Повесть об Остролистном холме

— Очень может быть, — заметила Беатрикс. — Меня всегда это поражало: животные будто знают что-то и хотят нам сказать. Такая жалость, что мы их не понимаем. — Она помолчала, внимательно разглядывая щипцы. — Не исключено, что они принадлежали Бену Хорнби, но…
— Нет, нет, да нет же! — закричал Плут, подпрыгивая на месте. — Бен терпеть не мог охотников на барсуков. Старый лорд Лонгфорд запрещал трогать норы, и Бен не любил, когда по земле, которую он арендует, ходят люди и пугают животных.
— …но, возможно, это и не так, — продолжала Беатрикс, повышая голос, чтобы перекрыть лай возбужденного пса. — В любом случае констебль и капитан Вудкок этих щипцов не заметили. Хотя, надо признаться, особых причин обыскивать заросли ежевики у них не было.
Послышался раскат грома — гроза приближалась. Беатрикс подняла глаза и убедилась, что тучи сгустились еще больше, а на востоке небо над холмами перечеркнула молния.
— Нам лучше вернуться, — сказала она. — В повозке у меня остался зонт.
— Но мы же собирались подняться на вершину, — запротестовала Сара. — Посмотреть овец.
— Овцы ждали нас уже довольно долго, подождут еще немного, — рассудила Беатрикс и показала на запад, где небо стремительно темнело. — Если промедлим, вымокнем до нитки.
— Вымокнем и если поторопимся, — заметил Плут, ловя носом ветер. — Льет уже в миле отсюда.
Предсказание Плута сбылось, при этом возникли и дополнительные осложнения. Когда все трое подошли к ферме на Остролистном холме, Уинстона и повозки на месте не оказалось.
— Дьявол! — вскричала Сара. — Пони удрал домой без нас.
— Но я привязала его очень хорошо, — возразила Беатрикс. Ее глаза гневно сузились. — Уж не отвязал ли его Айзек Чанс?
— Ну это ему даром не пройдет, — зарычал Плут. — Можете мне поверить!
— Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем, — сказала Сара, тяжело вздохнув. Упали первые капли дождя. — Как вы думаете, сколько тут до деревни?
— Всего-навсего три мили, — сказала Беатрикс. — Пошли.
— Всего-навсего? — Сара рассмеялась. — Жаль, что Уинстон не догадался оставить нам зонт.
Впрочем, как выяснилось, Уинстон ушел не так уж далеко. Свернув на Каменку, они увидели, что пони ждет их под развесистым буком, и бросились к нему с радостными восклицаниями. Не успели Беатрикс и Сара забраться в повозку и раскрыть зонт, оказавшийся достаточно большим, чтобы закрыть обеих, как дождь припустил сильнее.
— Я бы много отдала, чтобы узнать, отвязал ли этот малоприятный господин нашего пони, — заметила Сара.
— Жаль, что Уинстон не может нам все рассказать, — ответила Беатрикс, беря в руки вожжи и трогая повозку.
— Зато он может рассказать мне, — тявкнул Плут. Он бежал рядом с пони, который резво рысил вниз по холму, стараясь, как и седоки, попасть домой, пока не разразился ливень. — Что произошло, Уинстон? Тебя отвязал Айзек Чанс?
Уинстон вскинул голову.
— Не думаешь же ты в самом деле, что я сам себя отвязал? — спросил он с обидой. — Я благовоспитанный и трудолюбивый пони и свою работу знаю. Когда мне говорят «но-о-о», я бегу. Когда мне говорят «тпру», я останавливаюсь. И это при любой погоде — светит ли солнце, падает ли снег, гремит ли гром. Но когда меня бьют кнутом…
— Так это Чанс? Он тебя отвязал и хлестал кнутом, пока ты не убежал?
— Именно Чанс, — процедил Уинстон сквозь зубы. — Отвратительный тип. А теперь, если ты не возражаешь, я занят делом.
И, сказав это, Уинстон принялся переступать копытами с еще большим тщанием, чем прежде.
 20 
 Кэролайн подслушивает разговор 
 
Кэролайн была представлена доктору Гейнуэллу за обедом. Когда мисс Мартин сообщила ей, что этот господин, прежде чем приехать в Сорей, дабы возглавить здешнюю школу, был миссионером на южных островах Тихого океана, девочка подумала, до чего интересно будет встретиться с таким человеком. Ее родители водили дружбу с миссионерами, некоторые из них приезжали к ним на ферму. Это были мужчины и женщины с загорелыми лицами, мозолистыми руками и с глазами, в которых отражалось, как много повидали эти люди в дальних и полных опасностей странствиях. Они рассказывали увлекательные истории о тех местах, где побывали, и живущих там людях, самых разных — нехристианских язычниках и языческих христианах.
 
Однако доктор Гейнуэлл оказался не похожим ни на одного из этих миссионеров. Это был красивый мужчина с длинными рыжеватыми волосами, которые постоянно падали ему на глаза, вынуждая отбрасывать их движением головы, а мягкость его рук позволяла предположить, что доктору никогда не приходилось ими работать. Если у него и были в запасе какие-нибудь захватывающие сюжеты о чудесном спасении из рук свирепых охотников за головами или о миссионерах, сваренных и съеденных каннибалами, то за обедом он не спешил поделиться ими с присутствующими — впрочем, возможно, потому лишь, что в Англии столь ужасные истории не принято рассказывать за столом.
Доктор Гейнуэлл вообще очень мало рассказывал о себе — к удивлению Кэролайн, которая привыкла к тому, что путешественники по диковинным странам обычно мелют языком не переставая, пока слушателям это не надоест до чертиков. И хотя под взглядом бабушки этот господин не уставал улыбаться и мило шутить, он совершенно менялся, становясь настороженным и собранным, когда леди Лонгфорд отворачивалась. Пару раз он заговаривал с Кэролайн, и его мелодичный вкрадчивый голос смущал девочку, вызывал у нее чувство неловкости; вместо того чтобы отвечать на вопросы доктора Гейнуэлла, она сжимала губы и молчала.
Мисс Мартин наклонилась вперед и холодно произнесла:
— Боюсь, доктор Гейнуэлл, что вам не стоит тратить усилия на попытки поговорить с этим ребенком. С момента прибытия в Тидмарш-Мэнор девочка не меняется — все так же замкнута и своенравна. Она совершенно неисправима.
Доктор Гейнуэлл окинул взглядом Кэролайн, вновь посмотрел на мисс Мартин, а затем повернулся к леди Лонгфорд.
— О нет, нет, мисс Мартин, — возразил он, слегка покачав головой. Волосы упали ему на глаза, и доктор отвел их рукой. — Неисправимых детей не бывает. Твердость воспитателя, обеспечение неукоснительного соблюдения правил непременно дадут благоприятный результат и изменят поведение ребенка в желаемом направлении. — Уголки его рта поползли вверх, он протянул ладонь и ободряюще похлопал по руке Кэролайн. — Могу без преувеличения сказать, что при работе с детьми, даже самыми непокорными, я неизменно добивался идеального послушания.
Кэролайн осторожно убрала руку. Слова «неукоснительное соблюдение правил» звучали угрожающе, и она задумалась о том, каким же способом это соблюдение обеспечивается. Может быть, ударами линейки по пальцам, как это делала мисс Мартин?
Леди Лонгфорд положила вилку.
— Вот слова истинного учителя, — сказала она. — Полагаю, вы захотите обсудить свои воспитательные методы с членами попечительского совета, им это будет весьма интересно. — Она промокнула бледные губы салфеткой и отодвинула тарелку. — Увы, я сегодня не вполне хорошо себя чувствую. Прошу меня извинить.
— Ах, Боже мой, — тут же всполошилась мисс Мартин. Она покинула свое место и обошла стол. — Позвольте проводить вас в вашу комнату, — сказала она голосом, исполненным сочувствия. — Не послать ли за доктором Баттерсом?
 
— В этом нет необходимости, — сухо сказала леди Лонгфорд. Она взяла свою трость с резной рукоятью и с видимым усилием поднялась со стула. — Вам надлежит остаться с нашим гостем, мисс Мартин. И проследите, чтобы он смог вовремя успеть на встречу с попечительским советом. Я вздремну, и, надеюсь, мне станет лучше.
Когда хозяйка дома ушла, мисс Мартин повернулась к Кэролайн.
— А вы, барышня, можете отправляться к себе, как только закончите есть, — сказала она строго. — И чтобы я вас до чая не видела!