Баловни судьбы
Стюре помотал головой.
— Н-да, — вздохнул Стефан.
Он огляделся. Громады домов высились точно мавзолей над прахом девственной природы, заслоняя большую часть солнца и не давая бетонно-асфальтовым дворам превратиться в совершенно уж невыносимую парилку. Но воздух все равно был застоявшийся, влажный, удушливый, и находиться здесь долго не хотелось.
— Скажите, а где она обычно начинала разносить газеты? — спросил Стефан.
— Здесь. — Стюре указал на правый подъезд дома.
— Всегда здесь?
— Да, насколько мне известно.
— Хм... Надо просто обойти квартиры в этом подъезде и узнать, кто сегодня получил газету.
— Вряд ли таких будет много.
— Вряд ли?
— Судя по той пачке, что осталась на велосипеде.
— Так-так, — кивнул Валентин.
— Мы начнем, где вы сказали, и скоро выясним, сколько квартир она успела обойти.
— Но что же все-таки могло случиться? — допытывался Стюре.
— Спросите что-нибудь полегче, — ответил Стефан, доставая из кармана пачку сигарет.
Он кивнул Валентину, и оба пошли к подъезду. Стюре проводил их взглядом. Он тоже вздохнул и покачал головой. Потом скривился, вытащил изо рта окурок сигары, с отвращением посмотрел на него, швырнул в сторону и выплюнул нечаянно откушенный кусок. Потом сел на скамейку и уставился на велосипед с газетами. Ему казалось, что велосипед дразнится, высовывая язык.
7
Элг и Карлссон вышли из первого подъезда и скрылись в следующем. Стеклянная дверь гулко захлопнулась за ними. Дверная ручка грозила оторваться.
На первом этаже было три квартиры. Элг позвонил в ту, где на табличке было написано МУЕН, а Карлссон в ту, на которой значилось СТРАНД. Карлссону не ответили, а Муен открыл. Он, щурясь, смотрел на Элга и явно был в недоумении.
— Здравствуйте. Моя фамилия Элг, — представился Стефан. — Я инспектор уголовной полиции.
— Здравствуйте, — недоверчиво отозвался тот, поглаживая бородку.
— Видите ли, меня интересует... Получили вы сегодня газету? Вы ведь тоже выписываете «Дагбладет», я полагаю?..
— Само собой. — Муен поглядел на газету, которая была у него в руках. — Конечно, получил. Скучная газетенка, надо сказать. Неизвестно, чего ради подписываешься.
— И вы получили ее в обычное время?
— Да, вероятно. Я спал до половины девятого, а когда проснулся, она торчала в ящике, как всегда.
— В какое время ее обычно приносят?
— Честно говоря, не имею представления. Я никогда так рано не просыпаюсь. Да вам-то зачем знать, когда мне принесли газету?
— Видите ли, — сказал Элг, — мы пытаемся выяснить, куда девался разносчик.
— Куда девался? Она что, пропала?
— А вы ее знаете?
— Нет. Откуда?
— Почему же вам известно, что это женщина?
— Я так предполагаю.
— Может, вы ее когда-нибудь видели, потому и знаете, что газету вам приносит женщина?
— Нет, по-моему, нет.
— Вы уверены?
— Да.
Элг кивнул и пошел прочь. Муен задумчиво поглядел ему в спину и закрыл дверь.
Карлссон разговаривал с хозяйкой третьей квартиры. Она тоже получила газету.
Десять минут спустя они убедились, что газеты разнесены и на седьмом этаже. Правда, в одной квартире никого не было. Но из ящика на другой двери торчала газета, а третью дверь открыли.
На восьмом этаже в одном ящике тоже торчала свежая газета. Другую дверь не открыли. Карлссон огляделся. Крутая и твердая, как мрамор, лестница шла вниз. Стены были желто-зеленые, потолок белый. Бункер мусоропровода зарос грязью. Площадка не убрана. Лестница, ведущая наверх, была тоже безжалостно твердая.
— Так-так, — сказал Карлссон. — Здесь никого нет.
Он посмотрел на Элга, который звонил в третью дверь. ЛИНДСТРЁМ значилось на табличке.
Дверь отворилась. Выглянула женщина.
— Здравствуйте. Моя фамилия Элг. Я инспектор уголовной полиции.
В голосе Элга сквозила усталость.
— Здравствуйте, — сказала женщина. — Моя фамилия Линдстрём.
— Да, я прочел на табличке. — Элг не мог сдержать улыбки. — Я по поводу газеты.
— Газеты? С каких это пор полиция является из-за того, что мы не получили газету?
8
Майе Линдстрём сорок пять лет. Волосы у нее до плеч, на лбу челка. Черные волосы и острый профиль. Глаза голубые, глубоко посаженные. Взгляд задумчивый. Губы полноваты и слегка подкрашены. Щеки на вид мягкие.
Она рослая. У нее стройные ноги и тонкие пальцы. Одета она в красную юбку с запа́хом и желтый джемпер. Полные груди выступают двумя холмами.
Прислонясь к дверному косяку, Майя смотрела на белокурого полицейского.
— Значит, вам сегодня не принесли газету? — спросил Элг.
— Да, не принесли. Муж звонил и жаловался, и ему обещали, что все будет в порядке. Но пока газеты нет.
— А раньше так бывало?
— Как?
— Что разносчица была неаккуратна? Что вам приходилось звонить и жаловаться?
— Нет, нет... — Женщина резко мотнула головой, и челка взвилась вверх. — Нет, нет. Правда, изредка газету приносили с опозданием. Но, может, тогда ее кто-то заменял.
— В какое время вы обычно получаете газету?
— Точно не знаю, — сказала Майя и посмотрела на Карлссона. — Так рано ведь не встаешь. Бывает, что утром лежишь в полудреме и сквозь сон слышишь, как в ящик засовывают газету. Но я никогда при этом не смотрела на часы.
— И никогда не вставали, чтобы сразу взять газету? — спросил Карлссон.
— Было. Однажды... Как-то осенью... В общем, в прошлом году. Я не могла заснуть, всю ночь пролежала без сна, знаете, бывает так иногда... и услышала, что принесли газету. Я тихонько встала, вынула ее и уселась читать за кухонным столом.
— И в котором же часу это было? — спросил Элг.
— В котором часу? Нет, не знаю. На улице было темно. Наверное, совсем рано было.
— На часы вы не посмотрели?
— Нет, не посмотрела.
— И радио не включали?
— Вроде нет... Может быть... Не помню. А что?
— Ну, когда передают грамзаписи, в промежутках сообщают время. Или тогда передавали новости?
— Нет, играла музыка, только я не помню, чтобы сообщали время.
— Ладно, — сказал Карлссон. — Не так уж это важно. А сегодня вы ничего не слышали?
— Так ведь сегодня газету не приносили. Что же я могла услышать?
— Верно, — согласился Элг. — Но, как видите, в том ящике торчит газета.
Он указал на первую дверь.
— Смотри-ка, — удивилась Майя Линдстрём. — Им принесли. А нам нет.
— Рядом с вами живут Нильссоны? — спросил Карлссон. — Они тоже выписывают «Дагбладет»?
— Она, — поправила Майя Линдстрём. — Линнея Нильссон. Вдова лет семидесяти. Да, она выписывает «Дагбладет». Только... — Она посмотрела на почтовый ящик. — Газета должна быть там, если разносчица не подвела ее, как и нас. Сама Линнея в отъезде.
— Но может быть, разносчица проталкивает газету в щель? И она падает на пол, — предположил Элг.
— Нет, — сказала Майя. — Не думаю. Она всегда торчит из ящика. На три четверти. Больше снаружи, чем внутри.
Элг подошел к двери Нильссон, поднял крышку почтового ящика и вдруг почувствовал, что дверь открывается.
— Черт возьми!..
— Открыто? — удивилась Майя Линдстрём. — Что за бред!
Элг подождал, пока дверь распахнулась, и заглянул в переднюю. Коврик сбился в кучу у стены. Телефон на полу. Тут же газеты и несколько писем, явно отброшенные пинком. Он заглянул в комнату. Все ящики от бюро и шкафов, выпотрошенные, валялись на полу. Их содержимое грудой высилось тут же.
— Взлом, — сказал Карлссон. — Гляди-ка!
На дверном косяке виднелись следы ножа, какие остаются, когда взламывают замок. На лестнице послышались шаги, и появилась Рут Форсман с пачкой газет.