подходят, — резко скомандовал Косоруков через плечо, повернувшись спиной к спутнице. — У Торка кучность паршивая.