Цветок яблони (СИ)

Мерк одобрительно кивнула:
— Больше мы не допустим такой ошибки. Никогда. А теперь ступайте. Прямо сейчас. Уходите из Аркуса, пока не пролилось еще больше крови.
И они ушли. Пурпур растаял среди белого ненастья белого города. Мерк проследовала по улице до конца и остановилась перед зданием, которое когда-то силой своего искусства создал Мальт.
Он был воином, но строил не грубо, а изящно. В каждом здании, колонне и шпиле, что выходили из-под его рук, чувствовалась любовь ко всему, что он делал. В Аркусе было много построек его работы. И ни одной, которую создала Мерк.
Строить она не умела.
Только разрушать.
Так ей сказал Моратан, и он был прав. Разрушение и смерть — её стихии.
Величественная колоннада, длинные крылья-надстройки, сорок ступеней, ведущих к массивным бронзовым дверям. Они, несмотря на вес, легко распахнулись перед ней и гулко, тяжело закрылись, отрезая холод поднимающейся вьюги, перерубая непогоду, словно острый нож веревку.
Зал встретил её разговорами, мгновенно стихшими, стоило ей появиться.
Тишина повисла тягостная, тревожная и неполная. Глухой шум разыгравшегося ветра за окнами, его вой звучали почти что зловеще.
Колокол.
Звук.
Даже он теперь казался странным и чужим.
Множество мраморных тумб оказались пусты. Большинство тех, кто некогда занимали их, сгинули на равнинах Даула, находясь на той или иной стороне в битве. Людей по меркам масштабов этого места осталась горстка. И все они были облачены в черное.
Знак траура по тем, кто ушел и никогда не вернется.
Пока она проходила под их взглядами, никто не сказал ни слова.
В том числе и ей. Не решились. И не посмели.
Здесь не было тепла. Уважения. Поддержки. Того, что прежде связывало их всех.
Лишь холод. Недоверие. Затаенный гнев.
Даже среди таувинов Мальта, всегда преклонявшихся перед ней.
Один из них, Оглен, все же решился и шагнул в её сторону. Но застыл, остановился, глядя куда-то за плечо тзамас. Она обернулась и увидела Милта.
Невысокий, поджарый, с простым, незапоминающимся лицом, кутавшийся в диковинный кружевной плащ, подаренный ему южным народом, он появился, как всегда, внезапно. Брат умел приходить словно бы из ниоткуда, оказываясь порой очень кстати в моменты, когда требовалась помощь.
Или... или когда не стоило развивать конфликт. Он всегда был той водой, что тушила пламя.
Оглен сделал вид, что он и не шел к Мерк, присел на ближайшую тумбу, и тзамас вместе с братом покинули зал.
— Глупо дразнить молодняк. — Голос у Милта был жесткий, но карие глаза смеялись.
— Они — неразумные дети, которые вскоре могут лишиться всего, чего добились. Нет времени их убеждать или доказывать, а тем паче ругать. Хотя бы за то, что они напали на моих учеников.
— Они не дети, — возразил Милт. — У них за плечами битва Даула, и они понимают лишь силу. Мы еще наплачемся с ними. Мир наплачется, если только у нас не выйдет решить проблему.
— Мири тебе сказала способ?
— Да.
Короткий ответ. Никаких лишних эмоций.
— Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты сделал.
Он вопросительно покосился на нее, и на его лице появилось выражение вежливого недоумения.
— Ты закончил ту битву.
— Её закончило море, что пришло без приглашения.
— Ты смог убить Вэйрэна. Его доспех выдержал и меч Моратана, и силу Мальта. Твой нож справился лучше всего. Пронзил темную броню, ударил в сердце.
— Благодарить за это я должен мастера, создавшего его.
Милт вытащил из ножен клинок, протянул Мерк.
— Посмотри. — И, заметив её сомнение, добавил стали в голос: — Ну же, маленькая сестра. Он не кусается.
Она взяла в руки вещь, которую когда-то выковала. И когда подушечки пальцев коснулись темной стали, не сдержавшись, вскрикнула:
— Как?! Почему?!
Милт улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки. Она часто забывала, что он самый старший после Мали и Миерона.
— Течение жизни. Цена за мир. То, что я потерял. Назови, как хочешь, итог един — Вэйрэн уничтожен.
— Но твой нож. В нем больше нет силы. Он...
— Просто нож. Хороший. Острый. Замечательный и все еще способный уничтожать латы, сотканные из мрака.
 
— Но и только. Ты...
Она не знала, что сказать. Просто обняла его, и он, вопреки обычаю, не препятствовал. По крайней мере, какое-то время.
— Ну хватит, маленькая сестра. — Милт пошевелил плечами, прося отпустить его. — Не надо слез и сожалений. Все идет как идет.
— Мне жаль.
Волшебник наклонился к ней:
— Жаль того, что твоя славная игрушка лишила меня многого? Или того, что случится совсем скоро?
Мири нашлась в зале Памяти, там, где гармоничную мелодию создавали падающие с высоты шары, ударявшиеся в пластины, а затем катящиеся по желобам. Её д’эр вин’ем, старый и уже полуслепой, с редкой шерстью, но все еще ясным умом и ироничным, острым языком, следил за тем, как волшебница, касаясь рога, так давно сделанного и подаренного ей Мерк, плавит внушительную глыбу мрамора, отрубая все лишнее.
Понять, что получится в результате, было сложно, работа только-только началась.
Белый лев чуть склонил голову, приветствуя вошедшую, а затем положил морду на передние лапы, собираясь поспать. Он часто спал в последние годы.
Услышав шаги, Мири отвлеклась, повернулась к ней, без улыбки, рассеянно потерла щеку тыльной стороной запястья. Веки у нее были красными то ли от слез, то ли от усталости. Перчатка Вэйрэна, единственное, что осталось от мятежного асторэ, лежала рядом с ней.
— Зачем ты её хранишь? — Мерк не скрывала своего отвращения.
— Моратан задал тот же самый вопрос.
— И что ты ему ответила?
— Сказала, что это победный трофей Милта. Его подарок мне. — Мири протянула сестре перчатку:
— Посмотри на нее внимательно. Что ты видишь?
— Интересно.
Рыжие брови Мири насмешливо поднялись:
— И только?
Мерк вздохнула, села рядом, небрежно бросив перчатку на осколки мрамора:
— В ней сердце той стороны. И я узнаю материал. Металл, кость гвина. Ковка, пускай после и постарались шаутты, слишком знакома. Моя работа, а значит, перед нами часть посоха Мали. Его переплавили, смешали с металлом другого мира, создали доспех для Вэйрэна. Вот причина его силы.
Они помолчали, думая о насмешке судьбы. О том, как все повернулось, и том, как ошибку Шестерых использовали против них. Миерон, самый осторожный и дальновидный, предупреждал их когда-то, что ни к чему хорошему та глупость не приведет. Но Мерк так хотелось быть полноценной. Такой же, как братья и сёстры. Мальту хотелось справедливости. Мали — вернуть зрение. Миерону — помочь ей. Мири — исполнить увиденное во благо человечества. Моратану возвыситься. Милту... что было нужно Милту, не знал никто.
И вот спустя годы им пришел ответ. Мир разбит. Магия уходит. Та сторона отомстила за то, что они ей сделали. И асторэ, ставшие шауттами, сыграли свою партию. Использовали ошибки Шестерых.
Ужасно. Горько. Смешно до слез.
— Вэйрэн был лишь инструментом. Клинком против нас, — наконец проронила Мерк.
— Против меня. Кое-кто считает, что я во всем виновата. Ведь это я предложила выкинуть наших учителей. Все остальное — лишь череда трагических случайностей. Никто не предполагал, во что они переродятся там.
— Ты видела, что так будет? С перчаткой.
Мири с сожалением развела руками:
— Я желала лучшего для всех нас. И все мы хотели прекратить ту войну и выжить. Но война не закончилась. Просто стала другой.
— Ты уничтожишь ее?
— Зачем? Она безопасна.
Мерк возразила:
— Ложь. Что ты видела?
Та вздохнула с глубокой печалью и произнесла с неохотой:
— Она безопасна для каждого из нас. Но не для других. Поэтому я спрячу её здесь. Аркус проклят нами. Сюда никто очень долго не придет.
— Что ты видела, сестра?!
Мири закрыла глаза, потекли слезы. Плакала она совершенно беззвучно.