Наши хрупкие надежды (СИ)
— Ох, спасибо. Ребята решили показать мне Лондон во всей красе, — от волнения тереблю край свитера.
Появляется неловкое молчание перед тем, как Адам, собравшись духом, спрашивает:
— Вы все трое друзья или… Боже, не бери в голову.
В трубке слышится его глубокий вдох, его тревожит один вопрос, и я сразу хочу, чтобы ему полегчало.
— Нил мой друг. И все.
Я не хочу говорить, что сейчас живу у него, но пусть знает главное — между нами ничего нет.
— О. Понял. — Один короткий ответ, но я чувствую, как он улыбается.
Следующая часть диалога добивает меня окончательно, сразу после слов, что он мне говорит:
— Я так горжусь тобой. Ты смогла изменить свою жизнь и исполнить свою мечту.
Поднимаю взгляд на свое отражение в зеркале, убираю слезу со щеки. Все, что он говорит, не правда. Я не смогла, я, можно сказать, сдалась. Он ведь не знает моей истории. А смогу ли я ему когда-нибудь признаться в этом?
— А я горжусь тобой, Адам. И знаю, что тобой гордится Чарльз. Ты ему привет передавай.
Последние минуты две он рассказывает, как Чарльз открывал подарки и лепил снеговика, а я улыбалась сквозь слезы. Я поняла, что скучаю по ним. Я знала это раньше, но после звонка осознала, как я нуждаюсь в них, в Адаме. В его чертовом присутствии, а ведь раньше я только и избегала его и его проблем.
— У тебя уже поздно. Спокойной ночи.
Я отвечаю ему тем же, но понимаю, что мы оба не произнесли тех слов, что витали в воздухе: «Мы нужны друг другу».
21 ГЛАВА
МИШЕЛЬ
Скорее мчусь, преодолевая последние три ступеньки, к машине Нила. На улице прекрасная погода, ведь наступил март. Не то чтобы зима была холодной, и я особо не жаловалась, но Нил бы поспорил: я вечно бурчала, что из-за снега невозможно дойти нормально до академии, и просто хотела спрятаться под плед и слушать любимого Бочелли. Новый год мы особо не отмечали. Звонили родители Нила и его сестра, приехать они не смогли, но Нила это особо не огорчило. Мы заказали еду из Макдональдса, и он рассказывал, какие самые классные тату ему доводилась набивать. В бой курантов я себе ничего толком не обещала. Фраза «Новый год, новая жизнь» не сработает в реальности.
Хлопаю дверкой и автоматически забираю у Нила свой кофе. Это уже наша традиция: он приезжает за мной и покупает мне кофе. За эти четыре месяца я очень привыкла к Нилу.
Выпив мгновенно стаканчик кофе, берусь за сигареты. Мне так жутко хотелось этого еще на уроке, но как учитель классической музыки может позволить себе такое?! Некоторые преподаватели до сих пор не могут свыкнуться с моими черными нарядами. Они даже не короткие, но кажется, будто я иду не в академию, а в церковь, где собралась куча монашек. Ох, никто не избавит меня от моих же грехов.
— У меня новость, — улыбаюсь и ставлю ноги в темных ботинках на панель, зная, что Нил не против. — Я решила подыскать себе жилье.
Мужчина поднимает брови и старается улыбнуться, но получается неестественно.
— Сейчас?
— Давно пора. Слишком долго ты нянчился со мной. Я уже четвертый месяц у тебя кантуюсь, пора бы уже встать на ноги, тем более теперь у меня есть деньги, — кидаю окурок на землю и закрываю окно машины.
Нил молчит неприлично долго, но, что-то вспомнив, произносит:
— Татья сдает свой дом. Она переезжает поближе к работе и ищет жильца. Хочешь, встретимся с ней?
— Правда? Да! Было бы здорово. Я тогда вечерком зайду к вам на работу.
Нил все также молчит, вставляя ключ с брелком в виде игральной кости в замок зажигания.
— И еще кое-что.
Нил разворачивается ко мне, он явно волнуется услышать что-то, что ему может не понравится: как моя идея найти себе жилье.
— Я хочу посещать психолога. Думаю, я готова.
— Уверена? — шепчет он, неожиданно касаясь моей руки.
Я киваю, вздыхая.
— Решила, что буду ходить к Мине. Она очень обрадовалась и сказала, что для нее это тоже важно. Обещала, что мне будет комфортно.
Нил большим пальцем выводит круги по моей руке и через секунду отпускает, выезжая на проезжую часть. Он рад за меня, я знаю, но в то же время что-то его тяготит.
22 ГЛАВА
АДАМ
Застегнув молнию на спортивном рюкзаке, выхожу из тренажерного зала, прощаясь с Шоном — нашим охранником. Люблю уходить позже всех, даже если моя смена окончена. Я прихожу сюда выбить всю боль и в этом мне помогает боксерская груша.
Кидаю сумку на заднее сиденье, завожу машину. Нужно заехать к родителям, после футбола Чарльза забрала мама. Сын сначала очень расстроился, что снег растаял, но сейчас теплая весенняя погода, и он чаще стал выходить во двор играть с мячом.
Собираюсь взяться за пачку сигарет, но тут вибрирует телефон. Смотрю на экран. Звонивший — Рози. После Рождества мы с ней не виделись, а если замечали друг друга, то только в группе поддержки.
Звонок довольно поздний, я отвечаю, прислоняя телефон к уху.
— Рози? Что-то случилось? — спрашиваю я, почему-то подумав о плохом.
— Адам… пожалуйста, помоги мне. Я сорвусь. Пожалуйста, приезжай.
Ее голос очень слабый, будто вот-вот, и она вообще не сможет ничего произнести.
— Что значит сорвешься? — нервно стучу по рулю пальцем, потихоньку понимая, что она имеет в виду.
— Я не сдержусь. Они соблазняют.
Я бросаю трубку и газую прямо к дому Рози. Я запомнил, где она живет, когда мы впервые решили собраться нашей группой и она предложила свой дом в качестве уютного места. Без алкоголя, только пирожные, сок и знакомство с ребятами.
Я проезжаю на красный свет, думая только об одном: хоть бы я не опоздал. Сорваться можно в любую секунду.
***
Оказавшись у Рози дома, я застаю ее сидящей на диване. Приближаясь, я вижу напротив дивана журнальный столик с открытой пачкой наркотиков.
— Наконец-то ты пришел! — ликует Рози.
Она поднимается, ее зрачки такие огромные, что глаза чернеют.
— Присоединяйся. Я специально тебе позвонила, одной скучно как-то.
Я хватаю ее за плечи, пытаясь привести в чувство.
— Как ты можешь, Рози? Ты же всем говоришь, что бросила, планируешь новую жизнь, а сама возвращаешься в прежнюю.
Она наигранно улыбается и тянется ко мне, приподнимаясь на носочках.
— Давай со мной. Будет весело. Разве ты не хочешь?
Отталкиваю ее и чуть не срываюсь.
— Хочу ли я? Хочу ли я снова напугать сына, который видел меня в таком состоянии? Все эти месяцы я пытаюсь измениться не для того, чтобы вновь вернуться в это гребанное состояние! Мне тоже было плохо, Рози. Я понимаю тебя, но не уничтожай свою жизнь, пожалуйста.
Она абсолютно меня не слышит, все также улыбается и тянет меня к дивану, и я не успеваю опомниться, как девушка садится на меня сверху.
— Ты так похож на него.
Ее пальцы проходят по моим волосам и она шепчет:
— Алек…
Впервые за это время я вижу в ее глазах мольбу, крик о помощи. Она хочет закричать: «спасите!», но не в состоянии.
— Рози, я знаю, ты скучаешь. Но думаешь, твой муж был бы рад узнать, что ты в таком состоянии?
— Давай притворимся, — игнорирует мои слова она и продолжает: — Исчезнем на время. Представь, что я — это твоя девушка, которую ты так трепетно ждешь.
Ее губы касаются моей щетины, руки спускаются по футболке.
— Не могу, Рози.
Хватаю ее руки так, чтобы она не смогла до меня дотронуться.
— Почему? — еле в состоянии спрашивает она.
— Потому что ты не она, а я не твой покойный муж.
Беру ее на руки и поднимаюсь наверх, в спальню, которая раньше была уютным местом для супругов, а сейчас стала одиноким местом воспоминаний.
Кладу девушку на кровать, укрываю одеялом.
— Спасибо, Адам, — шепчет она сухими губами, из ее глаз катится ровной дорожкой слеза.
Ее взгляд направлен на тумбочку, а именно на фото в рамке: селфи счастливой улыбающейся пары. В конце концов Рози засыпает в обнимку с фотографией.