Толкователь болезней

— Может, я пойду вместе с ними? — предложил мистер Бирсада. Он стоял в прихожей без обуви, как всегда широко расставив носки ног, и вдруг показался маленьким и усталым, с незнакомым мне ранее испугом в глазах. И несмотря на уличную прохладу, я вспотела.
— Не беспокойтесь, мистер Бирсада, — убеждала его мама. — Девочкам ничто не угрожает.
— А вдруг пойдет дождь? Или они заблудятся?
— Не волнуйтесь, — проговорила я. Впервые я сказала эти слова мистеру Бирсаде, два простых слова, которыми так долго пыталась, но не могла его утешить и которые произносила только в своих молитвах. И мне стало стыдно, что я изрекла их теперь, когда речь шла о моем благополучии.
Он коснулся коротким пухлым пальцем моей щеки, потом прижал его к кисти другой руки, оставив на коже слабое зеленое пятно.
— Если леди так угодно… — Он сделал легкий поклон.
Мы ступили на крыльцо, спотыкаясь в своих черных остроносых туфлях из уцененки, и когда вышли на улицу и обернулись помахать родителям, приземистый мистер Бирсада стоял в дверном проеме между отцом и матерью и махал в ответ.
— Зачем тот дядя хотел пойти с нами? — поинтересовалась Дора.
— Он потерял дочерей. — Я тут же пожалела о своих словах. Мне казалось, что теперь это случится на самом деле — девочки бесследно исчезнут, и мистер Бирсада никогда больше их не увидит.
— Их похитили? — продолжала спрашивать Дора. — Когда они гуляли в парке?
— Я не то хотела сказать. Я имела в виду, потерял из виду, то есть давно не видел. Они живут в другой стране, и он скучает по ним, вот и все.
Мы шли от дома к дому, входили во дворы и звонили в двери. Некоторые жители для создания зловещей атмосферы выключали в доме свет или вывешивали в окнах резиновых летучих мышей. У Макинтайров перед дверью стоял гроб, из которого молча встал мистер Макинтайр с напудренным мелом лицом и опустил в наши мешки по горсти ирисок. Несколько человек сказали мне, что впервые видят индийскую ведьму. Другие исполняли обряд, не говоря ни слова. Освещая себе путь двумя параллельными лучами фонариков, мы видели разбитые яйца на дороге, машины, измазанные кремом для бритья, развешанные на ветвях гирлянды туалетной бумаги. Когда мы добрались до дома Доры, руки ломило от разбухших мешков, натертые ноги ныли. Дорина мама наклеила на волдыри пластыри и угостила нас теплым сидром и карамельным попкорном. Она напомнила мне позвонить родителям, и, разговаривая по телефону, я слышала, что на заднем плане работает телевизор. В голосе моей мамы не ощущалось особого облегчения от моего звонка. Положив трубку, я прислушалась. В доме подруги телевизор был выключен. Ее отец лежал на диване и читал журнал, рядом на столике стоял бокал с вином, а из стереомагнитофона звучал саксофон.
Когда мы с Дорой разобрали, пересчитали, перепробовали и поделили нашу добычу и обе остались довольны, ее мама отвезла меня домой. Я поблагодарила ее, и она подождала, пока я добегу до крыльца. В ярком свете фар я увидела, что наша тыква разбита вдребезги и куски толстой корки разбросаны по траве. У меня защипало в глазах, горло перехватила боль, словно в него набились крошечные острые камешки, которые хрустели под моими гудящими ногами. Я открыла дверь, ожидая, что все трое стоят в прихожей и встречают меня, сокрушаясь о расколотой тыкве, но никого не было. Мистер Бирсада, отец и мама сидели бок о бок на диване в гостиной. Телевизор был выключен, мистер Бирсада уронил голову на руки.
В тот вечер они услышали, что между Индией и Пакистаном все явственнее назревает война. Много дней подряд дикторы повторяли это сообщение. Войска с обеих сторон стянулись к границам, а Дакка настаивала на независимости и на меньшее не соглашалась. Военные действия должны были разразиться на земле Восточного Пакистана. Соединенные Штаты встали на сторону Западного Пакистана, Советский Союз — на сторону Индии и будущего Бангладеш. Официально войну объявили 4 декабря, и через двенадцать дней пакистанская армия, ослабленная боями и отрезанная от источника снабжения, который находился в пяти тысячах километров, капитулировала в Дакке. Обо всем этом я узнала лишь позже, ибо подобные сведения можно получить в любой исторической книге о Бангладеш, в любой библиотеке. Но тогда происходящее оставалось по большей части глухой тайной, лишь смутно проясняемой обрывочными известиями. Помню только, что в эти двенадцать дней войны отец больше не приглашал меня смотреть вместе с ними новости, что мистер Бирсада перестал приносить мне конфеты, а мама отказывалась готовить на ужин что-нибудь, кроме вареных яиц с рисом. Помню также, как помогала маме стелить на диване постель для мистера Бирсады, который ночевал у нас, и пронзительные голоса посреди ночи, когда родители звонили родственникам в Калькутту узнать подробности. Но больше всего мне запомнилось, что все трое в то время казались монолитом — ели как один человек, двигались как один, единодушно молчали, единодушно боялись.
 
В январе мистер Бирсада улетел в Дакку, чтобы выяснить, что осталось от его трехэтажного дома. В последние недели того года мы мало его видели; он поспешно заканчивал рукопись, а мы на Рождество ездили в Филадельфию к друзьям моих родителей. Я не помню первого визита мистера Бирсады, не помню и последнего. Однажды днем, когда я была в школе, отец отвез его в аэропорт.
Долгое время мы не получали от него вестей. Вечера наша семья проводила как обычно — мы ужинали перед телевизором. Только мистера Бирсады не было с нами и не лежали на столике его часы. В новостях сообщали, что Дакка под руководством вновь созданного парламентского правительства постепенно оправляется от потрясений. Новый президент, Муджибур Рахман, недавно освобожденный из тюрьмы, просил другие страны предоставить строительные материалы, чтобы возвести заново более миллиона домов, разрушенных во время войны. Бесчисленное множество беженцев вернулись из Индии, и, как нам стало известно, на родине их встретили безработица и угроза голода. Изредка я рассматривала карту, висевшую над столом у отца, и представляла, как мистер Бирсада, страшно потея в своем костюме, разыскивает семью на маленьком желтом клочке земли. Карта к тому времени, конечно, уже устарела.
Наконец через несколько месяцев мы получили от него открытку в честь мусульманского Нового года, а также короткое письмо. Он писал, что воссоединился с женой и детьми. Все были живы-здоровы. От жутких событий прошлого года они спасались в горах на плато Шиллонг в поместье бабушки и дедушки его жены. Семь дочерей подросли, но во всем остальном не изменились, и он по-прежнему не может уложить в голове их имена по порядку. В конце мистер Бирсада благодарил нас за гостеприимство и добавлял, что хотя теперь он понимает значение слова «спасибо», оно все же не может выразить в полной мере его признательности.
В тот вечер, чтобы отметить добрую весть, мама приготовила особенно вкусный ужин, мы собрались за журнальным столиком, торжественно подняли наши стаканы с водой, однако настроение у меня было не праздничное. Мистера Бирсаду я не видела уже много месяцев, но только тогда почувствовала его отсутствие. Только тогда я узнала, что значит скучать по человеку, находящемуся на другом краю земли, так же как он долгими месяцами тосковал по жене и дочерям. Причин возвращаться к нам у него не было, и родители совершенно справедливо предсказывали, что больше мы его никогда не увидим. С января каждый вечер перед сном я ела во имя благополучия семьи мистера Бирсады одну конфету из тех, что сохранила с Хеллоуина. В тот вечер необходимость в этом отпала, и я наконец выбросила мешок со сладостями.
 ТОЛКОВАТЕЛЬ БОЛЕЗНЕЙ 
 
У чайной палатки мистер и миссис Дас повздорили, кому вести Тину в туалет. Наконец мистер Дас напомнил жене, что накануне купал дочь, и миссис Дас уступила. В зеркало заднего вида господин Капаси наблюдал, как миссис Дас лениво выплывает из его громоздкого белого «амбассадора», вытягивая с заднего сиденья бритые, почти полностью голые ноги. По дороге к туалету она не держала девочку за руку.