Раздражённые (ЛП)

Ни за что, блядь, я больше не повторю этого. Моя жизнь была прекрасна до того, как она вошла в нее, и будет прекрасна снова, когда я вытащу ее из нее.
Но все же, я не полный мудак. Пока она была в душе, я заказал пиццу, содовую и подошел к регистратуре за аптечкой.
Я раскладываю бинт, мазь и еще кое-что, а она садится на край кровати и заканчивает заплетать волосы.
Своими большими глазами она следит за каждым моим движением, поэтому я делаю вид, что не вижу ее. Не знаю, смотрит ли она. Закончив, я машу ей рукой.
— Иди сюда.
Она подбегает ко мне. Глаза все еще большие и испуганные. Я хватаю ее за правую руку и проверяю запястье. Надо было рассмотреть его получше еще в Калифорнии. Кожа покраснела и покрыта синяками, но кровотечение уже давно прекратилось. Все еще выглядит ужасно, и я злюсь на себя за то, что не удостоил Снейка парой ударов по лицу, прежде чем мы ушли.
Я мажу мазью ее запястье, обматываю его бинтом, закрепляю, а затем делаю то же самое с другой рукой.
В комнате громко работает телевизор, заглушая любые разговоры. Когда я заканчиваю перевязывать ей запястья, она вздыхает и садится на стул рядом со мной, чтобы поесть.
Когда мы заканчиваем, я убираю со стола. Сделав все, что мне помогало игнорировать ее, я, наконец-то, бросаю на Афину взгляд.
— Поспи немного. Мы уезжаем рано утром.
— Хорошо.
Она забирается в постель, и я едва сдерживаюсь, чтобы не притянуть ее в свои объятия, поцеловать и все исправить.
К черту все это.
Я пинком захлопываю дверь ванной и принимаю долгий душ, молясь, чтобы она заснула, когда я закончу.
К счастью, мое желание исполнено.
Она отвернулась от света, поэтому я не могу еще раз взглянуть на ее красивое лицо.
Я завожу будильник, выключаю все и ложусь в постель один.
Глава 16
Афина
Меня будят стучащие зубы. Спать в бумажном пакете было бы теплее, чем под колючим мотельным одеялом. Я моргаю несколько раз и едва могу разглядеть комнату. Ромео крепко спит в кровати рядом со мной. Если я проскользну рядом с ним, может быть, я смогу согреться и, если мне повезет, смогу отогреть и его тоже.
Я откидываю одеяло, и он вздрагивает. Кровать проваливается подо мной, хотя я стараюсь двигаться как можно тише.
— Что ты делаешь? — бормочет он.
— Я замерзла.
Он ворчит и переворачивается, но, по крайней мере, не выгоняет меня.
Все еще замерзшая, я прижимаюсь к его спине, впитывая его тепло.
Каким-то образом я снова погружаюсь в сон только для того, чтобы через некоторое время проснуться в объятиях Ромео. Я чуть не плачу от счастья, пока не понимаю, что он все еще спит.
Что ж, по крайней мере, его подсознание не испытывает ко мне ненависти.
Его голова словно покоится у меня на плече, его нос уткнулся мне в шею. Теплое дыхание скользит по моей коже, успокаивая меня. Одна из его рук обхватила меня за талию, крепко прижимая к себе.
Я почти снова засыпаю, когда его большой палец касается моей груди. Резкий вдох, и он, кажется, полностью просыпается.
— Афина?
— Пожалуйста, не заставляй меня уходить. Мне холодно.
Он не отвечает словами, но его рука скользит вниз по моему животу, забираясь под рубашку. Я с шипением выдыхаю воздух, когда его грубая ладонь касается моего голого живота, скользит по ребрам и касается моей груди.
— Сними рубашку, — требует он тихим голосом у моего уха.
Я вылезаю из нее и бросаю на кровать. Пока я отвлекаюсь, он берет один сосок губами и сильно сосет.
— Ох, — выдыхаю я от удивления. Затем снова ахаю, когда его рука ныряет мне под трусики, и он без промедления засовывает в меня один палец. Звук того, насколько я мокрая от того, что нахожусь рядом с ним, заставляет меня покраснеть. К счастью, он не видит моих красных щек в темноте.
Он убирает руку и садится. Его пальцы впиваются мне в бока, когда он хватает мое нижнее белье, стягивая его с моих ног.
— Рид?
Он по-прежнему ничего не говорит. Но он опускает свои боксеры. Воздух вокруг нас густой от нашего тяжелого дыхания. Секс нас не спасет. Этого не может случиться. Я сломала нас, когда ушла.
 
И снова, когда он спас мой большой разговорчивый рот. Вместо этого, может быть, это станет чем-то новым или чем-то, что я смогу взять с собой, когда мы завтра разойдемся в разные стороны.
От этой мысли у меня сжимается горло.
Ромео обхватывает ладонями мою другую грудь, перекатывая и сжимая сосок почти до боли. До того, как я уехала в Калифорнию, каждый раз, когда мы занимались сексом, это, конечно, было грязно, но в то же время приносило удовольствие.
То, что происходит сейчас, вовсе не удовольствие. Но, по крайней мере, это лучше, чем холодное безразличие, которое он проявлял ко мне весь день.
Его член прижимается ко мне. Горячий и твердый. Я шире раздвигаю ноги, приподнимаю бедра. По спине пробегают мурашки. Я так сильно хочу его. Я хочу, чтобы он заставил меня почувствовать себя лучше. Я хочу, чтобы он знал, как мне жаль, даже если я не могу произнести эти слова.
Он с силой толкается в меня, и я задыхаюсь. Ощущения колеблются между болью и удовольствием, наконец-то приземляясь на отметке «так чертовски хорошо». Тихий стон вырывается из моего горла, когда он продолжает трахать меня. Это даже отдаленно не похоже на занятие любовью. Это даже не секс. Это чертовски злой трах. Каждое движение его бедер говорит о том, чего хочет он. Но только не о том, чего хочу я. Он даже не пытается сделать это приятным для меня, но мне все равно.
Влажные звуки наполняют крошечную комнату, и я выгибаю спину, пытаясь добиться большего трения. Его руки сжимают мои бедра, удерживая меня, не позволяя мне найти какое-либо облегчение.
— Рид. Рид, пожалуйста?
— Нет, — рычит он.
Я знаю, почему он чувствуется таким горячим и потрясающим. — Рид, презерватив?
— Черт. — Он прекращает свои яростные толчки, но не открывает глаз.
Мои пальцы скользят по его челюсти. — Все в порядке. Я... я была у врача. Начала принимать таблетки... — Так неловко, что этот разговор с ним происходит, когда он уже внутри меня. Когда я в замешательстве от того, где мы оказались.
Его глаза резко открываются, и вместо облегчения я вижу еще больше ярости. — Это так?
— Я…
— Ну, ты понятия не имеешь, где был я.
— Не надо. Пожалуйста. — Я знаю, что он зол, но я ни на секунду не думаю, что он намеренно причинит мне боль.
Я поднимаю ноги, обвиваю их вокруг его талии, и он снова начинает раскачиваться во мне.
Я так близко. — Рид. Я...
Внезапно он взрывается. Обжигающий жар разливается по моим бедрам и животу. Он стонет, освобождаясь, оставляя меня ошеломленной, липкой и неудовлетворенной.
Его затрудненное дыхание заполняет пространство комнаты. — Рид? Я не…
— Хуже для тебя. — Он, шатаясь, встает с кровати и идет в ванную, захлопывая за собой дверь.
Он возвращается через несколько секунд полностью одетый и бросает в меня полотенце. — Приведи себя в порядок и ложись в свою гребаную кровать.
Слишком ошеломленная, чтобы сделать что-то еще, я вытираюсь и выбираюсь из его кровати. Чувствуя себя уязвимой, маленькой и жалкой, я снова надеваю его рубашку и забираюсь под одеяло.
— Я ухожу. Оставайся, блядь, на месте, или клянусь, я уйду без тебя, и ты сможешь сама найти свой гребаный путь домой.
Его холодный голос и то, как он даже не может посмотреть на меня, заставляют слезы катиться по моим щекам. – Рид…
Наконец, он переводит взгляд на меня. – Не называй меня так больше, блядь.
А потом он выходит за дверь.
 
И я плачу, пока не засыпаю.
Ромео
Я натворил в своей жизни много дерьмовых дел. Та сцена с Афиной, должно быть, одна из худших. Вот почему я так зол, что должен убраться от нее подальше. Даже если я не пойду дальше винного магазина по соседству.