Маршрут - 21 (СИ)

Зарождалась сфера предоставления услуг, открыли узенькую тропинку оппозиционной прессе и авторам. Самых активных и на деле крайне умных охотно слушали и критиковали, выпускали целые программы, где разбирали творчество тех или иных писателей, экономистов и политологов. Люди очень любили эти заочные дебаты. Но нельзя забывать, практика применения ВМН продолжалась вплоть до начала войны. Враги народа были всегда».
Во всяком случае, именно так написанное понимала Оля.
Потолки в квартире были низкие, комнаты заметно меньше, чем в сталинках, а стены тоньше. Зябко. Увесистые батареи, ранее отапливающие не очень-то и большую квартиру, стояли молча, будто отвернувшись от новых постояльцев. Только изредка по ним доносился какой-то гул, будто где-то вода ещё течёт по ним резвым ручьём. Почти середина зимы, холод начинал пробирать до костей. Что тут делать было совершенно неясно, потому Тоня, как и хотела, предложила выбраться на крышу. Прямиком на неё вела винтовая лестница с последнего пятого этажа.
Девчонки были одинаково раздражены сейчас, стоя в маленьком «тамбуре» между улицей и спуском вниз. Снова дверь. Оля минут пять мучалась, всё сильнее ударяясь и ударяясь плечом о неё, скрипучую и противную. С каждым новым ударом препятствие поддавалась чуть больше, на пару сантиметров. Последний разбег. Места хватило, чтобы протиснуться в узкую щель, но плечо у Оли сильно разболелось.
Вот и точка МПВО. Но эта была родной. Старая, массивная, основательная, построенная ещё до войны. Такие строили ещё в начале пятидесятых, но они сослужили службу и спустя два десятка лет. Уже позже были в спешке натыканы тут и там тысячи таких из подручных материалов. Ещё из некоторых окон торчали стволы пулемётов, но такая рухлядь бесполезна против истребителей нового поколения, разве что расконсервированные старые модели отпугнуть. Таковые плацдармы только упрощали ведение огня по наземным целям, но никак не защищали от пуль и ракет вражеской авиации, а этот домик точно пережил не одну сотню атак.
Представляешь, каким веером, градом крупнокалиберных пуль отсюда рассекался воздух, из спаренных пулемётов выпускалась продолжительная очередь, рвущая перепонки. Аж дух перехватывает. Раз, и на один обугленный расстрелянный в решето труп больше. А где-то в черте города точно должны были стоять комплексы РСЗО, выпускающие крылатые ракеты, сбивающие бомбардировщики и истребители ещё на подходе.
От выхода на крышу к МПВО вела дорожка, построенная из крепких и толстых деревянных досок, по правую сторону были железные перила. Девчонки шли по ней неспеша, держась за холодный металл руками в тёплых рабочих перчатках. Скат крыши был не велик, но при должной неудачливости можно было бы и укатиться прямиком вниз. И даже на этот случай там были, предусмотренные конструкцией, толстые, но невысокие бортики. Оля улыбнулась.
Поребрики.
Перед девочками предстала архитектурная версия снеговика. Кривого, асимметричного, но снеговика. Маленький домик на доме, причём выглядело это так, будто разрушь жилой, этот кроха остался бы стоять на собственной железобетонной конструкции в виде высоченного цилиндра. Этакая сторожевая башня бы получилась.
Юные исследователи зашли в своеобразный дот.
— Оля, смотри сколько тут всего.
— Караул постоянный, наверное.
Две кушетки с матрасами, неказистая самодельная буржуйка, труба от которой уходила вверх. «Они норму плана перевыполнили?» — теперь и Тоня удивилась такому их количеству. Огромные тёплые шубы, что были порваны в некоторых местах. Десяток пустых ящиков из-под патронов, на столе кожаная сумка и бинокль. Остальное — различной ненужности мусор. А вот под кроватью нашлось и кое-что крайне полезное — немного керосина. Вонючий, если на одежду попадёт, то потом не избавишься. В лампе он кончался очень быстро, потому девочки и не решались проверять каждую квартиру в доме. Уже сильно стемнело.
На круговом балконе располагались оборудованные зенитные точки. Отсюда открывалась превосходная панорама на километры вперёд. Отличное место. Из спаренных ДШК торчали патронные ленты.
 
— Интересно, а он ещё стреляет? — Тоня схватилась за прорезиненные ручки, представляя, что открывает огонь, — Тра-та-та!
— Не знаю и не горю желанием знать, мало ли что.
— Почему? Боишься?
Оля на пару секунд выпала из момента.
Не пойму, чего она такого в этом нашла. Пистолет дай, с пушки постреляй. Теперь вот зенитка. Я, конечно, сама хочу попробовать, не могу её винить, но странно. Да и вообще, это же громко, нас по всей округе услышат, а мне встречать кого-то сейчас совершенно не хочется. Мало ли какой псих попадётся.
— Пойдём лучше найдём, чем печку топить.
Поздно, в квартирах уже не осталось мебели. Собирать валежник — плохая идея. Лес далеко позади, а гуляние ночью по холоду не сулит ничего хорошего. Ещё и потеряться можно. Ящики остались последним вариантом. Прочные. Их хотя бы много. В собственном же, что припаян на корпус 57-го, лежал старый топор. Уже малость заржавевший, но в руке он держался как влитой. Точильный камень завалялся где-то в пучине барахла, отыскать его было бы той ещё морокой.
Размашистые удары и немного терпения, отколупанные гвозди, щепа, доска. Долго так не помахаешь. Правое плечо, ноющее от ударов в дверь, разболелось у Оли ещё сильнее. Ящик, второй, третий. Она уже жалела о поспешном решении.
— Всё, не могу…Ух.
Топор был небрежно брошен на пол, со звоном ударившись о бетонный пол.
Тоня, которая до того рассматривала в бинокль город, обернулась: — Что с тобой?
— Ничего. Так. Переусердствовала немного.
На сколько хорошо Оля умела находить оправдания, на столько же плохо умела врать. Она прижала руки к телу и потирала ладонью правое плечо.
— Принести что-нибудь?
— Всё в порядке. Хватай деревяшки.
Тоня тревожно поглядывала на подругу, весь лоб которой покрылся морщинками.
Рутина, день за днём. Дорого — еда — ночлег — дорога — еда — ночлег — дорога — еда- ночлег… Всегда ищем, где проехать, что поесть, где поспать. Утомляет. А дядя Миша жил так несколько лет. Интересно, что его поддерживало всё это время, каково ему сейчас? Волнуется, хотя сам говорил, что только благодаря рутине и живёт. И сложно же без отопления.
В глубоких карманах Оля пыталась нащупать спички, но попался ей лишь пистолет, который порой совершенно пропадал из памяти.
— Оля, а давай сфотографируем город отсюда!
— Почему бы и нет, — Оля перебирала ТТ в своей руке, изучая каждую его неровность, — Со мной точно что-то не так, — сказала она шёпотом.
Оля поднимала камеру медленно, то ли боясь уронить, то ли от боли в сухожилиях, а может, просто не знала, чего бы такого заснять, но наконец-то объектив жадно врезался в горизонт, и принялся сам высматривать причудливые пейзажи и композиции. Вот на юге виднелась труба ТЭС, старая, что на каменном угле работает. Смотришь чуть ниже, на крыши, а они выстраивались в сложный лабиринт из кварталов и переулков, что разбавлялись скверами и парками. Вон там, маленький лесок, макушки возвышались над театром как забор. Влево качнутся, вправо и так мерно и спокойно, что даже убаюкивает. Дальше голый холм. Разрушенный наполовину дом-свечка разорвал полотно пятиэтажек крышей, что походила на затупившийся карандаш. Школьный стадион с футбольными воротами, отягощёнными обломками и рваными сетками. Этакая панорама. Слово ещё такое простое, скучное.
— Тебе так нравится. Когда-нибудь фотографией увлекалась? — обратилась к подруге Оля.
— Нет, — непринуждённо ответила Тоня, — Но начать-то никогда не поздно, да и дяде Мише потом покажем альбом. Или ещё кому. Хорошая же идея, нет разве?
— Нет, идея даже прекрасная. Простая и невинная. Честная даже. В таких же вещах память заключается, которые и рассмотреть, и потрогать можно. Головой мы это всё точно позабудем, а тут вот останется. И впечатления, и пережитые эмоции на бумаге сохранятся. Хорошая идея.
— Ой, я так далеко не заглядывала. В гостях просто всегда альбомы семейные показывали и после поездок пару фотографий у всех было.