Толкователь болезней

— Помоги мне застегнуться, — попросила она и села на край кровати.
Рохин застегнул молнию доверху, Миранда встала и покружилась. Мальчик отложил книгу.
— Ты сексуальная, — объявил он.
— Что ты сказал?
— Ну, секси.
Миранда так и села. Хотя она и осознавала, что это ничего не значит, сердце у нее замерло. Скорее всего, Рохин всех женщин называл сексуальными. Видимо, он услышал это выражение по телевизору или прочитал на обложке журнала. Миранда вспомнила, как в Маппариуме они с Девом стояли на противоположных концах моста. В то время она думала, что понимала значение его слов. В то время они имели смысл.
Миранда сложила руки на груди и заглянула Рохину в глаза.
— Скажи-ка мне вот что…
Мальчик молчал.
— Что это значит?
— Что?
— Эти слова. Сексуальная, секси — что это такое?
Он внезапно засмущался и потупил взгляд.
— Не могу сказать.
— Почему?
— Это секрет. — Он так плотно сжал губы, что они слегка побелели.
— Расскажи мне этот секрет. Я хочу его знать.
Рохин присел на кровать возле Миранды и стал пинать задниками ботинок край матраса. Он нервно хихикал, его тощее тело извивалось, словно от щекотки.
— Расскажи! — настаивала Миранда. Она наклонилась и схватила его за щиколотки, чтобы они не дергались.
Рохин смотрел на нее узкими, как щелочки, глазами. Он попытался снова пнуть матрас, но Миранда не позволила. Мальчик плашмя повалился спиной на кровать, приложил руки ко рту и прошептал:
— Это значит любить того, кого ты не знаешь.
Миранда ощутила, как слова Рохина пробрались ей под кожу так же, как слова Дева. Но ее не бросило в жар — она оцепенела. Это напомнило ей чувство, испытанное в индийском магазине, когда, даже не глядя на фотографию, она поняла, что Мадхури Дикшит, на которую похожа жена Дева, красавица.
— Так сделал мой папа, — продолжал Рохин. — Он сидел в самолете с неизвестной женщиной, она сексуальная, и теперь он любит ее, а не мою маму.
Он снял ботинки и аккуратно поставил их на пол. Потом отогнул покрывало и забрался в кровать Миранды читать свой справочник. Через минуту книга выпала у него из рук, и он закрыл глаза. Миранда смотрела, как ребенок спит, покрывало ходило вверх-вниз от его дыхания. Он не проснулся через двенадцать минут, как Дев, и даже через двадцать. Он не открыл глаз, когда она сняла серебряное платье и опять натянула джинсы, забросила в гардероб туфли на высоком каблуке, скатала чулки и положила их в ящик комода.
Убрав все вещи, она села на кровать, склонилась к мальчику так близко, что рассмотрела белые крошки рисовых хлебцев в уголках его рта, и забрала географический справочник. Листая страницы, она представляла, как Рохин подслушивал ругань родителей в монреальском доме.
«Она красивая? — должно быть, вопрошала отца мать, одетая в свой вечный халат; ее привлекательное лицо исказилось от злобы. — Сексуальная?» Поначалу отец отрицал это, пытался сменить тему. «Скажи мне, — пронзительно кричала мать Рохина, — скажи мне, она секси?» В конце концов отец признавался, что да, и мать беспрерывно плакала в кровати, окруженной грудами одежды, и глаза ее распухали, как у жабы. «Как ты мог? — рыдала она. — Как ты мог полюбить женщину, которую даже не знаешь?»
Вообразив эту сцену, Миранда и сама всплакнула. В Маппариуме в тот день все страны казались такими близкими, что можно было коснуться их рукой, а голос Дева бодро отскакивал от стекла. Его слова пролетели девять метров с другого конца моста и достигли ее ушей, и их задушевность и теплота еще много дней блуждала у нее под кожей. От этой мысли Миранда заплакала еще горше и не могла остановиться. Но Рохин спал. Наверно, он уже привык к женскому плачу.
В воскресенье Дев позвонил Миранде и сообщил, что едет к ней.
— Я уже выхожу. Буду у тебя в два.
Миранда смотрела по телевизору кулинарную передачу. На экране ведущая показывала на ряд яблок, объясняя, какие из них лучше брать для выпечки.
— Не надо тебе сегодня приходить.
— Почему?
— Я приболела, — солгала Миранда, хотя это было недалеко от истины: от рыданий у нее заложило нос. — Валяюсь в постели.
 
— Да, голос у тебя гнусавый. — Последовало молчание. — Тебе что-нибудь нужно?
— У меня все есть.
— Пей побольше жидкости.
— Дев!
— Да, Миранда.
— Помнишь, как мы ходили в Маппариум?
— Конечно.
— А как мы шептали друг другу с разных концов моста?
— Помню, — игриво прошептал Дев.
— А что ты сказал, ты помнишь?
Тишина.
— «Поехали к тебе», — тихо засмеялся он. — Так что, тогда до следующего воскресенья?
Накануне, плача, Миранда была уверена, что никогда ничего не забудет — даже то, как пишется ее имя на бенгали. Она заснула рядом с Рохином, а когда проснулась, мальчик рисовал самолет на экземпляре «Экономиста», который она спрятала под кроватью. «Кто это, Деваджит Митра?» — полюбопытствовал он, прочитав почтовый адрес.
Миранда представила, как Дев, в тренировочных штанах и кроссовках, смеется в трубку. Через минуту он поднимется к жене, сообщит, что не пойдет на пробежку — потянул мышцу, — и усядется читать газету. Несмотря ни на что, Миранда безумно скучала по нему. Ладно, она встретится с ним еще раз или два, решила девушка, а потом скажет ему то, что и с самого начала было известно: что это несправедливо по отношению к ней и к его жене, что они обе заслуживают лучшего и нет смысла продолжать эти бесперспективные отношения.
Но в следующее воскресенье шел снегопад, и Дев не мог объяснить жене свое отсутствие пробежкой вдоль реки Чарльз. Еще через неделю снег стаял, но Миранда договорилась с Лакшми пойти в кино, а когда сообщила об этом Деву по телефону, он не попросил ее отменить встречу. На третье воскресенье она поднялась рано и отправилась на прогулку. Утро стояло холодное, но солнечное, и Миранда дошла до авеню Содружества мимо ресторанов, где Дев целовал ее, а потом до самого Центра христианской науки. Маппариум был закрыт, но девушка купила поблизости кофе, села на скамью возле церкви и стала смотреть на огромные колонны и массивный купол здания и на чистое голубое небо, раскинувшееся над городом.
 У МИССИС СЕН 
 
Элиот ходил к миссис Сен около месяца, с сентября, когда начался учебный год. В прошлом году за ним присматривала студентка из университета по имени Эбби — стройная веснушчатая девушка, которая читала книги без иллюстраций на обложках и отказывалась готовить Элиоту мясную пищу. До нее — пожилая женщина, миссис Линден: она встречала его дома после школы, а затем попивала кофе из термоса и разгадывала кроссворды, в то время как Элиот играл сам по себе. Эбби получила диплом и продолжила образование в другом вузе, а миссис Линден уволили, когда мама Элиота выяснила, что в термосе было больше виски, чем кофе. О миссис Сен они узнали из объявления у входа в супермаркет, написанного аккуратным почерком шариковой ручкой: «Жена университетского преподавателя, доброжелательная и ответственная. Присмотрю за вашим ребенком у себя дома». По телефону мама Элиота сказала миссис Сен, что предыдущие няни сами приходили к ним.
— Элиоту одиннадцать лет. Он может разогреть обед и найти себе занятие. Я просто хочу, чтобы рядом на всякий случай находился взрослый.
Но миссис Сен не умела водить машину.
— Как видите, мой дом чист и безопасен для детей, — сказала миссис Сен при первой встрече.
Это была университетская квартира, расположенная на окраине кампуса. Пол в подъезде устилала невзрачная бежевая плитка, почтовые ящики маркировались малярной лентой или белыми наклейками. В самой квартире на плюшевом ковре грушевого цвета протянулись оставленные пылесосом пересекающиеся дорожки. Разношерстные лоскуты других ковров лежали у дивана и перед стульями, как дверные половики, ожидающие, когда чьи-то ноги ступят на них. Два торшера с абажурами в форме барабанов, стоящие по сторонам от дивана, все еще были завернуты в фабричную полиэтиленовую упаковку. Телевизор и телефон покрывали желтые тканые салфетки с волнистыми краями. На подносе располагались высокий серый чайник и кружки, лежало сдобное печенье.