Охота на Аделайн (ЛП)

"Нет, но это будет беспокоить тебя, когда ты поймешь, что все твои усилия были
потрачены впустую". Его улыбка сползает, и я чувствую свою первую дозу победы. Я делаю шаг к нему, наслаждаясь тем, как он напрягается. "Все это время, потраченное на то, чтобы использовать мое тело против меня во имя любви, только чтобы никогда не заставить меня полюбить тебя вообще".
На этот раз, когда он улыбается, в его улыбке нет ни капли веселья. Она свирепая и говорит о человеке с веревкой на шее, стоящем перед решением
повеситься и спасти свою любимую от той же участи или бросить ее на
на виселицу.
Собирается ли он причинить мне боль в ответ, чтобы защитить себя? Или он собирается стоять здесь и принимать это?
"О?" - бросает он вызов. "Признаваться в любви и умолять меня вырезать
розу в твоей груди, было просто так?"
Он обнажает зубы, и мои легкие сжимаются. "Неужели ты настолько преуспела в написании книги, что уже не отличаешь реальность от своего воображением?"
Я сужаю глаза. "Стокгольмский синдром - это реальность. Человеческая реакция на кого-то, кому постоянно угрожают. Имеет смысл обмануть наш мозг, чтобы думать, что мы любим этого человека. Если только это облегчает терпимость к нему".
Он поднимает бровь, не впечатленный. И этот поступок все так же потрясает сердце. как и всегда.
"Разве это приятно? Приятно ли наказывать меня за то, что твой отец делает?" - спрашивает он, его глубокий голос - всего лишь шепот. Эта маленькая доза
победы превращается в бассейн, а затем в потоп, когда боль пронзает его глаза.
Он уже ненавидит меня? Чувствует ли он, что такое настоящая любовь?
Невозможно по-настоящему любить кого-то, если ты никогда его не ненавидел. Две стороны обоюдоострый меч, и обе они режут чертовски глубоко.
"Такое чувство, что я наконец-то освободилась", - выплюнула я.
Он медленно кивает, его пронзительный взгляд оценивает.
"А ты говорила, что у тебя нет проблем с отцом", - размышляет он, отступая от меня. У меня сердце замирает, когда я вижу, как он отстраняется.
Поток победы прокатился по моему телу, а теперь прилив и я начинаю чувствовать последствия.
Он делает еще один шаг в сторону и поворачивает свое тело к дверям. A
образовался кратер, заполненный океаном, который разделяет нас. Забавно, что это я чувствую себя дальше всех от него, даже когда нас разделяют сотни миль.
Прорастает семя паники, но, возможно, это просто адреналин. Потому что то, как Зейд смотрит на меня сейчас, кажется, что он собирается сделать выбор сам. Он собирается набросится на меня, а я останусь в подвешенном состоянии.
"Пожалуйста, детка, тогда беги на свободу. Покажи мне, как далеко ты зайдешь, прежде чем поймешь. что бежишь только от себя. Как долго ты продержишься, когда я завладею всем, что дает тебе жизнь?"
Моя грудь сжимается, но я смеюсь, издеваясь над ним, как он издевается надо мной. "Ты не обладаешь ничем, кроме демона в своем теле".
Он игнорирует меня. "Твое сердце, твоя душа и само твое дыхание. Беги, маленький мышонок. На этот раз за тобой никто не будет гнаться".
 
Его последние слова душат меня, а затем он проходит через мою комнату и выходит за дверь, мягко закрыв ее за собой.
Черт. Я втягиваю воздух, но только хриплю, когда мои легкие отказываются работать.
Черт, черт, черт.
Я поворачиваюсь и пытаюсь продолжать дышать, но такое ощущение, что я стягиваю легкие еще больше, превращая их в крошечные металлические провода, которые пронзают мои внутренности с  каждым вдохом.
Прекрати, Адди. Это правильное решение.
Но так ли это?
Ты защищаешь свою семью.
Тогда почему у меня такое чувство, будто я отдалила свою душу от тела?
Вытолкнула ее, как будто ей там не место.
Он не нужен тебе, чтобы выжить, Адди.
Нет, не нужен. Я доказала, что это правда в течение тех месяцев, когда я была вынуждена заниматься только выживанием. Или потому что ты не можешь…"
Это не значит, что я не буду жить, не потеряв большую часть себя. Как при потере конечности, я всегда буду чувствовать его, даже когда он перестанет быть частью меня. Делает ли это меня слабой?
Зависимой?
Или просто безумно влюбленной.
Черт.
Я мечусь по балкону, паника заставляет мое тело работать со сбоями.
Туда-сюда, кричу себе, что надо бежать за ним, а страх разворачивает мое тело тело обратно.
Он может отвергнуть меня. Я была бессердечной и полной задницей, когда он разорвал мир на части, чтобы вернуться ко мне. И что я делаю? Оттолкнуть его прочь.
Черт. Я перешла от вины за себя к вине за человека, который сделал все для меня.
Я замираю на мгновение, а затем падаю на пол, чувствуя себя так, будто по мне только что-то проехало .
"Адди, ты чертова идиотка", - рычу я про себя.
Мои родители были бы похищены и, возможно, замучены, если бы не он. Он знал, что Клэр собирается что-то предпринять, проверил их, чтобы убедиться, что они в безопасности, и заставил нас подняться и отправиться туда, прежде чем они смогли их забрать.
Кто знает, что Клэр сделала бы с ними? Я ни на секунду не верю , что они остались бы невредимы.
Черт, он спас их, так же как он сделал это для меня, и для сотен других.
Вот дура .
Наконец, мои передачи переключаются на автопилот, и я мчусь к двери. Это будет как в тех пошлых романтических фильмах, уверяю я себя. Я распахну дверь, а он будет стоять с другой стороны, ожидая меня, потому что он чертовски хорошо знал. что я блефую.
Но когда я открываю дверь, сердце на рукаве, извинения на языке,я обнаруживаю, что он вовсе не ждет меня. Он ушел.
Я сдуваюсь, и моя надежда улетучивается, как гелий из надоевшего воздушного шарика.
Нет, к черту все это. Последнее, в чем мы с Зейдом участвуем, - это фильм Hallmark.
Я вырываюсь из комнаты, иду по коридору и направляюсь к ступенькам.
Мои ноги несут меня вниз слишком быстро, и в своей спешке я чуть не врезаюсь лицом в клетчатую плитку, и поручень едва спас меня. Я был в двух дюймах от того, чтобы предстать перед Зейдом с выбитыми передними зубами, а это было бы очень неловко.