Современная дРама (СИ)

— А давай… — рыжеволосая гарпия задохнулась от гениальной идеи. — Давай машину ему разрисуем?
— Тебе в садике не хватило раскрасок?
— Хорошо, давай накарябаем…
— Зачем? Если она достанется мне, потом и ремонт делать мне.
— Ладно, тогда хоть одно колесико может спустим?
Она молитвенно сложила руки перед грудью, а я уронила лицо в ладони. Да послал же бог друзей, с такими и врагов не надо.
Первой ошибкой за этот вечер была бутылка алкоголя. Я это осознала на пути к своей квартире, сидя в такси, под кудахтанье Олеси, что мы то ему уж покажем. Что покажем, старалась не уточнять, размах фантазии подруги колебался от стриптиза на снегу до водородной бомбы под дверью.
На парковке пьяный юрист быстро разыскала наш Ниссан. Поскольку машина была внедорожником, напакостничать просто так не получалось. До лобовухи было не дотянуться, а колёса это не благородно.
Телефон тренькнул и я поспешно приняла вызов. На том конце пищала Наташенька, мечта поэта. Она в слезах рассказывала, что Василий сошёл с ума, грозиться идти драться или бороться за что-то, а если ему помешают, он выпрыгнет со своего окна. Я порекомендовала психдиспансер и бригаду медиков для буйнопомешанных.
Скинув звонок, развернулась и обомлела. Олеся жирной, неповоротливой гусеницей распласталась по капоту машины, так, что только ноги истерично подрагивали в такт поступательных движений. Я бросилась к ней, схватила за сапог, но подруга вцепилась в стеклоочистители, норовя выдрать их к чертям собачьим с ошмётками металла. Почуяв мое сметание, она тряхнула ногой, и я повалилась в снег, все ещё сжимая в руках труд итальянских кожевенных мастерских.
Сняла я ее только после того, как она размашисто украсила стекло красной помадой и надписью… Ну, из трёх букв, короче.
— А кто звонил? — подруга сползла улиткой с машины.
А вот тут я совершила вторую ошибку.
— Спиридонов надрался и хочет самоубиться.
Сидя в такси на пути к дому поэта, я размышляла, что проще было бы дать подруге карт-бланш и свалить в закат. Были подозрения, что этот северный олень очень неплохой манипулятор и актёр. Я, вообще, старалась не думать о Ваське после нашего ночного разговора, ибо сразу возникало желание придушить засранца. С одной стороны, его правда, они друзья и сливать Мишу он не был обязан. А с другой… Это какой лицемерной тварью надо было быть все эти два года, чтобы улыбаясь мне, осуждать действия друга, но молчать. Либо ему было выгодно мое неведение, либо стало выгодно мое знание. Почему-то не отпускали его пьяные слова: «А я люблю…». Кого он любит не хотелось уточнять, но очень надеюсь не меня, куда мне ещё такой болезный сдался.
Квартира Спиридонова встречала криками и морозным воздухом. Не раздуваясь, я прошла на кухню откуда доносились разговоры. Олеся неспешно топала за мной, трезвея и верно сомневаясь в причине прибытия. На подоконнике в майке и трениках стоял Василий, а Наташенька висла у него на штанине, уговаривая не дурить. Он открещивался и цеплялся за раму. Потом распахнул ее и полез на карниз. Подруга оттеснила меня, как бравый спецназовец она пошла на перехват, то есть вцепилась во вторую ногу. А я, облокотившись на гарнитур, смотрела эту комедию. Девочки дёргали его вниз, он бил себя в грудь и требовал отпустить. Апогеем стало то, что они просто стянули с него штанцы. Оленя это не остановило и он в портках пытался сигануть с третьего этажа. Как по мне, один черт не убьётся.
Тут дамская половина стала заметно нервничать, ибо хватать за трусы неудобно. Но спасение души от самоубийства это богоугодное дельце, поэтому две гарпии повисли уже на нижнем белье. Оно не сдюжило и поползло вниз. Когда мужик разоблачённый понял, что хозяйство замерзает, он заорал в приоткрытую форточку:
— Чести лишают!!!
Олеся не придумала ничего лучше, чем в этом самый момент схватить Спиридонова за причиндалы и потянуть вниз. Он по-бабьи завизжал. Но попыток не оставил:
— Пустите! Пустите меня! Я прыгну…
В этом гвалте мой тихий голос прозвучал набатом, так что все замерли.
 
— Прыгай, — спокойно разрешила я, отлепившись от гарнитура и шагнув к окну. Наташенька и Олеся благоразумно отступили. Вася сообразив, что его не держат, натянул исподнее. — Прыгай, давай…
Я залезла на табуретку. Шагнула на подоконник, который ощутимо прогнулся под весом двух людей. Распахнула створку и повторила:
— Прыгай. — Я толкнула его в плечо, побуждая шагнуть на карниз. — Вперёд…
Схватила за руку псевдомученика. Раскачала, как любят делать дети, когда гуляют с кем-то. Мужчина смотрел на меня со смесью недоверия и печали. А ещё на левом глазу у него разрастался такой хороший синяк.
— А хочешь, я с тобой прыгну? — предложила я, бросив его ладонь и наклонилась, чтобы выбраться наружу. Меня с силой дернули за талию, ногти опасно проскрежетали по пластику. А в следующий момент, секунда свободного падения, визг и отшибленный локоть.
Спиридонов вцепился в меня своими клещами и, не придумав ничего лучше, сиганул в квартиру, а не из оной. В процессе отлетела табуретка, зазвенела посуда и ушиблась я. Мне пришлось извернуться в его руках, чтобы оказаться лицом к лицу.
И последняя ошибка этого фантасмогоричного вечёрка.
— Три раза за ночь, Вась? — спросила я, цепляясь пальцами в его подбородок и слегка поворачивая голову, чтобы лучше рассмотреть фингал.
Мне в ответ молчали абсолютно трезвые глаза, хоть перегар и присутствовал. Я сбросила его руки со своей талии и встала, поправила куртку, подхватила со столешницы бутылку коньяка и сказала:
— Ну ты и олень, Вась…
Глава 7
Мы делили апельсин. Много нас, а он один. Вот до чего дошла страна, где апельсинов дохрена.
Это все, что вам надо знать о нашем с Рубенским разводе. Оказалось вдруг, что машина куплена на предприятие. Загородная дача, в стройке которой я участвовала, зарегистрирована ещё до нашей свадьбы, то есть не совместно нажитое имущество. А две однокомнатные в ипотеке. При разводе не только имущество, но и долги делятся поровну. Итого в остатке всего две квартиры, причём одну нам подарили родители, но поскольку она была продала и куплена новая, это общее. И вторая, в которой мы жили.
— Алис, не переживай ты так… Мы обязательно что-нибудь придумаем, — Олеся сжала мою ладонь в знак поддержки. Мы стояли на парковке возле бизнес центра, где была назначена встреча.
— Да я… — говорить не хотелось, но я пересилила себя. — Понимаешь, он ведь никогда не доверял получается, раз все так складно выходит. Долги я не выплачу при любом раскладе, вот и останется, что по факту мне и принадлежит, родительная квартира. Пусть немного дороже, чем та в панельке, но ведь… Такое чувство будто он готовился…
Мы сели в машину подруги и она злобно выдохнула:
— Вот не зря я хотела ему отвёрткой оставить послание на капоте!
Я печально усмехнулась. Апатия и непонятная усталость навалились разом, ещё в переговорной. Миша был серьёзен и недоволен, поджимал губы и косился на своего адвоката. А я предстала в образе овцы ведомой на забой: трикотажное платье с глухим воротником, чёрные колготки и сапоги без каблука. Темно-русые волосы сильно поблекли и я не парилась уже, просто заплетала их в косу. С бывшим мужем мы не проронили и десятка слов, зубоскалили Олеся и тучный мужчина, Семён Викторович, специалист по бракоразводным процессам.
— Слушай, — воскликнула подруга, притормаживая на повторе, — а поехали на выходные в загородный дом к Анатолию. Он меня хочет представить своим друзьям и мне немного стремно быть одной среди акул. Да и тебе надо развеяться …
— Прости, Лесь, я буду занята, — враньё никого не красит, но лучше быть некрасивой лгуньей, чем пятым копытом у коровы. А на этой встрече уверена все будут по парам.
— Только не говори, что будешь все выходные нянчить того ханурика?
— Кого? — подавилась я.
— Ну этого, вашего, Спиридонцева…
— Спиридонова…