Кошак (СИ)

— Тут ты прав, мне от тебя нужны не деньги. Мне нужны твои поля и… — ладошка бестии проворно юркнула в недра одежды. Нащупала там основное орудие соблазнения и стрельнула в меня полным бесенят взглядом. — Какой шикарный инструмент! Нет, не врут насчёт псионцев… Как ты вообще столько держался — вот что удивительно! Уже давно бы затащил в свою берлогу какую-нибудь жертву. И ею вовсе не обязательно должна становиться валькирия.
— Поля… Они — моя последняя надежда и опора… — выдавил я, с трудом борясь с подступившим к самому горлу влечением.
— Ничего, твоим полям мы найдём лучшее применение… А для снятия возбуждения есть куда более естественные и правильные средства… Как сейчас…
Кровь набатом ударила в виски, и я вновь оказался распластан по такому удобному, угодливо принимающему нужную форму креслу. Слова девочки не расходились с делом, она дарила удовольствие, и, судя по довольной мордахе, сама увлеклась процессом. Однако Нимфа не собиралась останавливаться на достигнутом. Она стремительно, с блеснувшей во взоре маниакальной жадностью, поменяла позу. То, что я теперь внутри, осознал постфактум, по накрывшей сознание истоме облегчения. Словно всё, чего я до того желал, нашло выражение в горячечном лоне жаждущей удовольствия женщины.
Впрочем, дама рано списала со счетов мой темперамент. Преодолев секундное сопротивление, я оказался на ногах. Стальная хватка моих рук не позволила бёдрам любовницы ускользнуть, да и она сама сделала всё, чтобы упрочить наш контакт. Весьма органично, будто продолжая моё движение, торс оплели сильные стройные ножки подруги.
— Ну так что, милый? Как насчёт того, чтобы немного помочь сопротивлению? — прорычала женщина, пока я нёс её до кровати.
— А я сейчас что, по-твоему, делаю? — рыкнул в ответ.
— Сейчас ты собираешься меня разложить. Но до того я хочу знать: готов ли ты помочь?
— Личина и документы.
— Ты их получишь. Но… помоги. Ты нужен нам. Такой сильный, яростный, откровенный… Настоящий… Мужчина! — последние слова Нимфа не говорила — стонала. К тому времени я надёжно подмял её под себя и, пропустив руки за спиной, взял девочку в жёсткий «захват»: локти прижимают торс, а ладони — плечи. Из такого ей уже не вырваться. Разве что сам отпущу, получив своё.
— А что мне мешает заполучить тебя просто так?
— Ты… конечно… можешь. Но документов и личины тебе не видать.
— Минс…
— На этой планете только я могу дать то, что тебе нужно. Хоть на запчасти его разбери, не найдёшь внутри потребного.
— Коварная подпольщица, значит… Не боишься, что найду на тебя управу?
— Я… слишком давно в деле… Болью меня не взять.
— А удовольствием? Возбуждением?
— Возьми меня, милый!..
— Куда я теперь денусь… — прошептал ей на ушко. — Ты подловила меня в тот самый момент, когда я больше всего уязвим. Получишь ты свою помощь, крошка!
На следующие полчаса Нимфа превратилась в натуральное воплощение богини плодородия. С непредставимой страстностью эта бестия отдавалась мне снова и снова, при этом ни на секунду не прекращая попыток вырваться из стального захвата и проявить собственную инициативу. Так продолжалось бы и дальше, но… В какой-то момент я ощутил касание. Сначала почти неуловимое, но потом… потом республиканка впилась так, что я на некоторое время потерялся во времени и пространстве. Пришёл в себя рывком, обозревая изменившуюся диспозицию уже с нового ракурса.
Мы оба стояли на четвереньках, по краям обширной постели, и вглядывались друг в друга. Так две кошки, случайно налетев друг на друга, резко отпрыгивают… назад. Диким, непредставимым пируэтом, уже в воздухе меняя направление движения, чтобы оказаться по углам их будущего поля боя. Взгляд республиканки был пристальным, немигающим. Она пыталась осознать, что же произошло, и была ошарашена не меньше моего. Натурально, ощетинившаяся кошка, решающая, как ей жить дальше, и не проще ли сразу решить все проблемы, устранив их источник. Моя же голова в это время напоминала дом советов. Мысли в ней сновали, выстраивая причудливые вереницы, упорно не желая вязаться воедино и складываться во что-то осмысленное. Все мои «могучие» девять потоков оказались в момент перегружены «белым шумом» растерянности и ощущением нереальности всего происходящего.
 
Нимфа опомнилась первой. Неуловимым движением сместилась сначала немного вбок, выходя из сектора моего уверенного обзора. Потянулась… и вдруг, будто пружина какая, распрямилась, взвиваясь в воздух. Инерцией удара совсем нелёгкого тела меня сбросило с кровати на мягкую поверхность пола. И хотя я смог блокировать выпад руки, помогло это слабо. Мы завозились на полу. Цепкие пальцы впились в складки одежды, прочь полетели клоки выдираемой «с мясом» ткани; волосы этой разъярившейся бестии ударили в лицо, застя обзор ещё боле. На инстинктах и вбитых в подкорку навыках я провёл несколько приёмов. Заломал девочку, навалился на её спину, когда… вновь ощутил глубочайшее касание. Солнечной вспышкой оно ворвалось в мозг, ослепило, лишая ориентации, и пока менял структуру полей, ставя личную защиту, пока пытался сориентироваться в пространстве, моя визави действовала.
Когда более-менее пришёл в себя, стал свидетелем новой, очередной по счёту, диспозиции. Девочка больше не ярилась. Более того, она вновь была со мной, я был в ней, вот только… в более привычной любой республиканке позе. Сверху. Оседлала, завела руки за голову и сейчас внимательно вглядывалась в глаза. Уловив момент моего возвращения с небес на землю, любовница, обдав волосами, склонилась надо мной и горячо зашептала:
— Псионец, значит… Ха!.. То-то я смотрю, как тебя под девочкой плющит…
— Ты… — выдавил я, в полной мере осознавая, что именно сейчас произошло. Она — коренная республиканка, раз смогла взять имплант, который я по привычке особо и не закрывал. Раз мы с девочкой уже в постели — открыл его на автомате, как до того с чужими кошками. Вот она и вцепилась, что в тот живительный источник… Воистину, разведчики проваливаются на мелочах.
— Из-за тебя, милый, у меня гипноличина поплыла. Теперь придётся переустанавливать… но не сейчас. Сейчас я намерена извлечь из этого прокола максимум удовольствия. Советую тебе заняться тем же. Расслабься и выполняй всё, что ждёт от тебя… боевая подруга.
— Боевая подруга, значит… — руки легко преодолели сопротивление пленительницы и тяжеловесно опустились на покатые бёдра… Порванная, клоками висящая одежда почти не скрывала соблазнительных прелестей. Тем лучше, тем лучше… Из пазов поползли боевые импланты, оплетая шелковистую кожу, глубоко вдавливая податливые, беззащитные внешние покровы.
Республиканка не удержалась — вскрикнула от неожиданности.
— Ты… да ладно!
— Сейчас поиграешь, как вы любите, а потом я… поиграю. Будь уверена — тебе понравится. Будешь ещё просить.
…Республиканка пила. Пила жадно, неостановимо, ненасытно. Пила удовольствие. Почти сразу она отбросила их зашоренные примитивные формы, отдала предпочтение куда более многообразным и острым приёмам, когда инициатива принадлежит двоим. Даже поза всадницы оказалась не стандартной. Я не цеплялся за покрытие матраса, не метался под ней, распятый и раздавленный — а сам пил, в тщетной попытке насытиться этой женщиной. Ладони, когти, даже локти — всё было пущено в ход, чтобы охватить как можно больше вожделенного тела прелестницы. Казалось, каждая мышца, каждый миллиметр кожи рук единомоментно впивались в неё, жались к ней, ласкали её.
А нежный трепет, переполнявший разведчицу, когда она держала имплант? Точно хрустальную вазу, боясь уронить и порушить такую… красоту… Вязь удовольствия — чем не искусство?.. Она не давила, не жала, не пыталась подмять. Вместо этого девочка аккуратно подстёгивала и без того глубокие реакции, делая точечные, непредставимо ювелирные уколы возбуждения и удовольствия — чтобы додавить, дожать, проколоть податливый покров души и выбить вожделенный стон.
 
Я же ловил каждый нюанс её мимики, отвечал на стоны и мимолётные просьбы, давал и брал без ограничений, без остановки. Она почти ничего не просила вслух. Куда чаще намекало и подсказывало её тело, предавшее в чувственной игре свою хозяйку, отдавшееся партнёру по ласкам без остатка. Мы словно стали одним целым, приобрели одну нервную систему на двоих. Откуда взялась эта гармония? Кем мы были в этот момент — внешниками или республиканцами? Или разницы на самом деле не так уж и много — если смотреть в суть отношений, а не в их видимую шелуху?