Наследство для безумцев (СИ)

— Ты страшная женщина, — наставительно произнёс Бинн. — И мне иногда жаль Аштаркама.
— Мне его постоянно жаль, — отмахнулась Далра. — Связался он со мной на свою голову…
Бинн моментально переменил мнение и принялся убеждать сказительницу, что уж кто-кто, а Аштаркам от неё своё получает. И вообще, раз Аштаркам не говорит, что недоволен, — значит, он доволен. А раз он доволен — то и все довольны.
Далра не возражала. Хоть она и не подавала виду, но на самом деле очень устала с дороги, да и разговор с влюблённой парочкой изрядно её утомил. Поэтому вскорости она начала отвечать невпопад, а там и задремала. Бинн покивал собственным мыслям и осторожно вышел из комнаты. По пути дёрнул за ухо одного из мальчишек-слуг, шнырявших по «Трещине» с различными мелкими поручениями от постояльцев, и велел пробежаться к «Пьяному черепу», сказать тамошнему вышибале, что Далра добралась без приключений и сейчас спит. Мальчишка был из Гадюшника, приходился сыном младшей сестре Гнедого Хамути, помощника главаря одной из шаек грабителей, так что за его безопасность Бинн не беспокоился. Тамошний, разберётся.
Затем хозяин «Трещины», немузыкально насвистывая под нос народную песенку о вечной любви, отправился по своим делам. Гостя он ожидал не раньше, чем стемнеет.
* * *
Солнце уже клонилось к закату, когда пожилой раб-управляющий рискнул постучаться в дверь комнаты Джамины. К его удивлению, браниться хозяйка не стала, просто крикнула раздражённо:
— Что там ещё?
— Благороднорожденная госпожа, — раб по имени Самрук съёжился, понимая, что принёс плохие вести, но не смел не договорить, — нас осчастливил своим появлением благороднорожденный Куддар, сын Хафесты, и супруга его, почтеннейшая и достойнейшая в жёнах благороднорожденная госпожа Джеххана. С ними дочь их, благороднорожденная госпожа Амирана. Они почтительно просят благороднорожденную госпожу явить свой прекрасный лик.
Самрук мог гордиться собой — он выпалил все титулы на одном дыхании и не сбился ни разу. Впрочем, ему было не до самолюбования. Чувства госпожи к Куддару и его семейству он знал (чего там — даже разделял), и теперь опасался лишь проявления буйного нрава старшей дочери Амбиогла. Но госпожа вновь его удивила.
— Осчастливил визитом, говоришь? — задумчиво-ласково переспросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ладно, проводи их в малый зал для приёмов и вели подать прохладительные напитки. Сласти, наверное, тоже. Будь гостеприимен, вежливо скажи, что я вскоре присоединюсь к ним, вот только приведу себя в подобающий для приёма гостей вид.
— Слова госпожи в моих ушах. Но большая часть приказов госпожи уже исполнена — благороднорожденная госпожа Имида сейчас в малом зале с гостями. С позволения госпожи, я пойду и исполню те её повеления, которые ещё не выполнены мною, нерасторопным.
— Да будет так. Ты поступил верно, Самрук, ты разумный и усердный раб. А теперь ступай. Таких важных гостей нельзя надолго оставлять без присмотра. Ещё не досчитаешься потом части имущества!
Это была единственная колкость, которую позволила себе Джамина. Самрук встревоженно покачал головой. Именно таким приторно-вежливым и немного отстранённым голосом хозяин Амбиогл имел обыкновение говорить о врагах… о смертельных врагах. Старый раб тяжко вздохнул и поспешил в малый зал для приёма гостей, по пути тихонько бормоча молитву Хольтару. Да избавят боги этот дом от беды!
Джамина тем временем поспешно одевалась, путаясь в нижних юбках и тихонько ругаясь сквозь зубы. Зин-Зан поначалу глядела испуганно, а затем робко предложила помощь. Дело пошло быстрее, особенно когда пришла пора укладывать волосы в торжественную причёску — самую простую изо всех возможных, но всё же высокую и с множеством переплетённых кос. Без рабыни Джамина вряд ли справилась бы, стоило честно это признать.
На сей раз хозяйка не стала связывать юную наложницу — убедилась, что Зин-Зан послушна и даже не помышляет о побеге. Да и зачем бежать, если жизни ничего не угрожает, а на улице молодая красивая девушка без связей и знакомств вряд ли протянет очень долго. Ограничившись строгим приказом вести себя естественно и никому ничего не рассказывать, Джамина отпустила Зин-Зан в её покои, а сама отправилась к родственничкам, да расцелует их в обе щеки Умбарт, хозяин мёртвых!
 
Благороднорожденный Куддар, сын Хафесты, был высок, и в молодости слыл статным красавцем, но годы взяли своё, и крепкая мускулатура отошла в прошлое. Джамина считала его толстым, но скорее Куддара следовало назвать массивным — жир равномерно распределялся по его телу. На удлиненном, как у всех потомков Хафесты, лице застыло выражение значительности — Куддар считал себя вправе глядеть на весь мир сверху вниз. Густые брови почти срослись на переносице, крупный нос с горбинкой нависал над слегка выпяченными губами, под которыми красовалась небольшая, но холёная бородка, завитая кольцами по последней моде. Тёмно-карие глаза излучали властность. «Чувствуется древняя порода», — говорили про Куддара в городе, и, к большому неудовольствию Джамины, говорили куда чаще, нежели про Амбиогла, якобы поддавшегося тлетворному влиянию иноземцев. Куддар, в отличие от брата, всячески подчёркивал свою приверженность старым добрым традициям, и даже сейчас, когда жаркий день подошёл к концу и сменился лёгкой вечерней прохладой, на плечах его красовалась не тёплая куртка, а лёгкая шёлковая накидка, вручную расшитая сценами из деяний великих героев.
Жена его, Джеххана, в молодости слыла первой красавицей Падашера, да и сейчас выглядела очень привлекательно. Лишь едва заметная сеточка морщин возле глаз, скрытая искусно наложенным макияжем, да начавший слегка расплываться подбородок выдавали её истинный возраст. Фигуре же до сих пор могла позавидовать почти любая девушка. Впрочем, красоту черт этой женщины портил чересчур надменный взгляд и поджатые губы. Всё ей казалось не так, она могла придраться к прислуге по малейшему поводу и без повода вовсе. Поговаривали, что Джеххана свела в могилу не одну служанку, на которую бросил тёплый взгляд её супруг. Наверное, внезапно подумала Джамина, именно потому у Амбиогла всегда хватало лазутчиков в доме у брата, готовых выведывать тайны старшего сына Хафесты не за страх, а за совесть. Даже самый распоследний раб имеет право на чувства, а если твою возлюбленную сводят в могилу лишь за пару ласковых слов от хозяина, так поневоле озвереешь.
Воистину, умной женщиной Джеххану назвать не решился бы никто, однако хитрости и злости ей всегда было не занимать. Изворотлива и жестока — так про неё судачили досужие сплетники. Дочь свою она третировала беспощадно, а сыну не доставалось лишь по причине его скорбного разума.
Интересно, сможет ли Куддар со временем купить сыну невесту? Пока даже самые захудалые, битые-перебитые жизнью провинциалы, для которых счастьем было, когда мясо дважды в неделю подавалось к их столу, стыдились отдать дочерей за такого жениха. Но если состояние Куддара сольётся с богатствами брата и превысит все мыслимые и немыслимые пределы, чья-нибудь жадность обязательно перевесит и стыд, и совесть, и любовь к дочери…
Джамина надеялась, надеялась искренне, что чаша злодеяний дядюшки ныне переполнилась, и боги воздадут ему за содеянное уже в этой жизни. Раньше она думала о возможности прощения для Куддара — если он раскается, примирится с братом, будет истово молиться. Эти времена прошли. Старший сын Хафесты убийством собственного родича перешёл все возможные пределы, и не будет ему милости, и возмездие справедливых богов падёт на голову его. А от богов никуда не скрыться, вопли злокозненных, как известно, только радуют псов Умбарта, воздающих гневом и болью за учинённые мерзости.
 
Ни одна из этих мыслей, промелькнувших в мгновение ока, не отразилась на лице Джамины, когда она вошла в зал и церемонно приветствовала гостей. Имида, увидав на губах сестры приветливую улыбку, заметно приободрилась и нежным голосом, похожим на звенящий колокольчик, произнесла: