Шёпот ветра (СИ)
— Можешь угостить меня чаем? Кажется, мне нужно немного успокоиться, — Кузнецова отвернулась, состроив вид, что её необычайно заинтересовал высокий торшер, стоящий между двумя кроватями, и, сгорая от стыда, сдавленно попросила: — Только… оденься сначала, пожалуйста.
— Чай так чай. Но с тебя подробный рассказ на тему твоей внезапно вспыхнувшей неприязни к бунгало, — хмыкнул у нее за спиной Дима, и Лиза откуда-то точно знала, что он улыбается той самой коварной улыбкой, что и его братец. — Кухня…
— Знаю я, где кухня. Эти дома все одинаковые. Никакой фантазии! — опять вскипела она и, под сдавленные смешки парня, поспешила покинуть спальню.
Пока хозяин домика отсутствовал, Кузнецова успела включить электрочайник и занять высокий табурет у небольшого кухонного островка. Успокоится ей так и не удалось. Чайник громко шумел, стул наверняка был сооружен для пыток, а влажные волосы уже потихоньку начинали завиваться, обещая в перспективе стать полноценным гнездом для какого-нибудь пернатого семейства.
Но и в таком взвинченном состоянии Лизка смогла задействовать свои организаторские способности и составить мысленный план «по выживанию в непредвиденных обстоятельствах». Первым пунктом (пока Дима не зачислил её в ряды истеричек) стояло извинение. Вторым — объяснение (ей натерпелось нажаловаться на Пашку). А третьим, самым сложным, была просьба о ночлеге (о том, чтобы вернуться в собственное жилище и речи не шло). В общем, план был прост и легок в исполнении. По крайней мере, Кузнецова так считала до появления Димы.
Димы, который по какой-то неизвестной причине по-прежнему щеголял полураздетый, разве что полотенце на его бедрах сменилось на черно-красные пляжные шорты.
— Чайник уже закипел? — беззаботно спросил он, принявшись рыться в навесном кухонном шкафу из светлого дерева.
— Угу-м, — промычала что-то нечленораздельное Лизка, наблюдая как литые мышцы его спины перекатываются под гладкой кожей; и как красиво выделяется две ложбинки у основания позвоночника; и как мерцает в приглушенном свете пирсинг на его груди, когда он стоит вот так вполоборота и выжидающе смотрит на нее. Так, будто ждет от нее какого-то ответа.
— Так как? — задал совершенно неинформативный вопрос парень, подтверждая её догадки.
— Ну… — взгляд Лизы лихорадочно заметался по небольшой кухне, будто в мини-баре или за стальной раковиной мог скрываться ответ на Димин вопрос. — Нет, — ткнула она пальцем в небо, считая, что лучше отказаться от чего-то неизвестного, чем слепо подписаться на это.
— Нет? — заломив темную бровь, удивленно переспросил парень. — Не хочешь составить мне компанию?
Лизка немного запаниковала, но всё же нашла в себе смелость на вторую попытку:
— То есть да. Конечно же, да, — уверенно кивнула она, расправив для весомости плечи.
— Отлично, — парень подмигнул ей и принялся раскладывать чайные пакетики по чашкам. — Значит завтра в десять, Лисичка.
— Что в десять? — осторожно спросила она, молясь про себя, чтобы Дима не принял её за идиотку.
— Мы прыгаем с парашютом, — не оборачиваясь, спокойно сообщил он.
— Но… — Лиза замолчала, не зная, что на это ответить и как теперь из этого выкрутиться.
— Вот увидишь, ты запомнишь этот день на всю жизнь, — торжественно провозгласил Дима, разливая кипяток по чашкам.
«Конечно, запомню, — закусив губу от отчаянья, подумала Кузнецова. — Трудно забыть день собственной смерти».
— Да ладно тебе, Лиз, можешь выдыхать, — Дима наклонился и коротко поцеловал её в обнаженное плечо. — Я просто пошутил. Это шутка, — он поставил перед ней парующий напиток и усмехнулся. — На самом деле я спрашивал, сколько сахара тебе класть. Просто ты так на меня смотрела….- он достал из мини-бара пачку печенья и пару шоколадных батончиков, и сложил те на стол. — В общем, извини, я не смог удержаться.
— Да ну тебя! Ничего я… — Лизка хотела возразить насчет «смотрела», но вместо того, чтобы спорить с парнем, решила избрать более изящную тактику: — Просто я задумалась, почему у тебя на спине нет татуировок, — она невинно захлопала ресницами, пытаясь из всех сил не покраснеть и не выдать тем самым себя. — Вот и всё.
— Думаю, вряд ли бы мои родители пришли в восторг, если бы я забил еще и спину, — Дима опустился на табурет рядом с ней, так, что их плечи и колени соприкасались. — Считай, что я решил пощадить чувства близких. Ну, и свое тело.
— А это больно? — стараясь не терять голову от того, что его обнаженная кожа прижимается к её коже, поинтересовалась Лиза.
— Смотря где. Но любая боль забывается. Нужно лишь время, — Дима открыл пачку с печеньем, отчего воздух мгновенно наполнился запахом шоколада, и протянул ей одно.
— Спасибо, — со слабой улыбкой поблагодарила она, захрустев лакомством и размышляя над его словами. Интересно, как быстро забудется вся та боль, что она носит в себе? И забудется ли? Или это работает только с телесными увечьями?
От безрадостных размышлений её отвлек Дима:
— Кстати, милая пижамка. Тебе идут единороги, — он поправил перекрутившуюся лямку на её плече, задержав руку чуть дольше положенного.
Лиза мгновенно вспыхнула, то ли от прикосновенья его теплых пальцев, то ли от осознания, как именно она сейчас выглядела. Скажем так, растянутая белая майка с принтом тех самых единорогов и свободные бриджи малопонятного цвета — далеко не тот наряд, в котором девушка жаждет показаться перед парнем.
— Кажется, я немного ненавижу твоего брата, — призналась Лизка, вспомнив по чьей вине она так выглядела.
— Наверное, стоит уточнить, что он мне двоюродный, — усмехнулся Дима и поднял ладони в оборонительном жесте. — И вообще, я с лёгкостью могу отречься от него если надо.
— Ты не поверишь, что он учудил, — Лиза отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и развернулась к парню всем корпусом. — Он буквально вломился к Кате в душ! И даже меня не постеснялся!
— Так вот к чему были эти гневные речи о замках без замков, — Дима понимающе усмехнулся. — Я-то думал, придется завтра у Мишки книгу жалоб требовать, — назвал он имя директора загородного клуба, прорисовкой сайта которого не так давно занимался. — А на Пашку не обращай внимания, у него на фоне любви немного крышу рвет.
— Трудно не обращать внимания, когда тебя выставляют из твоего же дома.
— Зато сейчас ты здесь. Рядом со мной, — Дима осторожно перехватил её руку и прижал к своей груди.
— Ага, — легко согласилась Лизка, стараясь не пялиться на свою кисть, что белым пятном выделялась на фоне его оливковой кожи. Но даже если держать лицо и не глазеть вниз, то от ощущений было никуда не деться. То, как плавно вздымается его грудь, или как размеренно стучит сердце — мурашки. Тысячи мурашек. Сотни тысяч мурашек. И одно безрассудное желание податься вперед и заставить его почувствовать тот же огонь, что чувствует она.
— О чем ты думаешь? — вкрадчиво спросил он, и Лизе показалось, что сердце под её ладонью забилось чуть быстрее. Или это её собственное колотилось с такой силой, что пульсация отдавалась и на кончиках пальцев?
— О чем я думаю? — Лиза посмотрела в его глаза. У него были удивительные глаза: карие, с тёмной каемкой по краю радужек и такими же тёмными крапинками вокруг зрачков. Правда сейчас, в приглушенном теплом свете софитов, она вряд ли б смогла с такой точностью определить их оттенок. Но ей это и не нужно было, она и так знала цвет его глаз. Так же хорошо, как и помнила звук его голоса, запах тела, или то, как колется щетина на его щеках, когда он забывает побриться.
Лиза знала его наизусть и не знала одновременно. Словно песню на иностранном языке, смысл которой тебе не до конца ясен. Ты лишь догадываешься, что она о любви. Но о какой именно любви? Взаимной и счастливой? Или, наоборот, несчастной? Впрочем, ей наверняка было известно одно: она никогда не забудет эту песню.
И его — никогда не забудет.