Мефистон. Поход к Неумершим (СИ)

Мефистон поддался жажде крови, позволяя раскаленному гневу обуять его; он ничем не рисковал, ведь Изъян больше не имел над ним власти, и Кровавый Ангел мог использовать его без опасений. Пламенная ярость разлилась по его мышцам, наполняя головокружительной силой, и после долгого молчания он наконец закричал. Мефистон издал такой оглушительный вой, что его душа наполнилась гневной песней. Алый свет пробежал по паутине, которую он сотворил из собственной кожи.
Раздался очередной рев, и сотни теней бросились вперед, роясь у помоста и надвигаясь на Мефистона вихрем конечностей. Когда духи пересекли помост, старший библиарий встал, чтобы встретить их. Он был пригвожден к медному стулу длинными декоративными ножами, и, когда поднялся, несколько оставшихся лоскутов его кожи оторвались.
Он потянулся к иллюзорной буре, все еще истошно завывающей, и схватил первую попавшуюся тень за горло. Та обрела плоть, и эфемерная тьма рассеялась, явив окровавленного и искалеченного гвардейца. Мстительный выкрик мужчины затих, и его гнев сменился шоком. Он посмотрел на свое материализовавшееся тело, болтающееся в руках Властелина Смерти, и застонал от ужаса. Его грудь была разорвана шрапнелью, а левая сторона туловища отсутствовала. Он не мог быть живым и знал это, но все равно боролся, булькая и задыхаясь.
— Господин! — воскликнул Рацел, но Мефистон не сводил глаз с солдата.
Хор завываний стих, и тени отступили.
— Мне не в чем покаяться, — злобно прошипел Мефистон, глядя трупу в глаза.
Он поднял неупокоенного гвардейца выше и подбросил в воздух. Как только старший библиарий отпустил его, воин вернулся в тень, унесенный другими привидениями. Мефистон смотрел, как он падает, сотрясаясь от жажды крови.
Затем Кровавый Ангел сел в кресло и посмотрел на медный поднос, который держал перед ним сервитор. Изможденное получеловеческое существо порхало на механических крыльях — грубых металлических подобиях могучих кровавых крыльев, которые поднимались за спиной Мефистона. Фарфорово-белая маска прислужника повторяла острые, ястребиные черты Мефистона.
Сервитор подлетел ближе, не выпуская металлическую пластину, и Мефистон вспомнил его имя — Видиенс, оракулист. Сервитор слегка сдвигал пластину, и Кровавый Ангел изучал то, что выгравировал на полированном металле, — невероятно сложную астрономическую карту. Пока его сознание витало в Эмпиреях, не ведая о собственной природе, пальцы сами продолжали эту важную работу — вносили последние штрихи в его шедевр. Он водил по металлу стилусом, создавая тот самый рисунок, который отображала кровавая паутина. Мефистон разглядывал детали, пораженный изяществом своего творения. Замысловатый узор смутил бы даже величайшего адепта Механикус, но старший библиарий мог различить каждую элегантную тонкость. Это была карта времени и душ, чертеж еще не сформированных идей. Мефистон проиллюстрировал галактику, сокрытую от всех, кроме него, — галактику будущего, полнящуюся жизненной силы. Снова погрузившись в работу, он даже забыл о жажде крови.
Перед ним промелькнули десятилетия, которые он провел, прокладывая путь через звезды, записывая любые сведения, не сдаваясь, не останавливаясь ни перед чем и постепенно приближаясь к своей сверкающей награде, выгравированной на меди. Библиарий изумленно уставился на нее. Мефистон не оставил в себе ничего, кроме надежды, и завоевал славу ордена, уверенный в победе, которая была почти в его руках.
В центре изображения находился стилизованный крылатый ангел: он обезглавливал мечом извивающуюся змею, в то время как множество других ангелов поднимали оружие в знак подношения, омытые сиянием властного и благодетельного Сангвиния. Змей пересекал всю карту, разделяя ее надвое и порождая еще сотни змей из своего чрева.
Воющие духи, преследующие Мефистона, собрались за его плечами, глядя на фигуры, которые даже не надеялись понять. Конечно, Кровавый Ангел жалел их, но смерть этих воинов была не трагедией, а статистикой. Империум был слишком близок к поражению, и человечество балансировало на грани вымирания в разорванной напополам Галактике. Вот-вот должен был прогреметь последний звон. Но Мефистон нашел ответ. И теперь он успеет разгадать свое видение, пока на медной карте не остались одни змеи.
 
— Подожди! Видиенс, что ты наделал? — воскликнул Кровавый Ангел, заметив нечто ужасное.
Он посмотрел на оракулиста потемневшими глазами и коснулся центра диаграммы — резко выделяющегося и некрасивого нагромождения линий, которые портили весь замысел. Хотя маска сервитора по-прежнему ничего не выражала, Мефистон заметил панику в его глазах и понял, что вина лежит не на Видиенсе. Последняя часть головоломки встала на место. Испорченный рисунок был результатом ужасной слепоты, одолевшей его. Нацарапанные линии свидетельствовали о потере им колдовского зрения, которая завела его еще дальше в бездну.
Мефистон посмотрел на свои влажные, бескожие руки и понял, как близок был к тому, чтобы потерять себя. Но что привело его обратно? Рацел. Конечно. Он вспомнил кровь, которую видел на руках собрата. Мефистона вызволил тот же самый друг и соратник, уже спасавший его много раз прежде.
При мысли об этом старом благородном воине он поднял взгляд от подноса.
Рацел все еще пытался пробиться сквозь суматоху, но призраки образовали непреодолимый барьер, рубя и колотя его, выкрикивая обвинения и оттесняя назад.
Мефистон поднял палец, и привидения рассеялись, открыв Рацелу путь. Помощник взбежал на помост и схватил друга за руку, пальцы его перчатки погрузились в обнаженные мышцы.
— Господин! — воскликнул Рацел. — Вы должны прекратить это… — Он посмотрел на воющие лица. — Вы разрываете корабль на части.
Мефистон все еще был одурманен варпом. Образы неизведанных мест проплывали перед его мысленным взором, а потому он не знал, что ответить на такое абсурдное требование. Прекратить? Прекратить искать ответ, к которому он стремился десятилетиями, ради которого отдал все? Он повернулся к оракулисту, как будто подталкивая Видиенса ответить на безумные выпады Рацела. Бледные человеческие глаза сервитора едва виднелись сквозь прорези маски.
— Лорд Рацел, — заговорил Видиенс пронзительно и отрывисто. — Старший библиарий, да благословит его Император, близок к успеху. Мы достигли Великого Разлома на двенадцатый рассвет. О сангвиническом сыне Ангел Ваала говорил трижды. И трижды молчал. Ангел говорил с нами. Сейчас не время терять веру. Да восславится Император во веки веков. Это время для молитвы. Молитесь, и просветление настанет. Путь к кровавому искуплению открыт. Но это не всегда…
— Лорд Мефистон! — прорычал Рацел, даже не взглянув на лепечущего сервитора. Он так крепко сжал лишенную кожи руку Мефистона, что кровь потекла меж его пальцев. — Вы меня слышите?
Гнев разлился в груди Мефистона и вытек в реальность; варп всегда стремящийся вырваться из него наружу, разрезал сухожилия и связки. Ярость Кровавого Ангела сотрясла весь корабль, и низкий скрежещущий скрип эхом разнесся через переборки.
Рацел отдернул руку и растерянно огляделся.
— Мой господин… — прошептал он, но, казалось, не знал, как продолжить.
— Путь к кровавому искуплению открыт, — простонал сервитор. — Молитесь, и просветление настанет.
Резкий тон сервитора заставил Рацела сосредоточиться. Выражение его лица сменилось раздраженной гримасой, и, двигаясь с нечеловеческой скоростью, он обошел оракулиста и кое-что написал на подносе, прежде чем сервитор смог бы остановить его. Кровью, которая все еще текла с его руки, он вывел единственное слово. Имя. Взбешенный Мефистон готов был прибегнуть к насилию, пока не увидел, что написал Рацел. «Калистарий».
Огонь в его душе потух. Мефистон откинулся назад, глядя на эпистолярия.
— Калистарий, — произнес Рацел, обращаясь к силе прежнего имени старшего библиария. — Ты уничтожаешь этот корабль. — Он посмотрел на огромные крылья, которые Мефистон оторвал от своей спины, и агонизирующие тени, корчащиеся рядом. — И уничтожаешь себя. Чем бы ты ни занимался, ты должен прекратить это немедленно.