Отпусти меня (СИ)

— Ну что, жопа волосатая, — обратилась я к коту, — Завтракать будем? Думаю, в холодильнике твоего хозяина найдётся вкусняшка и для меня.
На том и решили. Поднявшись и заметив, что дверь в спальню Миши была всё еще закрыта, я оделась, умылась, наполнила миску Хана и заварила себе чай. Есть не хотелось, а вот от еще пары часиков сна я бы не отказалась. Но я решила отложить это до того момента, пока не окажусь снова в своей квартирке. Правда, когда это могло случиться, сказать было сложно.
Решив не маяться от безделья, я изучила книжные полки, до отказа забитые самой разной литературой. Параллельно мой мозг отметил, что полки в принципе появились — на моей памяти мы с Павловым лишь обсуждали, где они теоретически удачно бы встали. Отвергнув секцию с медицинскими справочниками, я нашла вполне себе безобидный роман и, пристроившись на кушетке, которая напоминала смесь ложа у психотерапевта и кресла у дантиста, я погрузилась в чтение. Кот, как хвостик, следовал за мной. Уж не знаю, то ли ему просто одиноко было, то ли он следил, чтобы я ничего не утащила.
Так прошло по меньшей мере два часа. После чего я услышала это — звук, напоминающий крик раненого ламантина. Усмехнувшись и подмигнув мигом насторожившемуся Хану, я отложила книгу в сторону. Кажется, Спящая красавица изволила таки открыть глаза. А это значило, что доку было очень, ну просто невероятно хреново. И я даже не знала, чего мне хотелось больше — посочувствовать ему или же поглумиться.
Решив совместить приятное с полезным, я пошла на кухню и достала из холодильника все продукты, которые уже обнаружила ранее. Доктору, как бы это не звучало, нужно было лекарство.
Стон из спальни повторился. Господи, надеюсь, он там не рукоблудствовал. А что — мало ли, как Павлов избавлялся от похмелья. На моей памяти он так сильно никогда не надирался, так что эта территория была мной не изучена.
За закрытой дверью послышался шорох, после — глухой стук. Видимо, Миша пытался собрать себя по кускам и поднять с кровати. И, судя по всему, он терпел фиаско. Как я это поняла? О, всё просто — спустя еще пару секунд я услышала полное тоски и неприкрытого горя:
— Убейте меня, немедленно.
Видимо, Док справедливо полагал, что единственным, кто мог его услышать, был Хан. И как бы сильно мне не хотелось увидеть лицо мужчины, когда он всё же выйдет из комнаты — и увидит такую красивую меня, я всё же сжалилась и предупредила его. В своей манере.
Достав из шкафа высокий стакан, и с довольно громким звуком поставив его на столешницу, я нарочито небрежно, но достаточно громко произнесла:
— Так не получится. Но кто знает, вдруг после моего завтрака и убойного антипохмельного коктейля твоё желание исполнится.
Несколько секунд в квартире стояла оглушительная тишина — кажется, даже Хан притих, ожидая, что будет дальше. Затем я услышала что-то, напоминающее грохот, шипение, мат, а после дверь распахнулась — и на пороге появился Миша. Сонный, помятый, с опухшим лицом, на котором краснели полоски от подушки. При этом он смотрел на меня так, словно я была призраком его покойной — ну не знаю, первой жены, например.
— Маша? — хриплым голосом спросил он.
Я окинула себя изучающим взглядом, после чего кивнула:
— Во плоти. Можешь потрогать даже, — протянула в его сторону ладонь, — Только я тебя прошу — сперва штаны хоть надень.
Ах да — Док решил над своим внешним видом не заморачиваться и предстал перед нами с Ханси в своих чёрных боксерах. Хоть бы пледом прикрылся, негодяй. Я-то ладно, и не такое видела, а вот бедный кастрированный котик. Хотя…если вспомнить, свидетелем чего он был…в общем, хорошо, что животные не разговаривают.
Тем временем Миша протер чуть покрасневшие глаза, явно пытаясь сообразить, какого чёрта вообще происходило. Ох, Док, вставай в очередь. Нас там таких было несколько. Заметив сложенные на диване подушку и плед, мужчина удивлённо приподнял бровь, после чего снова повернулся ко мне и спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— О, за это можешь благодарить своих друзей, — с готовностью сдала я докторов, — Они позвонили мне среди ночи — с твоего, между прочим, телефона. И заявили, что ты, милый мой, налакался и наотрез отказался уезжать, пока не приедет Мандаринка, — сделала я акцент на этом прозвище, — И не заберёт тебя. И вот — я здесь. Как говорится — бойтесь своих желаний.
 
Миша покраснел. Точнее, алыми пятнами пошла его шея. Либо он вспомнил всё, что натворил ночью, либо просто догадался о нехитрых выводах, которые я сделала. Всё же он был сообразительным малым. И в ту минуту шестерёнки в его мозгу крутились, отчаянно пытаясь придумать, что на это ответить.
— Эм…я… это… — жалобно проблеял этот взрослый, двухметровый мужчина с лёгкой сединой с волосах цвета горького шоколада.
Неожиданно даже для самой себя я смягчилась. Кивнув в сторону ванной, я сказала:
— Не говори ничего. Иди, прими душ — и будем тебя лечить. Потом обсудим, почему ты до сих пор не переименовал мой контакт, и с какой стати я стала твоим телохранителем.
Павлов послушался меня и скрылся за дверью ванной комнаты. Я бы сказала — позорно сбежал, но не стала этого делать. Бедолаге явно и без того было не по себе.
Пока доктор приводил себя в хотя бы относительно человеческий вид, я занялась приготовлением лекарства. Особого — оно, по моему мнению, должно было помочь Мише прийти в себя. Так что, найдя блендер, я приступила к делу. И когда Док, умывшись и переодевшись в такие знакомые мне домашние клетчатые штаны и простую чёрную футболку, сел за стол, я с готовностью поставила перед ним высокий стакан. Наполнен он был довольно густой субстанцией, по виду напоминающей то ли сопли, то ли блевотину. Ну, я же говорила, что оно будет полезное, а не красивое. Или вкусное.
— Приятного аппетита! — бодро произнесла я, пока Док морщился, явно испытывая дискомфорт из-за громких звуков, — Как ты любишь — стакан полон до краёв!
Да, это была его особенность — или странность, с какой стороны посмотреть. Для Миши стакан был полон только тогда, когда из него содержимое уже чуть ли не выплёскивалось. В остальных случаях он был скорее пуст. Павлов был человеком крайностей, максималистом, чем-то напоминая в этом мне саму себя. Разве что я привыкла и смирилась с несовершенством мира, а Док упорно верил, что сделать его идеальным возможно. А ведь вроде бы с виду взрослый человек, и в сказки верил. Чудеса.
— Что это? — глядя на стакан с лёгким недоверием, спросил Миша.
— Лекарство от твоей болезни. Называется «перепил», почти как та маленькая птичка.
— И что здесь намешано?
Усмехнувшись, я покачала головой:
— Поверь, лучше тебе не знать. Пей. Это поможет.
Хмыкнув, Павлов взял в руки стакан и, принюхавшись, осторожно сделал первый глоток. Он тут же скривился так, словно проглотил лимон, щедро сдобренный красным перцем и уксусом. Сделав мощное глотательное движение, мужчина сиплым голосом произнёс:
— У меня ощущение, будто я пью смолу.
— Ну… — протянула я, не удержавшись от смешка, — По крайней мере, вкусовые рецепторы у тебя в порядке. Учти — выпить нужно всё. Иначе эффекта не будет.
— Ты просто наслаждаешься моими мучениями, верно?
— Не без этого, — кивнула я, — Ты же знаешь — я всегда питала слабость к идиотам. И ты — товарищ, который напился до такой степени, что тебя пришлось тащить до кровати, пока что на первом месте в моём персональном рейтинге.
— Даже не знаю, почётно это или же позорно, — чуть подумав, признался Миша, делая еще один глоток.
— Я тоже. Но сейчас не об этом. Что вчера произошло такого, раз ты так налакался? Даже не пытайся делать вид, что это хоть как-то связано со мной, — тут же предупредила я мужчина, видя, что он уже открыл рот, чтобы что-то сказать.
 
— Позволь поинтересоваться, почему?
Я посмотрела на него, как на болвана, после чего снисходительно улыбнулась и пояснила:
— Потому что мы оба понимаем, что это — невозможно. Ты и я, да и всё вот это, — обвела я кухню взглядом, для большей наглядности взмахнув рукой, — В прошлом. А ты слишком умён и рассудителен, чтобы убиваться или даже переживать из-за девушки, которую сам, между прочим, и бросил. Так что придумай что-то более убедительное.