И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)
Глава 23
На балконе телефон не работал. В коридоре тоже не работал. И на лестничной площадке не работал.
Обреченно выругавшись, Делла набросила куртку и спустилась на улицу. Закатное солнце зависло над крышами домов, окрашивая облака во все оттенки золотого и красного. В воздухе пахло водой, снегом и горьким сосновым дымом – какой-то оригинал додумался растопить камин настоящими дровами.
Зевнув, Делла уселась на ближайшую лавочку и снова проверила телефон. Теперь на зеленоватом экране появилась картинка: составленная из крохотных черных квадратиков бабочка.
- Ну наконец-то! – Делла тыкнула в кнопку вызова и поднесла кнопку к уху. Зазвучали длинные пронзительные гудки.
Несколько секунд ничего не происходило, потом мерзкое вяканье оборвалось.
- Да? Что случилось? – спросил странно-незнакомый голос Льюиса. На заднем фоне что-то жизнерадостно бубнило, звучала приглушенная музыка, и громкий мужской голос спросил: «У тебя проблемы, сынок?». – Все хорошо, пап, это с работы, - досадливо огрызнулся Льюис. Делла услышала какую-то возню, потом фоновые звуки затихли.
- Вот, теперь нормально, я на задний двор вышел. Говори, - голос Льюиса, искаженный мембраной телефона, звучал так близко, словно он стоял за спиной. Делла откинулась на спинку скамейки, посмотрела в пламенеющее небо и улыбнулась.
- Ты телевизор смотрел?
- Да. Хоккейный матч. Пиво, пицца, все дела.
По короткому хмыканью Делла догадалась, что Льюис тоже улыбается.
- Это хорошо. Я боялась, что разбужу тебя.
- Нет, я давно проснулся. Ты откуда звонишь? Неужели из дома берет? – сопоставил наконец-то два и два Льюис.
- Если бы. Пришлось на улицу выйти. Сижу на лавочке под платаном.
- Ого. А я-то думал, что телефон упрощает жизнь.
Прозвучали гулкие шаги, потом раздался приглушенный звук падения чего-то тяжелого.
- Что ты делаешь? – не поняла Делла.
- В окоп спрыгнул, тут тепло. Я раздетый на улицу выперся.
В телефоне снова зашуршало, и Делла представила, как Льюис укладывается на спальном мешке, закинув одну руку за голову. Сухие мышцы расслаблены, футболка задралась, обнажая поджарый живот…
- Ты просто так звонишь, поболтать, или мне на работу собираться? – прервал затянувшуюся паузу Льюис.
- Да. То есть нет, - спохватилась Делла, выныривая из фантазий. – Я только что с Петером поговорила. Хочешь прикол?
- Хочу.
- Петер декодировал фрейм заклинаний на собачке. Если ты стоишь – сядь. Если сидишь – ляг. Ни. Одного. Проклятия!
- Что, блядь?! – рявкнул в трубку Льюис. – Как? Почему? Мы что, не то взяли?! Пиздеееец…
- Спокойно. Не ори. Мы взяли то, что надо. Просто немножко ошиблись в классификации. Мы же думали, что собачка – это агрессивный танатический артефакт с выраженным деструдо. А на самом деле это знаешь что?
- Ну? Говори ты уже, не тяни паузу!
- Это психологический консультант. Борется с депрессией, поддерживает, подсказывает выход из сложной ситуации. Ты уже сообразил, что к чему?
Льюис затих. Мысленным взором Делла видела, как вращаются, перещелкиваясь, шестеренки у него в голове. А потом Льюис допер.
- Охуеть!
- Ну да! Тот дебил, который собирал фрейм, взял за основу самообучающееся заклинание с программой совершенствования стратегии. А вот ограничения он не указал. Собачка поначалу действительно предлагала какую-то херню типа «настройся на позитив» и «поверь в себя». А потом собрала базу реакций, обозначила тактику утешения как неэффективную и начала искать альтернативы. Самым результативным способом прекращения страданий оказался суицид. Стопроцентное излечение от депрессии – ни один клиент не пожаловался!
Льюис заржал. Он хрюкал, икал и, кажется, тихонько подвывал от смеха.
- Суууукааа! Гениальная же стратегия! Плохое настроение? Нахамил начальник? Подгорела яичница? Сдохни – и никаких проблем! Твою маааать!
С трудом разбирая прерывающийся неконтролируемым хохотом монолог, Делла пыталась вообразить, что сейчас происходит за восемьдесят миль от Самайн-роуд, на заднем дворе аккуратного дома. Пыталась – и не могла. Мозг выдавал черный экран с неоновой надписью «Недостаточно информации». За все те дни, что они вместе таскались по городу, Делла видела разозленного Льюиса, удивленного, веселого, радостного, испуганного, растерянного… Да много какого. А вот хохочущего – ни разу.
На секунду Делла ощутила неодолимое желание аппарировать, чтобы полюбоваться на уникальное природное явление, но здравый смысл победил. Она осталась сидеть на лавочке, медленно погружаясь в лиловую темноту вечера.
Хохот в трубке постепенно стихал. Льюис еще всхлипывал и шмыгал носом, но голос выровнялся и не прыгал, как мячик по ступеням.
- Извини. Что-то на меня накатило. Это не повод для шуток, я понимаю. Просто… - Льюис сдавленно хрюкнул, подавляя новую волну смеха. – Просто…
- Просто это охуительно смешно! Да я сама минут десять ржала, когда Петер мне схему объяснил, - ухмыльнулась воспоминаниям Делла. – Я поэтому и звоню. Хотела тебе настроение поднять.
- Ну да, действительно. Что может быть веселее, чем подстрекающая к суициду фарфоровая собачка.
- Но ведь сработало же!
- Сработало. И это меня до чертиков пугает, - проникновенно сообщил Льюис. – Кажется, я становлюсь аморальным мудаком. Я угоняю машины, взламываю дома, тырю фарфоровые статуэтки и смеюсь над ужасными вещами.
- Так заебись же! – обрадовалась Делла. – Добро пожаловать в клуб!
Глава 24
В доме О’Коннора пахло пылью, хлоркой и прогорклым кукурузным маслом. Странный, совершенно не домашний запах, наполняющий душу непокоем. Иногда Льюис думал, что в этом и вся проблема О’Коннора. Он живет в доме, пропахшем ароматом бомжацкой столовки, скрывается между стопами пыльных газет, как старый, больной, отчаявшийся зверь. Очень одинокий зверь. Если бы у О’Коннора был человек, который протянул ему руку – не сейчас, а тогда, в шестидесятых, когда О’Коннор вернулся с войны – двадцатилетний, но искалеченный и немощный, как старик. Он ожидал уважения, помощи и поддержки. И получил от родины пинок по яйцам.
Здесь, в Америке, О’Коннор не был героем. Нет. Он был всего лишь идиотом с винтовкой, который проебал несколько лет своей жизни, здоровье и будущее. Хиппи презирали его, студенты ненавидели, а чиновники – просто не замечали. О’Коннор не смог это принять. Многие ветераны могут или хотя бы пытаются. Те ребята, которые собираются у Кертиса Хойла, готовы отказаться от своего прошлого, от своих идеалов. Ветераны, отдавшие родине несколько лет жизни, мечтают забыть эти дни, вычеркивают их из памяти, как самую ужасную ошибку.
Вот только это не ошибка. Это выбор. Правильный выбор. Есть люди, который выходят вперед, чтобы встретить врага и принять удар на себя. Если это не повод для гордости, то что тогда?
Вернувшийся из кухни О’Коннор выдернул Льюиса из размышлений, поставив перед ним запотевшую бутылку.
- Что-то ты редко теперь заходишь.
- Работы много, не успеваю, - Льюис скрутил пробку и отхлебнул пиво – дешевое, водянистое и горькое. – Что нового?
- У меня? – хохотнул О’Коннор. – У меня нового не бывает. Зима, сыро, шрамы болят – так это не новость, это я привык.
- Хреново. Сходи к врачу, - посочувствовал Льюис
- Ты думаешь, что от врачей есть хоть какой-нибудь толк? Чтобы нормальную медицинскую помощь в этой стране получать, нужно быть не солдатом, а поп-звездой, и жопой крутить на сцене. Когда я в прошлый раз у доктора был, мне таблетки выписали обезболивающие – так нихрена же они не обезболивают. А стоят, как ебаная фуагра в пятизвездочном ресторане, - раздраженно скривился О’Коннор. – Тебе повезло, ты целый вернулся. Цени свое счастье, пацан, - он шутливо толкнул Льюиса в бок и сделал большой глоток. Желтоватая струйка потекла по неровно выбритому подбородку. О’Коннор смахнул пиво рукой и тихо выругался.