Дракон (ЛП)

Затем открылась дверь в мою комнату, и я ощутила неожиданную вспышку страха — вдруг кто-то заглянет и увидит, как я лежу тут голая, приподнявшись на коленях и практически распростёршись на собственной постели в ожидании возвращения этого придурка.
Но он не оставил дверь открытой надолго.
И в душе он тоже не торопился, бл*дь.
Но мой свет не успокоился за время его отсутствия.
Вместо этого боль лишь усилилась, пока я лежала, уткнувшись лицом в покрывало и находясь практически в порно-версии «позы ребенка», которую я помнила по тем временам, когда ходила с Касс на йогу в Сан-Франциско.
По какой-то причине я не могла заставить свой разум заткнуться и вновь осознала, что для Даледжема это мог быть какой-то секс из ненависти.
Или какой-то извращённый способ отплатить Ревику. За то, что он женился на мне, за то, что не пожелал выслушать его… за все те иррациональные чувства, которым поддавались видящие, когда дело касалось безответной любви.
Эта мысль бесила меня, да.
Это также причиняло боль. Эту часть я не могла объяснить даже самой себе.
Но да, это причиняло боль.
Проблески воспоминаний о Дитрини проносились в моей голове, что тоже не помогало.
Воспоминания по какой-то части вызывали больше печали, чем злости, хотя я думала, что давно пережила это дерьмо — во всяком случае, основные моменты случившегося со мной в Пекине. Даледжем играл со мной в манере, схожей с тем, как иногда играл со мной Дитрини, особенно в начале, когда я ещё не возненавидела его до мозга костей.
Когда его уверенность ещё служила поводом для возбуждения, а не очередным симптомом буйного нарциссизма.
Я лежала, стараясь не думать о том, трахает ли Ревик кого-нибудь в этот самый момент. Я так крепко обернула свой свет щитом, что в кои-то веки была относительно уверена — я не почувствую, если он сейчас с кем-то.
В какой-то момент та печаль, с которой заигрывал мой свет, усилилась.
Она усилилась в разы.
Я осознала, что лежу там, подавляя слёзы. Я вытеснила нити Ревика и Лили, которые хотели пробиться в мой свет. Я постаралась напомнить себе, зачем я делаю это, говорила себе, что это ничего не значит. Я напоминала себе, что поступки Ревика тоже ничего не значат.
Я помнила, как он бросил стакан, крича на меня из-за Чандрэ.
Я помнила. как он обещал мне (возможно, в тысячный раз), что он больше никогда не прикоснётся ни к кому другому.
Я помнила, как обещала ему то же самое. Клялась в этом.
Как клялась в Нью-Йорке, перед всеми нашими друзьями.
Как смеялась, когда он напялил ту нелепую шляпу на церемонию в ресторане Центрального парка, а я возбуждалась из-за его костюма. Как стояла на сцене с ним, чувствуя лишь сплошное счастье. Как мы едва могли держать руки при себе. Как я чувствовала смех Вэша, хоть он и был мёртв.
Как я чувствовала, что мои родители… мои настоящие родители смотрят на нас.
Как Джон и Врег подожгли концы того огненного троса. Как Тарси стукнула Ревика за то, что подшучивал над ней на церемонии. Как Ревик пожал руку брату моего отца.
Слёзы катились по моему лицу, когда открылась дверь из коридора. Я не могла вытереть их руками так, чтобы он не заметил, так что вместо этого вытерла лицо о покрывало и стиснула зубы, когда почувствовала, что он подходит к кровати.
Его свет снова был укрыт плащом.
И всё же я ощущала завитки его aleimi, скользящего по моему свету, словно изучая отголоски, которые он уловил, войдя сюда. Подойдя к краю кровати, он положил руки на бёдра. Он оставался обнажённым, не считая тёмно-серого полотенца, и влажные чёрные волосы спадали на его плечи.
В этот раз я посмотрела на него почти с вызовом.
Он изучал мое лицо безо всякого выражения.
Затем, мягко прищёлкнув языком, он снова подошел ко мне сзади.
Кровать скрипнула, когда он забрался на матрас. Я ощутила шершавую ткань полотенца на задней стороне своих ног. Ещё явственнее я чувствовала его эрекцию, вжавшуюся между моих бёдер. Он задержался там, нежно вплетаясь в меня своим светом.
— Ты откроешься для меня? — спросил он, ласково гладя меня по заднице, потирая мою спину. — Твой свет. Ты откроешь для меня свой свет, Элли?
 
Стиснув зубы, я покачала головой, не доверяя собственному голосу.
Он не позволил мне соскочить с крючка.
— Нет? — переспросил он. — Тебе нужно сказать это, Элисон.
Я прочистила горло, подавляя злость. Я знала, что он наверняка чувствует эмоции в моём свете. Я знала, что он наверняка получает удовольствие от того, что я так теряю контроль. Возможно, ему даже доставляла удовольствие печаль.
— Нет, — холодно сказала я.
Он кивнул. Это я тоже скорее почувствовала, чем увидела.
— Из-за него? — спросил он.
— Да, — ответила я, сердито глядя на него.
Он кивнул с неизменным выражением лица.
— Ладно, — сказал он, и его тон был таким же пустым, как и лицо. — Хотя тебе стоит знать, что верность заводит видящих. Даже если это верность кому-то другому.
Я прикусила губу, подавляя ярость.
Если он заметил, то я не почувствовала признаков этого в его свете.
Всё ещё поглаживая меня по спине, он слегка сдвинулся назад и снял полотенце со своей талии. Я напряглась, когда он скользнул телом между моих ног, коленями ещё шире раздвигая их. Он снова стиснул мои бёдра ладонями — на сей раз крепко, почти болезненно. Сексуальная боль исходила из его света, вплетаясь в мой, пока я чувствовала, как он смотрит на меня.
— Не думаю, что двух оргазмов было достаточно, — пробормотал он.
Прежде чем я успела отпустить саркастичную реплику, он склонился надо мной, целуя мою спину губами и языком. В этот раз он использовал много света, и я ахнула, утрачивая ход мысли. Когда он начал ласкать мои рёбра, бёдра и тело спереди, я застонала, невольно распластавшись по покрывалу и выгнув спину.
Возможно, этого он и не добивался. В любом случае, он ещё некоторое время покрывал меня поцелуями, а потом приподнял своё тело, удерживая мои бёдра…
…и скользнул в меня до упора.
Моё сердце остановилось. Затем совершило кульбит.
Я почувствовала, как по его свету рябью прокатилась дрожь.
— Боги… ты влажная, — он издал тяжелый стон. — Бл*дь, ты очень влажная, Элли. Я мог бы кончить прямо сейчас.
Я постаралась двигаться под ним, но он крепко удерживал меня ладонями.
— Открой свой свет, — настаивал он. — Пожалуйста, милая.
— Нет, — рявкнула я.
Он медленно вышел, затем так же медленно толкнулся обратно, входя так глубоко, что я вскрикнула, вжавшись в матрас. Когда он сделал это снова, я с трудом удержала хватку на щите.
Заем он стал трахать меня жёстче, по-прежнему медленно, но почти брутально жёстко, и с каждым толчком бёдер его свет открывался сильнее. Я чувствовала себя парализованной, потерявшейся в ощущениях и его свете.
При мысли о Ревике меня затопило чувство вины… затем раздражение, что Даледжем не позволял себе удлиниться, не давал мне кончить… затем ещё больше чувства вины за то, что я хотела этого.
Боль закружила в моём свете, когда я снова подумала о Ревике и о последнем разе, когда я позволяла кому-то прикоснуться так ко мне.
— Прекрати, чёрт возьми, — прорычал Даледжем. — Оставайся здесь, со мной.
Он крепко шлёпнул меня по заднице, и я застонала, противясь ему своим светом, когда он жёстче вжался в меня. Он интенсивно использовал свой свет, выпуская тот из конца своего члена и потираясь о ту часть меня, которая хотела, чтобы он удлинился.
Когда он продолжил делать это, я закричала, покрывшись потом… затем стала материться, борясь с ним по-настоящему, подавляя телекинез и стараясь держать свет закрытым.
 
— Нет. Расслабься, — пробормотал он. — Расслабься, милая. Расслабься.
Я постаралась контролировать себя, только тогда осознав, что теряю хватку на щите. Мой свет не переставал притягивать его, пытаясь заставить его утратить контроль, удлиниться.
Он вливал в мой aleimi тепло, ободрение, но и этому я противилась.