Ветер и мошки (СИ)
— Все хорошо?
— Да.
Камил добрался до шторки и шагнул внутрь душевой кабинки. Вода включилась сама. Из форсунок, из дырчатой панели над головой брызнули горячие, колкие струи. Они принялись буравить кожу, рисуя на ней невидимые узоры. Камил поворачивался, топчась на месте, и терпел. Кожа краснела.
Выключилась вода также внезапно, как и включилась. Камила обдуло воздухом, горячим, холодным, снова горячим. Потом створка отщелкнулась, выпуская его обратно в мир, распаренного и, кажется, совершенно сухого. Тут же, на узком раскладном стульчике, нашлись его плавки.
— Оделись? — спросила женщина из-за шторки.
Камил торопливо натянул плавки.
— Да.
— Проходите, снимем заглушку.
— Да, я помню.
Камил вернулся в бокс, сел перед женщиной с суставчатым шлангом на плече на подготовленный стул и привычно склонил голову чуть влево.
— Может немного кружить, — предупредила женщина.
За правым ухом Камила возникло покалывание, раздался жужжащий звук. Женщина вытянула и спрятала в карман комбинезона тонкий проволочный волосок золотистого цвета. Стены бокса качнулись перед Камилом, но тут же замерли. Все вокруг, словно улучшенное с помощью фильтра, сделалось четче, ярче, где-то над веками поплыли короткие строчки активирующих команд.
Новости. Личная почта. Приложения. Расширение памяти.
Жужжание прекратилось. За ухом щелкнуло. Женщина отвела шланг на штанге, и он повис у стены, похожий на частично разделанную, черную в желтых пятнах змею. Пасть у змеи была полна металлических червячков.
— Браслет.
В ладонь Камилу опустился пластиковый ремешок с сегментами-экранами. Он обернул его вокруг запястья. Заработал эмофон, побежали цифры показателей, на левый глаз передалось сообщение: «Связь активна».
— Могу идти? — поднял голову Камил.
— Да, конечно, — сказала женщина.
— Спасибо.
Камил поднялся.
— Если вам нужен стабилизатор…
— Не нужен.
В тамбуре «актива» не оказалось. Пришлось надеть форменные куртку и штаны. Шагая по коридору к лифту, Камил вызвал шефа.
— Да, — отозвался шеф.
Голограмма его повисла у Камила над головой.
— Это Гриммар.
— Я вижу. Что-то ты задержался.
— А наши все вернулись?
— Все. Ты последний.
— Надо поговорить.
— Тет-а-тет? Или со всеми?
Камил подумал.
— С вами и с доктором Штапером. Так будет лучше.
— Что-то накопал? — спросил шеф.
— Я объясню, — сказал Камил.
— Хорошо. Лови маркер.
— Спасибо.
Вызванный лифт повез его вверх. Коридор пестрел акварелями. Огоньки замков словно передавали Камила друг другу. Эмофон пульсировал.
У помеченной маркером двери Камил остановился. Это оказалось помещение, соседствующее с кабинетом, где собирали группу. Огонек замка помигивал зеленым, но Камил все равно счел нужным стукнуть костяшками пальцев в пластик.
— Входи, — раздался в голове голос шефа.
Кабинет был копией кабинета через стену. Два стола. Восемь стульев. Кресло. Только, пожалуй, геометрия была несколько подправлена в сторону большей разумности в пропорциях. Длина уменьшена, ширина увеличена. Доктор Штапер сутулился за столом. Шеф стоял в дальнем углу и впервые показался Камилу то ли потерянным, то ли виноватым.
Камил шагнул к столу.
— Мы все неправильно делаем! — сказал он.
Доктор Штапер покивал и выбил пальцами по столешнице какой — то ритмический отрывок.
— Все неправильно делаем? Все-все? — спросил шеф.
С усмешкой, задевшей лишь левую щеку, вернулся прежний, всезнающий, не имеющий сомнений руководитель.
— Наши действия, связанные с прорывом… — сказал Камил. — Наши действия на той стороне…
Ему почему-то не хватало воздуха.
— Еще один революционер, — словно бы про себя произнес доктор Штапер.
Шеф скривился.
— Коля, давай уже…
Он прошел и сел за стол напротив доктора. Камил вдруг показался себе студентом, у которого два умудренных профессора принимают экзамен.
— Мы слушаем тебя, Камил, — сказал шеф.
Камил кивнул.
— Мы должны перестать!
— Что перестать? — спросил шеф.
— Убивать! Убивать там!
Для подкрепления своих слов Камил ударил кулаком в столешницу. На шефа, впрочем, это впечатления не произвело.
— И почему? — спросил он, щурясь. — Почему мы не должны убивать тех, кто пытается убить нас? Вы как сговорились в последнее время.
— Ты на эмофон его посмотри, Марк, — сказал доктор Штапер.
Камил бросил взгляд на браслет, вспыхивающий пугающе — красным, и дернул разъемы ремешка.
— Да пошел он!
Отброшенный эмофон проехал по столешнице и остановился на краю.
— Тогда, может…
Доктор выложил шприц — инъектор, который до этого, видимо, прятал у ноги.
— В задницу, — мрачнея, сказал Камил.
— Лучше в бедро или в сгиб локтя, — сказал доктор серьезно. — Всем будет лучше. И вам, и нам.
— В задницу! — повторил Камил. — Вы меня слушать будете?
Шеф шевельнулся.
— Вот поэтому я и не ношу эмофон, — сказал он, глянув на доктора. — Камил, ты выдохни, соберись и аргументируй свою позицию. Понять тебя, пока ты бросаешься лозунгами, все-таки сложно.
— Хорошо, — кивнул Камил, упираясь в столешницу побелевшими пальцами.
— Меньше напряжения, — попросил его шеф.
— Революционер типа Липмана, — хмыкнул Штапер.
— Хорошо, — Камил перевел взгляд с шефа на Штапера. — Первое: те люди, что ходят у нас в проводниках прорывного канала, а также в его накопителях, фокусировке и бог знает кем еще, те, что как бы его составляют, не имеют к самому каналу никакого отношения.
Шеф погримасничал, словно уминая слова Камила в своей голове, потом кивнул:
— Есть такая версия. Мы обсуждали.
— Это не версия, — сказал Камил. — Я это знаю точно.
— Откуда? Сконтактировав с одной жертвой?
— Да.
— А у Волкова и Боркони, представь, в этот раз сложилось другое мнение, — сказал шеф. — Вот такая незадача.
— А Пепельников и Купнич?
— Пепельников выбыл. Купнич однозначного ответа не дал.
Камил помолчал, подвигал губами, потом тряхнул головой.
— Все равно. Я знаю, в чем дело.
— И в чем? — лениво спросил доктор Штапер, повозив шприцом по столу.
— Они находятся в такой же ситуации, что и мы, — сказал Камил. — Только у них — хуже. То, что является для нас прорывом, вбросом негативной энергии… Это у них повсюду. Они живут в этом постоянно. В какой-то мере да, они генерируют все те психозы и агрессию, которые мы тут очень дозировано, почти гомеопатически получаем. Но эта генерация, я убежден, вызвана в подавляющем большинстве случаев внешним воздействием. Понимаете? Наши прорывы локальны. Их прорыв, думаю, накрыл целый материк. Или всю планету. И он не имеет временных рамок.
Штапер присвистнул.
— Ничего себе теория.
— Я чувствовал это! — заявил Камил. — Кожей чувствовал! Внутренностями! У них там все переполнено злостью, жестокостью и болью. Они страдают ежедневно, ежечасно и куда сильнее, чем люди из тех же «Ромашек». Только многие приспособились. Многие уже привыкли это воздействие не замечать. Но оно есть, есть!
Он замолчал, глядя на шефа.
— Эмоционально, — оценил тот. — Впечатляет.
— А меня нет, — сказал Штапер.
— Ты — черствый человек, Коля, — покосился на него шеф.
— Рациональный, наверное, хотел сказать ты, — уточнил доктор.
Шеф отмахнулся.
— Ладно, Камил. Допустим. То есть, все те люди, те пять человек, которых мы каждый раз фиксируем, как образующих прорыв, на самом деле, в нем не виноваты?
— Именно!
— Это просто случайные люди?
— Нет.
Штапер подпер щеку ладонью.
— А вот это уже интересно, — сказал он. — Марк, я один вижу противоречие в ответах на два твои последних вопроса?
— Нет никакого противоречия, — заявил Камил. — Я думаю, что каждый из пятерки был помещен в такие условия, что оказался невольным генератором и резонатором негативной энергии. Возможно, эти условия возникли в узком временном отрезке. Моя Татьяна…