Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)

Больше всего на свете ей хотелось бы получить хоть какие-нибудь объяснения. Понять, что вообще произошло, и думала она совершенно не о ранении, а о том, что ему предшествовало. Тот, кто мог дать ей объяснения, по какой-то причине старательно игнорировал все ее попытки заговорить.
Доев, она коротко улыбнулась своему настроению. Нагайна все еще дрыхла, свернувшись среди подушек в разобранной кровати с тяжелым бархатным пологом, и Гермиона не стала ее будить, тихо скользнув в душ. Дни с того момента, как волшебница очнулась, сливались в один бесконечный, она много и удивительно спокойно спала, а Нагайна была с ней практически постоянно, отлучаясь разве что на охоту.
Ванная комната здесь все же обнаружилась. Она все гадала, почему Малфои решили обделить самих же себя удобствами, а дверь туда, как оказалось, просто была искусно скрыта в дальней стене — и не заметишь, если не знать! — за скучной пасторалью кисти неизвестного мастера: кокетливая пастушка на ней сидела возле нескольких пухленьких овечек и открыть Гермионе соизволила далеко не сразу, смерила сначала крайне презрительным взглядом. Зеркало в полный рост вообще обнаружилось только накануне вечером — и не без помощи чьего-то безмолвного домовика — в двери так же спрятанного в стене огромного шкафа, принадлежащего, несомненно, Нарциссе.
Сначала она хотела попросить Темного Лорда (если он вообще хоть раз еще соизволит пообщаться с ней после всего… произошедшего) вернуться в «свою» спальню, но вовремя одернула себя: у нее в этом доме вообще не было ничего своего. А эта комната ей нравилась. Просторная и светлая, она располагалась этажом ниже гостевых, позволяя Гермионе перестать, наконец, чувствовать себя принцессой в башне, и, кроме того, здесь был камин, что, несомненно, оказывалось очень кстати для долгой зимы Туманного Альбиона. У малфоевской спальни оставался один весьма существенный минус: теперь, чтобы добраться до библиотеки, надо было преодолеть два коридора и лестницу, но и это, в целом, казалось решаемой проблемой. Наверное. Гермиона понятия не имела, можно ли ей все еще пользоваться библиотекой.
Что такое этот физический комфорт по сравнению с тем разладом, что творился в мыслях? Он не просто игнорировал случившееся, он как будто вообще избегал говорить с ней.
Накануне вечером произошло, надо сказать, одно весьма любопытное событие, определенно выбивающееся из череды одинаково скучных будней выздоравливающей, и свое отношение к нему Гермиона сформировать все еще не могла. Грустный эльф, что подсказал ей, как найти зеркало, как оказалось, явился не просто так. Гермиона не успела даже удивиться: ведь обычно домовики являлись всегда в строго определенное время, чтобы принести еду — этот же, прижимая уши и сутулясь, топтался у камина, когда Грейнджер, уже привычно завернувшись в покрывало и пережидая приступ головокружения, стояла у окна и смотрела на запорошенный снегом совершенно заброшенный сад и тисовую аллею. А бедняга даже не знал, как к ней обратиться!
Цель его появления Гермиону обрадовала и, одновременно, ввела в некоторое замешательство: как оказалось, ему было поручено заняться ее гардеробом, а точнее — не совсем ее в буквальном смысле слова. Из обнаружившихся в хозяйском шкафу десятков шикарных платьев и мантий на любую погоду и самые разные случаи жизни, путем весьма придирчивого отбора, эльфом (Мерлин, Гермиона и подумать не могла, что домовики разбираются в чем-то подобном!) было избрано около семи-восьми, и все наряды, несмотря на ее протесты, были по очереди перемерены по нескольку раз и тщательно и аккуратно подогнаны под ее миниатюрную (если не сказать больше — тощую) фигурку неведомой эльфийской магией. Гермиона мало смыслила в моде, еще меньше — в классической «волшебной» моде, толком никогда этим вопросом не интересуясь. Конечно же, всему этому великолепию, место которому было, скорее, в бальной зале или на красной ковровой дорожке, она несомненно предпочла бы свои джинсы и любимый свитер. Но то, что она видела в зеркале с каждой сменой платья, на секунду заставляло ее терять дар речи. Совершенно непрактичные аристократические одежды были невероятно красивыми, богатыми и, подогнанные по фигуре, удивительно шли ей; другое дело, что, в общем-то, носить их было совершенно негде, кроме спальни и библиотеки, да и смотреть на них, кроме домовиков, меняющихся раз от разу, никто и не будет (мысль о старательно (или непреднамеренно, что гораздо хуже) игнорирующем ее Темном Лорде снова неприятно кольнула сознание). Однако, все это было, определенно, лучше, чем простыня, к которой Грейнджер хоть и привыкла, но рада была бы быстрее избавиться.
 
Теперь ей предстояло надеть один из этих сложносочиненных нарядов самостоятельно. Гермиона придирчиво осмотрела предложенные ей варианты и выбрала платье, которое, как накануне пискляво уверял эльф, являлось повседневным. Оно было, несомненно, элегантным, с длинными рукавами и вполне целомудренным вырезом-лодочкой. Но спина была совершенно открытой, а подол… Словом, по лесу от Пожирателей в таком, определенно, не побегаешь. Гермиона, чей здравый смысл, несмотря ни на какие жизненные пертурбации, никуда не исчез, готова была дать руку на отсечение, что никто в своем уме не стал бы носить такой богатый атлас в повседневной жизни, но выбора у нее не было, остальное было хуже. То есть лучше. Было шикарным и совершенно бесполезным. Однако она, тем не менее, легко представляла себе Нарциссу в таком наряде, читающей книгу в великолепных интерьерах своего дома, в то время как богато одетый муж и не менее элегантный сын обсуждают в кабинете что-то весьма важное и солидное… Ну и глупости, захотелось прыснуть в кулак. Ах, Мерлин! Неловко влезая в черный атлас, Грейнджер горько качала головой и думала о том, что для нее так или иначе терялся какой-либо смысл в практичной одежде: ей все равно не суждено больше свободно колдовать. Спасибо и на этом.
Придирчиво оглядев себя в зеркале со всех сторон, Гермиона снова невольно подумала о том, что такой — в этом платье, с бледной от нехватки света и свежего воздуха кожей, с потемневшим по какой-то неведомой причине взглядом — совершенно не похожа на привычную себя, однако… осталась довольна своим видом — впервые за долгие месяцы. Несмотря на осунувшийся, болезненный вид, выглядела она и вправду весьма неплохо.
В планах ее было подняться в библиотеку; а еще было бы неплохо найти кого-нибудь из Пожирателей: как ни парадоксально, ей даже хотелось столкнуться с кем-нибудь из них. У нее был весьма рациональный, четкий и конкретный повод: Гермиона хотела вежливо попросить кого-нибудь одолжить ей свежую газету; ей очень не хватало новостей из внешнего мира, и она, даже не зная, позволено ли ей эти новости получать, подумала, что вполне могла бы провернуть подобный блеф — вряд ли ей что-то сделают и, скорее всего, не откажут.
Второй же вопрос, который она намеревалась задать (и который волновал ее на самом деле), был напрямую связан с Темным Лордом. Ей просто жизненно необходимо было поговорить с ним; чем больше времени она сидела в одиночестве, тем больше это стало напоминать навязчивую идею, поэтому она планировала найти его сама. Или привлечь его внимание: вряд ли кто-то из его «слуг» посмел бы скрыть от хозяина разговор с «пленницей-грязнокровкой».
Был у этого желания пообщаться с Пожирателями Смерти и иррациональный мотив: очень хотелось проверить, какой эффект произведет ее появление на людях. Как бы ни презирали маглорожденных достопочтенные потомки Священных Двадцати Восьми и им сочувствующие, удостоенные чести вступить в ближайший круг последователей Темного Лорда Волдеморта, с одной из этих маглорожденных им все же придется иметь дело, хотят они этого или нет. Недобрая улыбка на секунду мелькнула на ее лице, но Гермиона тут же спрятала ее.
Ну и еще одной, заключительной и самой главной причиной было желание проверить саму себя: странная, терпкая и пугающе-приятная мысль не давала ей покоя: он спас ее от Беллатрисы. От самой Беллатрисы Лестрейндж. Нет, гибель Пожирательницы, как и гибель кого бы то ни было, была ужасной, Гермиона вовсе не желала ей смерти. Оказаться в Азкабане — да, и совершенно искренне, но не смерти. О том, что мадам Лестрейндж больше нет, Гермиона узнала случайно, услышав об этом сквозь сон, как сквозь толщу воды; потом, проснувшись, вспомнила, сопоставила, поняла, что зеленая вспышка «Авады» ей не привиделась. Новость эта растревожила Гермиону, вызывая в ней странные, противоречивые чувства. Она понимала, конечно, что дело было вовсе не в ней, а в обстоятельствах, но… но ничего не могла с собой поделать. Она будто бы воочию убедилась в том, что будет с тем, кто будет угрожать ее жизни, кем бы он ни являлся. С таким знанием ей было гораздо проще преодолеть собственные страхи, и хотя по-настоящему из присутствующих в этих стенах она боялась только одного, легко и непринужденно чувствовать себя в доме, полном Пожирателей Смерти она тоже не могла. Так что то, что она задумала, было скорее проверкой себя, стратегическим ходом, необходимым в тех условиях, в которых она оказалась. И Гермиона была полна решимости.