Роман с Пожирателем (СИ)

— Видимо стресс на тебя повлиял, — с сочувствием произнесла Гермиона. — Часто именно стрессовые ситуации провоцируют первые выбросы магии. Это было из-за родителей?
— Я уже не помню. Мама рассказывала, уже позже, что я прибежал к ней и стал говорить, что Донна говорила, не открывая рта и пересказал ей все её мысли.
— Удивительно… Но удивительнее всего, как твой отец решился жениться на девушке, которая не скрывала своего магловского происхождения?
— Маглорождённым нечего стыдиться, — улыбнулся он. — Ты всегда так переживаешь об этом, словно ты можешь быть чем-то хуже.
— Я уверена, что я ничем не хуже! — вздёрнула она подбородок.
— И ты не считаешь, что я тебя недостоин?
Снова этот удивлённый взгляд. Майлз улыбнулся.
— Да что ты такое говоришь? — прошипела Гермиона, возмущённо всплёскивая руками. — Как я могу?
Майлз вдруг взял её руку в свои. Девушка почувствовала, как её сердце обволакивает теплом, заботой. Щёки вспыхнули, она опустила глаза, глубоко вздохнула.
— Мне нужно… понять, — тихо заговорил он. — Есть ли у меня шанс сделать нашу жизнь другой. Я, возможно, слишком тороплю события…
Гермиона вспыхнула. Дыхание остановилось.
— Подожди… — выдохнула она. — Ты и правда… слишком торопишься. Ты уже так много рассказал о себе, о своей семье. Но ты, — она упрямо взглянула ему в глаза. — Ты меня совершенно не знаешь. Возможно, ты успел немного узнать меня в детстве. Но я уже не та маленькая девочка.
— Гермиона, я…
— Нет, подожди, пожалуйста, — она подняла глаза к потолку. — Моя жизнь после Хогвартса была непростой. Я… много работала. Вся моя жизнь — это работа.
Она посмотрела Майлзу в глаза. Его взгляд обезоруживал. Она становилась просто слабой, покорной, нуждающейся в нём женщиной. Её сердце замерло, когда его пальцы осторожно коснулись её щеки, ласково проскользнули к уху, трепетно заправляя выбившийся локон.
— Ты хотела что-то сказать, — шепнул он, и Гермиона осознала, что он приблизился к ней, придвинулся ближе. Она почувствовала его терпкий аромат, пьянящий, соблазнительный. Дыхание замерло.
— Да, — почему-то шёпотом произнесла она. — Я хочу сказать, что… тебе нужно узнать обо мне больше. Возможно, я разочарую тебя.
Он улыбнулся так нежно, спокойно.
— Ты не можешь меня разочаровать.
Его шёпот у самых губ. Голова кружится. Сознание мутится. Это зависимость, от которой невозможно отказаться. Лёгкое касание — тёплое, дурманящее — и Гермиона беспомощно запрокинула голову, повинуясь его притяжению, отдаваясь в его власть. Его губы раскрываются плавно, так медленно, трепетно захватывая её губы. Майлз тихо вздыхает, проскальзывая пальцами по её шее к затылку, путаясь в её локонах, лаская их, притягивая девушку ближе. Гермиона приподнялась, подаваясь к нему, отвечая его губам, рукам. Больше не хотелось думать, сомневаться — это было невозможно.
Она взъерошила его растрёпанные волосы, наслаждаясь каждой клеточкой, каждым кончиком пальцев, этой магией, магией его нежности. Ей казалось, что нет ничего прекраснее на свете, чем сильный, уверенный мужчина, способный дарить ласку. Его руки осторожно скользили по её спине, плечам, а губы нежно пили каждое движение, словно сладкий нектар.
Гермиона была готова умереть, только бы видеть трепет его тёмных длинных ресниц, слышать шум его дыхания и тихое потрескивание камина. Она нерешительно скользнула пальцами под ворот его джемпера, по обнажённой спине. Майлз выпрямился, резко притягивая её к себе. Спина. Его чувствительное место. От этого ей становится весело. Гермиона аккуратно проводит ноготками вдоль его позвоночника, и его сладкий стон запускает волну мурашек по всему её телу.
— Я… я должен тебе сказать… — задыхается он. — Я хочу, чтобы ты… была со мной…
— Я и так с тобой, Майлз, — томно прошептала она. — Я с тобой…
— Навсегда. Я этого хочу, — глядя ей в глаза хрипел он. — Ты будешь моей…
Гермиона вспыхнула, обвила его шею руками, прильнула к губам, не дав договорить, чувственно касаясь кончиком языка его языка. Он вздрогнул, резко опрокидывая её на диван, упиваясь её податливостью, её тихими сладкими стонами. Её шея такая шелковистая, её плечи. Он расстёгивает платье на спине, и Гермиона покорно приподнимается, хватаясь за край его джемпера.
 
Они смотрели друг на друга молча. Долго, восторженно, пальцы трепетно касались кожи — плечи, грудь, живот. Единый порыв, и библиотека стала местом таинства страсти, таинства для двоих. Гермиона утопала в этом наслаждении, в его движениях, его пламени, дыхании.
Майлз терял голову в её объятиях, стонах, в нежной счастливой улыбке. Какой это восторг видеть её, чувствовать, знать, что она рядом.
— Сколько лет я ждал тебя, — шептал он, лаская её шею, целуя эти драгоценные губы, стонущие, вздыхающие. — Гермиона… Моя маленькая гриффиндорка.
Она с трудом приоткрыла ресницы, смыкая их снова, запрокидывая голову в блаженстве, бережно проскальзывая ноготками по его спине, наслаждаясь звуками его удовольствия. Его дыхание ускорилось, движения участились. Губы всё настойчивее, пальцы сжимают её маленькую грудь, и её стоны превращаются в крики, ломающие его защиту, наполняя сознание её голосом: «Я не могу… Не смогу… Не отпускай меня, умоляю, не отпускай, быстрее, пожалуйста!» Майлз поддаётся инстинкту, её мольбе. «Ещё немного… О, Майлз… Это невыносимо… Как же хорошо… ” Он стонет — её голос сводит с ума, заставляя двигаться с бешеной скоростью. Гермиона прогибается, подаётся ближе поднимая бёдра, прижимаясь к его напряжённому животу. Майлз не может больше держаться, зажмуривается, пытается не слышать её, не видеть, но это бесполезно. Она сжимает его с такой силой, что движения замедляются. Он вздыхает коротко, хватая ртом воздух, ещё вдох, ещё… Пульсация… И она выдыхает с громким стоном, впиваясь пальцами в его поясницу, сплетая их ноги. Она вскрикивает, глядя ему в глаза, задыхается, её грудь розовеет. «Мой нежный…» Майлз делает последнее движение и вздрагивает, прикусывая губу, вздрагивает, тихо выстанывая её имя, вздрагивает, запрокидывая голову. Чувствует её губы на своём предплечье, там, где зияет выцветшая метка Пожирателя. Майлз вздыхает. Сердце бешено рвётся из груди.
«Ты меня слышишь. Снова слышишь. Почему я не злюсь на тебя? Я должна злиться. Поцелуй меня». Но он медлит, волнение закрадывается в душу. Что если она проверяет, просто проверяет? Майлз не может солгать, не должен…
Взгляд серых глаз промелькивает в его сознании, платиновые пряди, шёпот знакомого насмешливого голоса: «А ты ему всё рассказала?» и её тихий стон: «Это неправильно… мы пожалеем. Я уже жалею. Это ошибка. Ошибка…»
Майлз не дышал. Нежно сжал её в объятиях, касаясь губами виска. Он влажный и солёный от слёз. «Ты слышишь?» Он не может ответить, страх сжимает всё внутри. Она вздыхает, крепко обнимая его плечи, как будто пытается удержаться, не сорваться с обрыва. «А ты ему всё рассказала?» Майлз видит ехидную ухмылку тонких бледных губ.
Его накрывает возмущение. Внезапное, страшное. Малфой её шантажирует? Как он смеет?! С какой стати? Её мысли путаются. «Он что-то скрывает. Я не смогу так жить. Это неправильно. Если он слышит…»
— Майлз, — вдруг тихо произнесла Гермиона, и он осознал, что не только не дышит, но и не двигается, крепко держит её в руках, маленькую, уязвимую, такую необходимую, и чувствует, что она ускользает, словно растворяется. «Почему он молчит? Он всё слышит? Что он слышал? О, Мерлин, что я сделала?» И она снова шепчет: — Майлз, что с тобой?
Он приподнял голову, посмотрел в её глаза, полные слёз. Пытается остановить поток её мыслей, наполняющих его сознание. Зажмуривается, слушает звук шагов, гулким эхом разносящихся внутри.
 
— Ты слышал мои мысли? — с ужасом выдохнула она. — Ты… не можешь это контролировать, верно? Не можешь.
Он теряется, виновато вздыхает.
— Прости. Я старался. Но ты… ты такая… удивительная. Твоя нежность, твоя улыбка… Я теряю голову…
Она улыбнулась с такой грустью, что его сердце даёт трещину. Слезинка скатилась к её виску.