И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)
- Знаешь, я когда-то читал про мужика, у которого были постоянные мигрени. В конце концов он так заебался, что просверлил себе череп дрелью.
- Ты это к чему? – Делла потянула его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и тревожно посмотрела в лицо.
- К тому, что альтернативные варианты все-таки существуют. И я очень этому рад.
Посторгазменной эйфории хватило на пару часов, а потом мир начал выцветать, как старая полароидная фотография. Привычная раздраженная усталость навалилась на плечи, пригибая к земле. Силы кончились, все и сразу, а вместе с ними и желания – чем-то заниматься, разговаривать, думать. Но рядом была Делла, и Льюис держался. Задавал какие-то вопросы, поддерживал беседу, шутил. Пытался быть нормальным.
Силы закончились на пороге больницы. Второй раз тащиться туда вместе с Деллой было нелепо и стыдно. Льюис понимал, что выглядит как пятилетний ребенок, которого мама за ручку к стоматологу ведет. И он хотел, действительно хотел взять себя в руки. Но не мог. От мысли о том, что самодовольная посторонняя тетка будет копаться в голове у Льюиса, как в ящике с нижнем бельем, накатывала тошнота.
Льюис просто не мог. И он забил хер. С Деллой – значит с Деллой. Насрать.
Коротко постучав, он толкнул украшенную ажурной табличкой дверь.
- Добрый день, целитель Бабингтон.
Психомаг величественно кивнула – как будто сфинкс у пирамиды Хеопса удостоил Льюиса своим мимолетным вниманием.
- Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете? По шкале от нуля до десяти?
- Минус один, - буркнул Льюис, но тут же исправился. - Ну, так. На четверочку, наверное.
Психомаг сделала пометку в блокноте – и Льюис сомневался, что она записала именно четверку.
- Вчера мы познакомились и немного узнали друг друга. Сегодня, пожалуй, перейдем к делу. Вы готовы, Льюис?
- Да.
Осознав, что он сидит на самом краешке дивана, Льюис заставил себя отодвинуться к спинке и даже откинулся на нее, выиграв сражение с напряженными мышцами спины.
- Чего вы ждете от визитов к целителю, Льюис? Каковы ваши цели?
- Стать нормальным! – не думая, брякнул Льюис.
- А вы считаете себя ненормальным? – округлила глаза невозмутимая Бабингтон. – Это ваше собственное убеждение или чье-то еще?
На секунду она покосилась на Деллу. Мысль ее была совершенно очевидна и так же совершенно, возмутительно неправильна.
- Нет. Мисс Ругер тут потому, что я так хочу. И я действительно так думаю.
- Очень самокритично, - Бабингтон сложила пухлые ладони домиком. Ярко-красные ногти образовали глянцевую черепичную крышу. – Но видите, ли Льюис… Нормальность – это условное понятие. И крайне растяжимое.
- Из области статистики. Я в курсе. Ну так я и хочу присоединиться к статистическому большинству. Быть психом – это довольно некомфортно.
- А вы думаете, что вы псих?
- Я это знаю.
Домик из ладоней пришел в движение, сложился, и пальцы переплелись – теперь это была круглая туземная хижина или что-то вроде того.
- Не хотелось бы показаться занудой, но видите ли в чем проблема, Льюис… Нормальность – это, как вы совершенно верно заметили, понятие статистическое. А термина «псих» не существует в принципе. Есть люди с психическими заболеваниями. Знаете, чем они отличаются от здоровых людей?
«Тем, что они психи», - хотел ответить Льюис, которого изрядно бесило это словоблудие. Но сдержался и вежливо покачал головой.
- И чем же, целитель?
- Они не могут приспособиться к обычной жизни. Больные люди не способны существовать в обществе: они не в состоянии заботиться о себе, не осознают механизмы, управляющие социальными взаимоотношениями и регулирующие быт. Психическое заболевание делает человека опасным либо для себя, либо для других. Вы можете сказать то же самое о себе?
- Могу, - с плохо скрываемым злорадством отрезал Льюис. Он в жизни бы не подумал, что может испытывать такие эмоции и по такому поводу – но вот это вот снисходительное поглаживание от Бабингтон уже достало. Как будто собаку за ухом чешет!
Физиономия у психомага вытянулась.
- Вы можете рассказать, почему так думаете?
- Я не думаю, я знаю. Я… - Льюис сжал челюсти, чтобы не вывалить то, что не нужно вываливать. – Я стрелял в отца.
- Как это случилось?
- Мне снился кошмар. Отец вошел в комнату и разбудил меня. А я всегда кладу пистолет под подушку. То есть, раньше клал. В общем, он меня разбудил, а я спросонья выстрелил. Целился по звуку, совсем немного промазал.
Льюис заметил, что сжал кулаки, и заставил себя расслабить ладони.
Эпизод с отцом наверняка был важным. Не настолько, насколько эпизод с О’Коннором, но очень близко.
- Вы считаете, что это может повториться?
- Ну конечно, может! Пока я пил бальзам, все было отлично, а сейчас – запросто.
Назначь мне какую-нибудь успокоительную хрень. Просто, блядь, назначь.
- То есть, вы думаете, что ваша ключевая проблема – это кошмары? – Бабингтон уперлась в ладони круглым подбородком.
- Нет, конечно. Проблема в том, что я иногда злюсь. Сильно. Просто накрывает – и все, унесло.
Вот как с О’Коннором. Этот мудак сунулся с ножом, и Льюиса переклинило. Наглухо. Осталась только слепая багровая темнота и одно-единственное желание: убить врага. Уничтожить. Навсегда.
- И когда вас накрывает? Можете выделить типичные ситуации?
Льюис задумался.
- Реакция на агрессию. Или когда цепляются, давят. Ну… принуждение. Вы понимаете?
- Да, конечно. Что-нибудь еще?
Быстренько перетасовав все вспышки ярости, которые смог припомнить, Льюис покачал головой.
- Нет, вроде все.
- А что насчет страха? Как вы реагируете на испуг?
Тяжелая, плотная волна гнева толкнула Льюиса в грудь. Да что эта магическая пизда себе позволяет?!
- Я. Не. Трус, - очень, очень спокойно ответил он. – Я солдат. И могу постоять за себя.
- Ну естественно, Льюис, я это понимаю. Но вы же работаете в Департаменте защиты магического правопорядка. Попадаете в опасные ситуации. Я читала в газете о том случае с мантикорой – по-моему, это было ужасно. Разве в такие моменты вы совершенно не чувствуете страха?
Там, в дурацкой пряничной башне, глядя в прицел на залитые кровью клумбы, Льюис… Льюис работал. Делал то, что должен.
- Я умею контролировать эмоции. Это первое, чему учат новобранца. Преодолевать страх и делать свое дело.
Не равняйся по трусам, попав под обстрел,
Даже бровью не выдай, что ты оробел.
Будь верен удаче и счастлив, что цел,
И вперед! - как велит тебе служба.
- То есть, вы чувствуете страх, но не позволяете ему влиять на ваши поступки?
- Да. Точно. Именно так.
- Как вы думаете, можно сказать, что в случае опасности вы чувствуете страх – просто как первоначальную инстинктивную реакцию – а потом его сменяет гнев?
- Ну да, наверное, можно, - неуверенно двинул плечом Льюис.
- А в ситуациях с давлением? Что именно вас злит? Попробуйте сформулировать.
Льюис погрузился в самоанализ. Ну вот если в целом по ситуации: в чем проблема? Раньше, в школе, да и потом, когда в автомастерской подрабатывал – ему ведь тоже постоянно рассказывали, что нужно делать и как. Но желания взять что-нибудь тяжелое и уебать оппонента по голове не возникало. Так в чем же разница? Льюис медленно, аккуратно тянул за нить, разматывая клубок. Вот он разговаривает с отцом. Вот отец требует, чтобы Льюис зарыл окоп. Вот он разговаривает с Кертисом. Вот Кертис заявляет, что на службу Льюису нельзя. Вот он говорит с Манкелем…
Оппа!
Льюис открыл рот, чтобы озвучить догадку. И не смог ничего сказать. Вот этой посторонней женщине, которая видит его второй раз в жизни, для которой он, Льюис, просто рабочий материал, как автомобиль для механика, – не смог.
Сдвинувшись, Льюис пересел в угол дивана так, чтобы видеть и Бабингтон, и Деллу. Наверное, с точки зрения клинической психотерапии это что-нибудь да означало: дистанцирование, закрытость или хуй знает что. Льюису было насрать. Он работал на результат.