Раздражённые (ЛП)

— На кухне должен быть приготовлен завтрак, Пирожочек, — говорит Ромео, нежно сталкивая меня со своих колен.
— Ты что-нибудь хочешь?
Та сексуальная улыбка, что заставляет меня хотеть сорвать с себя одежду и затянуть его в ближайшую приватную комнату, искажает его губы.
— Ты знаешь, чего я хочу.
Я не могу с собой ничего поделать, но наклоняюсь вперед и целую его в щеку, чем, кажется, удивляю его.
— Принесешь кофе? — спрашивает он.
— Хорошо.
Карина указывает на дверь кухни и следует за мной.
Как только двойные двери позади нас закрываются, Карина хватает меня за руку.
— Ты в порядке?
— О, да.
Она направляет взгляд на дверь кухни и дрожащей рукой машет в воздухе.
— Ромео? Серьезно?
— А почему нет? У тебя есть сексуальный, как ад байкер, почему я не могу иметь такого же?
Она закатывает глаза.
— Он не кукла Кен.
— Ты мне говоришь это? Кен хотел бы иметь такой...
— Остановись прямо сейчас. Я не хочу знать ничего о хозяйстве Ромео.
Я, как дура, ухмыляюсь во все зубы, потому что моя лучшая подруга прекрасно знает, как работает мой ум и какие слова чуть не слетели с моего языка. Выражение ее лица смягчается.
— Ты, кажется, действительно, очень ему нравишься. Я никогда не видела его таким... милым прежде.
— Серьезно?
Вместо того чтобы ответить, она хмурится.
— Он уже знает, что ты уезжаешь в Калифорнию?
— Ну, мы на самом деле не очень много времени отвели болтовне.
— Фу.
Я фыркаю.
— Почему ты такая ханжа?
— Не ханжа я.
Я вижу, как она мешкает. Прикусывает свою нижнюю губу. Я знаю свою подругу достаточно хорошо, чтобы понять, что что-то заботит ее.
— Что не так, Карина?
— Данте хорошо тебя обработал прошлой ночью? — спрашивает одна из девчонок. Она кажется мне знакомой, и я уже собираюсь спросить ее имя, когда Карина отвечает:
— Следи за собой, Мелоди.
Девушка выходит из кухни, и Карина тянет меня к столику в углу.
— Разве она не училась в нашей школе?
— Ага. Игнорируй ее. Она любит начинать перепалки.
— Она...
— Да.
— И с...
— Наверное.
Теперь я произношу:
— Фу.
— Мы можем поговорить секунду, прежде чем тебя обернет собой Ромео?
— Да. Конечно. Что случилось?
Она подпрыгивает, берет буханку хлеба, масло, банку арахисового масла с желе, нож и возвращается.
— Молока?
Она обнюхивает картонную коробку, взяв ее из холодильника, прежде чем принести и поставить ее на стол вместе с двумя стаканами.
Я не многое знаю о байкерах мотоклуба «Железные Быки» или, черт побери, о мужчинах вообще, но я начинаю понимать смысл вещей.
— Так значит, Ромео, наверное, трахнул каждую цыпочку, которую я видела в этом клубе?
Карина вздрагивает, и я поражена тем, каким неловким для нее оказывается этот вопрос. Потому что, Данте, наверняка, тоже трахал всех этих девчонок.
— Как ты можешь терпеть это?
— Я доверяю Данте.
Почему? Он может делать все, что захочет, пока она в школе или где-нибудь еще, так, как она узнает разницу?
— Я надеюсь, вы все еще практикуете безопасный секс.
Она бросает на меня пристальный взгляд и тычет в меня ножом для масла, который держит в руке.
— Бери, намажешь свой хлеб маслом.
Это нормально, Карина все равно не мажет много масла.
— Так о чем ты хотела поговорить? — спрашиваю я, когда она выглядит не такой раздраженной.
— Обещаешь, что не будешь осуждать?
Ох, дерьмо. Я, действительно, надеюсь, что она не беременна.
— Не буду. Говори.
Она вертит в руках свой бутерброд, отказываясь смотреть на меня.
— Я выяснила, что у меня есть сестра.
— Святое дерьмо. Когда? Как?
— Мой отец свинья. Он жил на две семьи.
Это нисколько не удивляет меня.
— Ну, и какая она?
— Я до сих пор не знаю. Данте собирается достать ее номер телефона у моего отца.
— Подожди, а почему Данте?
— Об этом с отцом разговаривает Данте.
Я почти давлюсь своим сэндвичем, представляя большого и страшного Данте, разговаривающего с гаденышем, отцом Карины. После этого Данте нравится мне еще больше. Я как бы надеюсь, что его большие кулаки были частью их разговора. В то время как мои родители держали меня в постоянном потоке критики и оскорблений, стиль воспитания отца Карины можно описать только как отсутствующий.
 
— Как ты думаешь, ты можешь остаться, чтобы пойти со мной и встретиться с ней? — спрашивает Карина.
Дерьмодерьмодерьмо. Я не могу сказать «нет» своей лучшей подруге. Но также я боюсь, что чем дольше буду оставаться здесь с Ромео, тем сложнее мне будет уезжать.
Я должна следовать своей мечте. Обязана. Я умру, если повторю ошибки матери. Никогда не покину маленький городок, в котором выросла. Выйду замуж за первого мужчину, который уделит мне немного своего внимания. Или еще хуже, влюблюсь в большого, плохого байкера и затем он выгонит меня отсюда к чертям, когда ему со мной надоест. Дать Ромео власть причинить мне боль таким способом, идет против всех убеждений внутри меня. С таким же успехом я сейчас же могу перерезать себе вены, если собираюсь позволить своей жизни превратиться в дерьмо.
Я почти сожалею, что не слушала родителей насчет того, чтобы поступить в колледж.
— Афина? — мягкий голос Карины выдергивает меня из раздумий о том, какие выборы в жизни у меня есть.
Успокойся. У тебя есть план.
— Я должна быть там к двадцать пятому. Я записалась на занятия.
Она выгибает бровь.
— Серьезно?
Жар заливает мои щеки, и я опускаю голову.
— На актерские курсы. Это должен быть хороший способ для налаживания контактов и похода на прослушивания.
— Это отлично. Так у тебя есть план.
— Что-то типа того.
Она кивает, будто это делает ее счастливой.
— Я вернусь на четвертое июля.
— Хорошо, — она втягивает нижнюю губу в рот, покусывая ее. — Дерьмо. Я не знаю, что буду делать без тебя рядом.
— У тебя есть Данте, который будет тебя отвлекать.
Она смотрит на меня с грустной улыбкой.
— Да. Но это не то же самое.
Глава 4
Ромео
Я понимаю, что ненавижу отпускать Афину из поля моего зрения больше чем на пару минут, когда позволяю ей пойти воспользоваться ванной в одиночестве. Когда девочки, наконец-то, возвращаются из кухни, я тяну ее к себе на колени и целую в щеку.
Пока мы ждали, Данте направился на улицу, чтобы поговорить с отцом Карины. После того, как я объясняю это Карине, она поднимается наверх.
Афина утыкается носом мне в шею и целует в подбородок.
— Ты пахнешь как арахисовое масло.
— Мы ели бутерброды с арахисовым маслом и желе.
— А где мой? — дразню я ее.
Извиняющаяся мина искажает ее лицо.
— Извини. Я пойду...
Я крепче сжимаю ее в своих объятиях.
— Я шучу. В любом случае, я бы лучше размазал его по всему твоему телу и затем все слизал бы.
Она дрожит напротив меня, и я готов отвести ее обратно наверх, чтобы трахнуть прямо сейчас.
Острый укол желания к женщине обычно проходит после того, как я побываю в ней. Но не в этот раз. Жгучее желание прожигает меня насквозь сильнее, чем до того, как она оказалась подо мной. Здесь я, действительно, здорово облажался.
Что еще более странно — мне не хватает того, что она ошивается рядом. Нет, я должен держать ее прямо у себя на коленях, черт побери, где ее нежное тело прижимается к моему во всех правильных точках.
Это что-то новенькое. Все в клубе ощущают это.
Клубные шлюхи продолжают испепелять взглядом Афину, потому что они знают чертовски хорошо, что это не типичное для меня поведение. Часть меня чувствует себя хреново из-за этого. Очень маленькая часть. Но все же.
 
Мои братья умирают от желания высмеять меня. Черт побери, я знал, что так и будет.