Бастард Ивана Грозного — 2 (СИ)

— Wir brauchen Wasser! (Нам нужна вода!) — крикнул он по-немецки.
— Also gehtan Land! Da ist ein Fluss! (Так идите на берег! Там река!) — Крикнули в ответ.
— Wir haben das Boot verloren! (Мы потеряли лодку!)
— Nur gegen Gebühr! (Только за плату!)
— Wir zahlen! (Заплатим!)
— Von was? (Чем?)
— Was ist nötig? (Что надо?)
— Мука! (Mehl!)
— Ein Fass Mehl für fünf Fässer Wasser! (Бочонок муки за пять бочек воды!)
— Taugt! Bereiten Sie die Fässer vor! (Годится! Готовьте бочки!)
Солнце уже садилось, когда баркас вернулся за бочками. Он прижался к борту ближе к корме и принял пять бочек. Видно было, что рыбаки еле держались на ногах от усталости.
— Кто у вас старший? — Спросил Санька.
— Что надо? — Хриплым голосом спросил один.
— Вы можете приплыть с водой завтра. Мы не сильно торопимся.
Рыбаки о чём-то поговорили и Александр понял, что они обсуждают доброго немца. Практически по-мокшански.
— Хорошо, — согласились рыбаки.
Санька долго не мог уснуть. Во-первых, от хлюпающих звуков за бортом, а во-вторых, от размышлений на тему похожести мордовского и финского языков. Когда-то Александр читал, что финны пришли с Алтая. Однако оттуда пришло много разных народов. Даже в Северную Америку. И где оно то сходство языков? А тут…
Бах! Бах! Бах! Захлопали выстрелы. Санька подпрыгнул на постели и ударился головой о подволок. Схватив палаш и винтарь с патронташем, он выскочил на палубу. Сразу у открытого люка он нащупал неподвижно лежащие тела его матросов. В лунном свете фигуры на палубе хорошо просматривались. Светлые, отбеленные солью, рыбацкие куртки отличались от почти чёрных кожаных курток матросов. Санька приладил винтарь на теле матроса, открыл пороховую полку, взвёл кремневый курок и тут же выстрелил в ближайшее светлое пятно.
Не отводя взгляда от боя, Санька разломил ружьё, отстегнул шомпол и «деранул» ствол, потом нащупал на перекинутом через плечо ремне бумажный патрон, вынул его и вставил в ствол. Сложить две части ружья он не успел. Что-то вспыхнуло прямо перед ним, и он провалился во мрак.
* * * 
Тело его онемело, голова раскалывалась от боли. Он пошевелился и понял, что руки и ноги у него связаны. Темнота не позволяла понять, где он находится, но качка не оставляла сомнений, что он на чьём-то судне. Не на его, Санькином, пахнувшем свежеструганным деревом корабле, а на каком-то вонючем корыте, сильно пропахшем рыбой.
Глаза не открывались, так как были чем-то плотно закрыты. И это не была повязка или мешок. 
— «Скорее всего, это засохшая кровь», — подумал Александр, вспомнив про яркую вспышку перед потерей сознания и «приложил» к этому воспоминанию раскалывающуюся от боли голову.
Размеренно скрипевшие уключины позволили предположить, что перевозят его на рыбацком баркасе. Том самом рыбацком баркасе, на который они погрузили пустые бочки, а скрепят уключинами те самые «добрые» финские рыбаки.
— Hochdrücken, ihr Müßiggänger! (Поднажмите бездельники!), — вдруг раздался чей-то грубый голос. — Wenn er stirbt, werde ich euch die Haut wegnehmen! (Если он сдохнет, я сдеру с вас шкуру!)
— «Так… Уже хорошо то, что кто-то заботится о моём здоровье», — подумал Санька.
Одновременно он отметил, что немецкая речь, прозвучавшая только что, была несколько необычной.
Рукам, прижатым спиной к рёбрам днища, было очень неудобно, и Сенька решил немного поправить положение тела. Но в его правом плече взорвалась резкая вспышка боли и Санька вскрикнул.
— О! Он пришёл в себя! Вам повезло, разбойники! — Прохрипел швед.
Санька почему-то решил для себя, что тот немецкий, который он слышит, это и есть шведский язык.
— Почему вы связали меня? — попытался сказать Санька, но только промычал.
Губы его тоже оказались слипшимися. Его лицо обдало жаром и нефтяной гарью.
— Ну и рожа! — Сказал швед. — Ты успокойся пока, мил человек. Лекарь посмотрит, потом поговорим.
Пленник заворочался уже более активно, пытаясь перевернуться на бок, и «швед», поняв его по-своему, пнул Саньку в ягодицу. Как не странно, толчок способствовал перевороту на левый бок, но голова стукнулась левым виском в выступ шпангоута и Александр снова провалился в тёмную бездну.
 
* * *
— Ты кого приволок, Нильс?
— Это единственный русский, которого удалось взять живым. Они дрались, как сумасшедшие.
— Какие русские? Ты спятил? Финны сказали, что на том смешном корабле приплыли германцы.
— Они ругались по-русски, магистр. А у этого я нашёл пергамент на право торговых и посольских сношений с печатью московского царя.
Нильс достал из-за пазухи узкую кожаную сумку, а из неё сложенный во много раз пергамент с восковой печатью, блеснувшей в свете свечей золотом.
Ганс Ольденбург развернул пергамент и поднёс его к огню камина.
— Хм… И вправду написано по-русски. Ракшай… Что-то знакомое… Александр Ракшай… Чёрт побери! Ты знаешь, кого ты приволок, Нильс? — Спросил магистр Ордена Серафимов. 
— Кого? — Испугался рыцарь.
— Ты сам не знаешь, кого ты притащил, — крикнул Ганс Ольденбург так громко, что пламя свечей затрепетало, как крылья огненной птицы. — Да тебе и не положено знать.
Только вчера курьерская почта привезла в замок Оскар сообщение о том, что в Московии погибли одновременно Царь Иван и его сын Дмитрий. При переезде через какую-то русскую реку по мосту, конь, на котором ехал царь с царевичем на руках, оступился и упал в воду. В сообщении говорилось, что наследником Российского престола по завещанию стал Александр, незаконнорожденный сын предыдущего царя Василия по прозвищу Ракшай.
[1] Как спалось?
[2] Первая мачта.
[3]Детали крепления добавочных мачт к основным.
[4] Бак — носовая часть корабля.
  
Глава 12
 
Александр очнулся и понял, что находится уже не в баркасе. Рыбой не воняло, пол под ним не колыхался и лежал он на чем-то, относительно мягком и ровном. Но пахло всё равно мерзко. Лёжа с закрытыми глазами, Александр прислушался, но ничего не расслышал, ни чьего-то дыхания, ни шевеления. Руки свободно лежали вдоль тела, — уже хорошо. Ракшай напряг обоняние, но кроме еле заметного запаха мочевины, ничего не почувствовал.
Сквозь веки свет не поступал. Значит, одно из двух, либо ночь, либо темница.
— «В любом случае, если открыть глаза, никто этого не заметит», — подумал Санька, открыл глаза и ничего, кроме абсолютного мрака, не увидел.
Это его смутило и расстроило. Он не хотел очутиться в темнице. Санька ощупал лежанку, покрытую холстом, и его правая рука спустилась до относительно чистого на ощупь пола. Он сел и зашарил перед собой руками. Ничего не найдя, Санька опустился на колени и, ощупывая пол руками, пополз вдоль лежанки налево.
— Правило «буравчика», млять, — сказал он.
Вскоре он уже полз вдоль каменной стены, исследуя помещение по часовой стрелке. Через пять шагов от лежанки в стене была дверь. Александр встал и, ощупав её, понял, что она большая и деревянная с врезным замком. Далее стояли стол и табурет, а за поворотом он почувствовал тепло и нащупал камин. Из камина жарило немилосердно.
— Стоп! — сказал сам себе Александр. — Что с моими глазами? Если жар, значит — огонь! А может это не камин, а колонка, а печь внизу? Как у меня во дворце?
Александр лапнул рукой чуть дальше и взревел от боли, провалившись в жерло топки.
— Бля-я-я! — Заблеял он, мотая обожжённой рукой.
Левой рукой он потрогал глаза и понял, что ослеп. Заодно он понял, что его голова забинтована и слева в районе виска тряпка засохла от крови.
— Вот и приплыли… Здравствуйте, девушки! — сказал он, вспомнив старый анекдот.
В расстроенных чувствах он вернулся к лежанке и снова лёг на неё, уткнувшись лицом.
— «Хреново!», — подумал он. — «Видно здорово меня по башке шарахнуло!».
Скорее всего он уснул, потому, что проснулся уже тогда, когда его тронули за плечо.