Баловни судьбы

Остается и молодежь, которая во время летних каникул не работает, но и не имеет средств, чтобы выехать на лето из города.
А с сезонной работой в Химмельсхольме туго. Получают ее, как правило, только те, у чьих родителей есть связи. Конечно, можно весной зарегистрироваться на бирже труда, но летняя работа редко распределяется через это учреждение.
Луна продолжала свое одинокое странствие, а город лежал внизу, пустой и тихий. Но на одном балконе алел огонек трубки. Там сидел Бу Борг. Он не мог спать. Или просто не хотел.
Он сидел в кресле, в руках у него была вынутая из холодильника бутылка кока-колы, а в сердце — одно желание: убраться бы подальше из Химмельсхольма. Он рвался в Лунд, в Сконе, где летние ночи волшебны, где у него друзья. Но он не мог позволить себе распускаться. Поэтому он сидел и думал о вырванной у женщины сумочке. Это уже седьмой случай. Седьмой за короткое время.
Первый случай произошел однажды вечером. У пятидесятипятилетней женщины вырвал сумочку парень, проезжавший мимо на мопеде. Все произошло так быстро, что женщина не успела разглядеть грабителя. Ей только показалось, что он был не один. С ним были еще два юнца на мопедах, хотя держались они в стороне.
Так и пошло. Ограбление за ограблением. Обычно под вечер, хотя однажды это случилось и среди бела дня. Жертвы — старушки, во всяком случае пожилые женщины. А грабители — молодежь, иногда на мопедах, иногда пешие, двое, трое, четверо, — тут показания расходятся.
Бу Борг советовался с Вальтером Острёмом, не написать ли солидную статью о «ридикюльной лихорадке», как он ее назвал. Но главный редактор сказал «нет». Не тот, мол, материал, чтобы публика зачитывалась им в летнее время.
Борг связался с руководством главной редакции, и там сказали: «Не спеши. Если не прекратится, тогда и напишешь».
Обнадеживающий ответ, ничего не скажешь!
А тут еще Вальтер разозлился и начал кричать, что Борг за его спиной совещается с главной редакцией, он ведь сказал «нет». Здесь пока еще он начальник!
Борг разговаривал с полицейскими из охраны общественного порядка, с работниками уголовного розыска. Но мало что вынес из этих разговоров.
Убедился только, что полиция бессильна, потому что нет никаких улик, не за что зацепиться.
Так же обстоит дело и с квартирными кражами.
Он кропал статейки о квартирных кражах, заметно участившихся в это жаркое лето. Причем больше всего страдает, похоже, Нюхем. А полиция, видите ли, не в состоянии что-либо предпринять. Только предупреждает, чтобы отъезжающие уведомляли полицию, чтобы просили соседей или знакомых присмотреть в их отсутствие за домом или квартирой; только призывает людей переадресовывать почту и газеты да старается их убедить, что следует врезать замки понадежнее.
Но Вальтер заявил: «Нет, мы не будем публиковать сенсационных статей о летней волне ограблений. Не будет народ их читать в такое время года».
Какой-то заколдованный круг, думал Бу Борг.
Полиция словно и знать не хочет, как беспомощен человек перед грабителями, все равно, взламывают ли у него дверь или вырывают на улице сумочку.
Такое впечатление, что Вальтер отнюдь не склонен растолковывать людям, как пассивно ведет себя полиция. Кстати, комиссар полиции ему сводный брат.
Бу Борг решительно ничего не понимал. На взгляд нормального человека, волна преступлений в городе — тема, вполне заслуживающая внимания. И какой же еще газете об этом писать? Какой еще газете... Черт возьми! Ведь «Дагбладет» пишет об этом. О волне преступности в других городах. И другие местные отделения пишут. Кроме химмельсхольмского.
— Не будем делать из Химмельсхольма некое подобие Чикаго, — сказал Вальтер Острём.
— А как же Мальмё? — буркнул Бу.
— Мальмё?
— Ну да, Мальмё ведь называют «новым Чикаго». Неужели не читал? Было же в газетах, в «Сюдсвенскан», например...
— Ну-ну-ну. Мало ли что пишут другие газеты. Это не наше дело.
Летняя засуха — вот как обычно называют то, что происходит в это время года с газетами. Нечем заполнить полосы. Поэтому все газеты сокращают объем, и соответственно уменьшается доля местных отделений в газетных столбцах. Но и оставшиеся столбцы заполняются по большей части случайными, вымученными репортажами — если не произойдет чего-нибудь из ряда вон выходящего. Впрочем, летом такое бывает редко.
 
Поэтому в репортажах описывают, как люди занимаются туризмом, как они проводили лето прежде, как молодежь работает во время каникул; пишут о путешествиях за границей, о том, как отдыхают местные политические деятели, о летних лагерях для молодежи, о летних домах отдыха для пенсионеров, о волне преступности.
Обо всем этом и еще о кое-каких мелочах пишет и химмельсхольмское отделение «Дагбладет». Только не о волне преступности.
Бу Борг с сомнением покачал головой. Ему вспомнились летние каникулы в Лунде, зеленые кроны деревьев в парке, поездки на море и на пруд в старой каменоломне возле Веберёда, светлые летние ночи, паром в Копенгаген, танцы в Академическом обществе, девушки, ветры — даже эти ужасные лундские ветры он вспоминал с нежностью.
Он вздохнул, встал, постоял немного, облокотясь на перила, потом вернулся в комнату, лег и попытался уснуть.
Он слышал, как сквозь ночь проезжали машины.
Потом услышал щебет утренних птиц.
И наконец заснул.
А уже начинало светать. Вкрадчиво нежный, удивительный занимался день. Краски приобретали оттенки. Зелень и черный асфальт, голубая вода в Птичьем озере, лучистый блеск цветов на клумбах.
Бледный отсвет над вокзалом померк в сиянии утренней зари. И вот уже проехала машина с утренними газетами.
Разносчики газет седлали велосипеды. Заспанные и немногословные, они забирали каждый свою кипу газет, укладывали на багажник и трогались в путь. Стали появляться письмоносцы, которые шли сортировать утреннюю почту. А затем показались и прохожие, и даже полицейская машина.
Разносчица газет, направлявшаяся в Нюхем, бросила взгляд на полицейскую машину и, не задерживаясь, проследовала дальше. Скоро она разнесет газеты, вернется домой и приготовит завтрак детям и мужу, которому надо на работу. После этого, возможно, удастся часок соснуть, прежде чем идти на другую работу — убирать в гостинице, — если у нее сегодня нет стирки. Она устала и с трудом поднималась в гору к Нюхему.
Добравшись до места, она поставила велосипед, взяла пачку газет и вошла в первый подъезд. Прежде чем опустить в ящик последнюю газету, она помешкала и бегло проглядела ее. Она всегда так делала, хотя у нее были лишние экземпляры, которые она могла взять домой для чтения и для того, чтобы постелить в передней и ставить на них грязную обувь. Штук пять непременно оставалось.
Она пробежала взглядом местную полосу, почти целиком посвященную интервью с миссионером. Это интервью она не собиралась читать ни сейчас, ни позже. Рядом в рамке было помещено приветствие какого-то фабриканта, отдыхавшего в Вест-Индии. А третий заголовок гласил:
77-ЛЕТНЯЯ ЖЕРТВА ОГРАБЛЕНИЯ
Во вторник у подъезда на Паркгатан у 77‑летней женщины вырвали сумочку. В сумочке, кроме ключей, находились очки и кошелек со 135 кронами. Грабитель — молодой человек лет 18—20, с темными до плеч волосами, в синей куртке.
Разносчица покачала головой. Следовало бы чаще писать о подобных вещах. Надо, чтобы у людей раскрылись глаза. Чтобы они знали, что творится в городе.
Затем она сунула газету в почтовый ящик, спустилась вниз, подошла к велосипеду, взяла новую пачку и направилась в следующий подъезд. Пачка была пухлая. Лишь немногие жильцы перевели подписку на летние адреса.
Прошло какое-то время. Велосипед все так же стоял возле дома, а на багажнике лежала кипа газет.
В то утро многие подписчики злились, не найдя в ящике утренних газет. И ругали разносчицу. Настроение у всех было испорчено.